Стивен Кинг - Девочка, которая любила Тома Гордона

Заглянула в капюшон, в полной уверенности, что не увидит в нем ничего, кроме воды: она упустила и вторую рыбку, по-другому и быть не может, девочкам не под силу поймать форель, даже молодую и глупую, тем более в капюшон от пончо, просто она не заметила, как рыбка выскользнула. Но форель плавала в капюшоне, словно моллинезия в аквариуме.

– Господи, так что же мне теперь делать? – спросила Триша. Спросила совершенно искренне, потому что действительно не знала.

Ответила, однако, не душа, а тело. Она видела множество мультфильмов, в которых Уил Е. Койот смотрел на Бегающую Кукушку[26], и у него на глазах она становится главным блюдом праздничного обеда на День благодарения. Она всегда смеялась, Пит смеялся, даже мамик смеялась, если в этот момент подходила к телевизору. А теперь Триша не смеялась. Ягоды и орешки размером с семечки подсолнуха – это хорошо, но недостаточно. Они не насыщали, даже если есть их вместе. Поэтому на форель, плавающую в синем пластиковом капюшоне, тело Триши отреагировало совсем не так, как на орешки и ягоды. Что послужило толчком, откуда пошла реакция, Триша сказать не могла, но внезапно все ее тело зашлось беззвучным криком (ДАЙ ЕЕ МНЕ, ДАЙ), и крик этот не имел никакого отношения к ее разуму. В капюшоне плавала форель, очень маленькая форель, но, что бы ни видели глаза Триши, тело знало, что это обед. Настоящий обед.

И когда Триша опускала капюшон на остатки пончо, все еще расстеленные на каменном выступе, в голове вертелась только одна мысль: я это сделаю, но никогда никому об этом не расскажу. Если меня найдут, если меня спасут, я расскажу им все, кроме того, как села в собственное дерьмо… и об этом.

О том, что делать дальше, думать ей не пришлось. Тело отстранило мозг и взяло бразды правления в свои руки. Триша выплеснула содержимое капюшона на засыпанную иголками землю, подождала, пока маленькая рыбка перестанет биться и затихнет. Потом подняла ее с земли, положила на пончо, острой гранью камня, того самого, которым отрезала капюшон, вскрыла форели живот. Из него вылился наперсток склизкой жидкости, не похожей на кровь. Внутри Триша увидела красные внутренности. Соскребла их ногтем. Добралась до кости. Половину удалось вытащить. Все это время разум пытался занять положенное ему место. Ты не можешь есть голову, убеждал он Тришу, и ровный, спокойный тон не мог замаскировать скрывшихся за ним ужаса и отвращения. Я про… глаза, Триша. Глаза! Тут тело отпихнуло разум, уже куда грубее. Когда мне понадобится твое мнение, я стукну железкой по прутьям твоей клетки, как-то сказала Пепси Робишо.

Триша подняла рыбешку за хвост, отнесла ее к ручью, промыла в проточной воде, чтобы счистить с нее иголки и грязь. Потом закинула голову назад, открыла рот и откусила верхнюю половину форели. Маленькие косточки затрещали на зубах. Разум попытался показать Трише, как глаза форели вылезают из орбит и вываливаются на язык капельками темного желе. Она увидела что-то смутное, но тело тут же разобралось с разумом, отвесив ему здоровенную оплеуху: нечего показывать девочке всякие гадости. Вернешься, мол, когда в этом возникнет необходимость. Вместе с воображением, которое сейчас тоже ни к чему. Сейчас парадом командует тело, а раз тело сказало – обед, значит, будет обед. Ничего, что еще утро, обедать можно и утром, а на обед сегодня подана свежая рыба!

Верхняя половина форели одним глотком миновала горло и по пищеводу спустилась в желудок. Вкус был отвратительный и одновременно потрясающий. Вкус жизни. Триша поболтала второй половиной форели над вскинутым вверх лицом, вытащила еще кусочек кости и вместе с хвостом отправила в рот, предварительно прошептав: «Позвоните по телефону 1-800-54-FRESH-FISH[27]».

Когда и вторая половина форели последовала за первой в желудок, Триша посмотрела на ручей, вытерла рукой рот и задалась вопросом, вырвет ее сейчас или нет. Она съела сырую рыбу, во рту еще стоял ее вкус, но Трише с трудом в это верилось. Желудок забурчал, и Триша подумала: «Вот и все». Но нет, она рыгнула, и желудок сразу успокоился. Триша отняла руку ото рта, увидела на ладони несколько сверкающих чешуек. Скорчив гримаску, вытерла их об джинсы, затем вернулась к рюкзаку. Положила остатки пончо и отрезанный капюшон (который показал себя отличным неводом, во всяком случае, сгодился для того, чтобы поймать молодую и глупую форель) поверх продуктового запаса, защелкнула пряжки, закинула рюкзак за плечи. Она испытывала прилив сил, стыда, гордости за себя. Возможно, она немного температурила и была чуть не в себе.

Я не буду рассказывать об этом, вот и все. Я не обязана рассказывать об этом и не расскажу. Даже если выберусь отсюда.

– И я заслуживаю того, чтобы выбраться, – добавила Триша вслух. – Тот, кто может съесть сырую рыбу, заслуживает того, чтобы выбраться.

Японцы постоянно едят сырую рыбу, напомнила ей наглая паршивка, едва только Триша зашагала вдоль ручья.

– Вот им я все и расскажу, – отрезала девочка. – Если когда-нибудь поеду туда, обязательно расскажу.

Пожалуй, впервые наглая паршивка не нашлась с ответом. Чем немало порадовала Тришу.

Она осторожно спустилась по склону в долину, где ручей петлял в смешанном лесу. Хвойные и лиственные деревья росли очень плотно, зато почти не было подлеска и колючих зарослей. Так что Трише удалось преодолеть приличное расстояние. Ощущение, что за ней наблюдают, не возвращалось, съеденная рыбка прибавила ей сил. Она представляла себе, что рядом с ней шагает Том Гордон и они очень увлечены разговором. Речь преимущественно шла о Трише. Том, похоже, хотел знать о ней все: какие у нее любимые предметы в школе; считает ли она мистера Холла злым только потому, что он задает домашнее задание на пятницу; чем раздражает ее Дебра Джилхоли; о том, как она и Пепси хотели на прошлый Хэллоуин[28] вырядиться, как «Спайс герлз», но мамик сказала мамику Пепси, что та может наряжаться, как угодно, но ее девятилетняя девочка не будет ходить по чужим домам в короткой юбке, крошечном топике и на высоких каблуках. Том Гордон сочувственно кивал, разделяя негодование Триши.

Она рассказывала Тому, что они с Питом собирались подарить отцу на день рождения картинку-головоломку, одну из тех, что выпускались одной вермонтской компанией (а если головоломка окажется слишком дорогой, ограничиться чем-нибудь попроще), когда резко остановилась. Остановилась и замолчала на полуслове.

С минуту смотрела на ручей, уголки рта опустились, одной рукой она автоматически разгоняла мошкару. Между деревьями прибавилось кустов, сами деревья стояли уже не так близко друг к другу, стало больше света. Вокруг стрекотали цикады.