Между двух огней - Кристофер Бьюлман
Он поднял ее, когда она, зажав ключ в своем маленьком кулачке, выгнулась всем телом навстречу запертому засову, который держал еврея.
— Нет! — закричала она. — Дай я попробую!
— Отведи ее домой!
Что-то стукнуло, теперь уже ближе.
— Пожалуйста... — сказал продавец специй.
— Пожалуйста, — сказала девочка более мягко.
— Черт возьми, — сказал Томас, опуская ее на землю и забирая у нее ключ. Он собирался бросить его в грязь.
— Пожалуйста, сэр. Сэр Томас, — прошептала она.
Он сплюнул, затем вставил ключ в замочную скважину:
— Видишь? Этот ключ, блядь, не подходит!
Но он подошел.
Он повернул его.
Замок открылся, и еврей встал.
Какой-то мужчина, находившийся не более чем в двух кварталах от них, закричал:
— Отпустите! Отпустите меня!
— ПОЖАЛУЙСТА! — взвизгнул продавец специй.
Девочка взяла ключ у Томаса, который не пытался ей помешать, и открыла другой позорный столб. Нечестный торговец резко выпрямился, побежал, споткнулся о кирпич, который раньше висел у него на шее, и подвернул лодыжку. Он захромал в направлении, противоположном крику мужчины, но отдаленный стук доносился и оттуда. Ночь, казалось, поглотила его полностью.
— Ты что-то хочешь? — спросил еврей.
— Да, — ответила она. — Но они уже получили это... твою тележку.
— Они получили ту, которую я тебе показывал. Не эту.
Он снял с шеи пеньковую веревочку, на конце которой болталась деревянная трубка, торчавшая из-под рубашки. Она была размером с футляр для флейты. Он отдал ей трубку. Она его поцеловала.
Томас подхватил ее на руки и побежал, пока она накидывала веревку себе на шею.
— Когда? — крикнул еврей ей вслед.
Но она не ответила.
ДВЕНАДЦАТЬ
О Тех, Кто Стучит в Ночи
Когда они подошли к двери дома резчика по дереву, у Томаса хватило здравого смысла не стучать; он позвал: «Священник!» и потом девочка сказала: «Аннет! Это я». Засов отодвинулся, дверь открылась и резчик по дереву жестом пригласил их войти. Супружеская пара и священник были бледны от страха.
Жеан прошептал Томасу на ухо:
— Они здесь. В квартале.
— Я знаю, — сказал Томас.
— Они близко.
Муж и жена уставились на закрытые ставнями окна и запертые на засов двери, прислушиваясь к стуку, который, несомненно, приближался. Томас поднял свою кольчугу и начал ее натягивать. Он также надел кольчужные перчатки. Аннет произнесла Аве Мария, к которой присоединились ее муж и священник, хотя священник наблюдал за девочкой.
Дельфина склонилась над фитилем, утопленном в жире, который теперь превратилось в могильник мотыльков; мотыльки садились на ее волосы и порхали вокруг нее, когда она открывала трубку, которую дал ей еврей. Петли были крошечными и изящными, но ее маленькие ручки были созданы для того, чтобы открывать такие вещи. Внутренняя часть трубки была обтянута коричневой кожей, на фоне которой едва виднелся ржавый железный стержень грязно-серого цвета. Она взяла его в руку. Это было не то, что она ожидала увидеть; не острие в виде листа или треугольника, как у копья для кабана; скорее, это был тонкий стержень, плавно сужающийся к концу; больше похоже на кочергу, чем на настоящее копье. Она потрогала большим пальцем острие и обнаружила, что оно все еще достаточно острое, чтобы у нее перехватило дыхание. Действительно ли этот кусок металла был воткнут под ребро Ему? Казалось невероятным, что что-то или кто-то еще в этом мире действительно прикоснулся к Нему. Но это было так. Это было оно. Она поцеловала наконечник копья и положила его обратно в футляр. Ей пришло на ум слово пилум, и она задумалась, вычитала ли она его в книгах своего отца, или оно просто пришло ей на ум, как и многие другие слова в последнее время.
— Что это? — спросил отец Матье.
— Ты знаешь, что это такое.
Никто из них не спал.
Они стояли вокруг стола или сидели, прислонившись к стене.
Ближе к рассвету что-то тяжелое ударилось о фасад здания. Дельфина затаила дыхание, а потом чуть не описалась, когда мул заревел рядом с ней.
И тут что-то заскреблось в закрытое ставнями окно.
— Пожалуйста, Боже, пожалуйста, ангелы, не оставляйте меня одну, — взмолилась она.
Священник встал перед ней и положил руку ей на грудь. Она схватила его за мизинец и почувствовала, что он дрожит. Томас и Жеан подошли к двери, рыцарь держал меч за спиной, готовый нанести удар, резчик по дереву держал молоток. «Отойди», — прошептал Жеан жене, но она осталась на своем месте, прямо за его спиной.
То, что было снаружи, постучало в окно. Дельфина схватила священника за палец с такой силой, что причинила бы ему боль, если бы он не был так взволнован, что не почувствовал этого. Оно постучало снова, более настойчиво. Все, кроме Томаса и девочки, перекрестились.
— Приди, святой Михаил, приди, святой Себастьян, не оставляй нас одних, — шептала Дельфина, но чувствовала себя покинутой; сейчас их убьет какая-то злая тварь, и Бог не хотел или не мог вмешаться.
Существо снаружи сделало два тяжелых шага и забарабанило в дверь. Сильно. Дельфина взвизгнула. Жеан прикрыл рот жены свободной рукой, чтобы она не захныкала, но потом захныкал сам. Дельфина слышала, как Томас дышит, словно кузнечные меха, готовясь к бою; она знала, что, несмотря на все свои недостатки, он скорее умрет, чем позволит причинить ей вред. Она почувствовала себя в бо́льшей безопасности.
Затем снова грохнуло с такой силой, что со стены посыпалась штукатурка, и здание затряслось, заставив покачнуться нескольких длинноголовых деревянных святых и девственниц в мастерской. Мул бешено заревел и заметался из стороны в сторону, не в силах убежать и не находя кого лягнуть. Он опрокинул ведро с водой, и Дельфина почувствовала, как вода течет у нее между пальцами ног.
Стук продолжался, все быстрее и быстрее, сводя с ума. Томас потянулся к двери, собираясь покончить с этим, но Жеан опустил его руку и покачал головой, широко раскрыв глаза от страха и предупреждения.
Потом все стихло.
Некоторое время все было тихо, но Дельфина знала, что это еще не конец. Взрослые в комнате застыли, как заводные фигурки, и скоро они снова начнут двигаться, как будто в комнату ворвался ад. Ожидание было очень тяжелым. Священник погладил ее по волосам, как успокаивал бы собаку. Она услышала его учащенное дыхание и поцеловала его руку. Его дыхание замедлилось.
И тут они услышали это.
Детский плач.
На улице, прямо за дверью.
— О Боже милостивый,
