Далия Трускиновская - Пьесы

Старица Марфа. Страхи мои были напрасны — не знаю, как, но муж договорился с князем Шуйским. Ведь после бойни в Кремле толпа на Красной площади выкрикнула Василия Шуйского царем. Не все его признали, но он думал, будто справится и усмирит народ. Муж вызвал меня с детьми в Москву — он сговорил нашу Танюшку замуж за хорошего жениха, князя Катырева-Ростовского. А самому ему пришлось ехать в Ростов — как полагается митрополиту Ростовскому. Шуйский же вдруг собрался венчаться на княжне Буйносовой-Ростовской, которая мне очень полюбилась. Мишеньку он сделал стольником. И все было ладно, все было гладко, да только ненадежно. И дождались!

Марина. Письмо из Самбора от пани матушки пришло! Там человек объявился — назвался московским царем Дмитрием! Услышал Бог мои молитвы! Его поселили в бернардинском монастыре, и туда стали стекаться люди, желавшие ему служить! Как умно я сделала, что не уехала из Московского царства! Мне суждена корона, она моя по праву, здесь меня венчали на царство, здесь я добьюсь своего!

Старица Марфа. Муж писал — Василий Шуйский делает все, что может. Ненадежных воевод сменяет, войско собирает, с монастырями договорился и деньги от них получил — лишь бы в царстве опять стало тихо. А тут из Польши весть пришла — там царь Дмитрий объявился! И за него два гетмана воевать готовы — Ружинский и Сапега. Да что ж это делается? Ведь и мощи царевича в Угличе найдены, в Москву доставлены, чудотворной святыней объявлены! Как у него только наглости хватило!

Инокиня Марфа приподнимается на локте, ей вдруг стало любопытно.

Марина. Нужно ехать к мужу. Нужно ехать!

Старица Марфа. А Шуйский — ну, не поворачивается язык звать его государем! — богатую свадьбу затеял, и ни до чего ему дела нет — только молодую жену хочет ласкать! Доласкается… Народ уж на Красной площади кричит: есть нечего, помираем голодной смертью! Города от государя отлагаются, бунтовщиков впускают. А бояре требуют, чтобы царь Василий договорился с польским королем и король забрал с наших земель своих панов. Паны-то с самозванцем уже под самой Москвой стоят, ставка у них в Тушине, — а как Москву оборонять, коли народ недоволен и есть нечего? Мало того — польское войско так велико, что часть его пошла брать Ростов. Господи, убереги Феденьку… митрополита Филарета и весь люд православный!.. Он ведь не пожелает поддаваться, он ведь спасать Ростов будет! За что, Господи? За что нам эта война? Дети гибнут, Господи!

Марина. Этот их самозваный пан царь заключил-таки с нашими послами трехлетнее перемирие. Меня с семьей московиты должны были довезти до польской границы. Но с условием, будь они прокляты! Мне велено отказаться от титула русской царицы! Мне! Мне, царице, которую венчали на царство! И нас повезли!

Ясновельможный пан отец, сказала я, разве я мелкопоместная шляхтянка? От царского титула не откажусь! Надо попасть в Тушино к моему любезному супругу!

Я страстно желала опять быть с ним. Страстно, всей душой. Он должен был подарить мне царевича. И тогда ни один дьявол не согнал бы меня с московского трона. Я хотела быть с ним в постели, хотела целовать его… он нравился мне, он был со мной ласков… чего же еще? И он не менее моего хотел, чтобы родился царевич!

Пан отец тайно послал письмо в Тушино, чтобы нас, когда мы поедем от Москвы на Смоленск, перехватили и отбили. И все вышло отменно, и я под охраной бравых молодцов пана Сапеги ехала к мужу, и пела от счастья, но князь Мосальский предупредил меня. Пани Марина, сказал он, вы чаете увидеть своего пана Димитра, но вас ждет совсем другой пан, носящий то же имя. Я закричала, я отказалась ехать дальше! Мне был нужен мой муж, московский царь! Пан Сапега пять дней уговаривал меня. У нас нет для вас другого русского царя, так сказал он мне, или вы берете этого, или отправляйтесь в Самбор и будьте там вдовой неизвестно чьей… Я — вдовой? Чтобы все надо мной потешались? Нет, сказала я, нет, панове! Черт с вами, везите меня в Тушино…

Пан отец приехал туда раньше, получил много денег, северскую землю под свою руку и четырнадцать городов. Он тоже уговаривал меня — и я согласилась при встрече признать в том человеке своего мужа. Это было необходимо.

Я увидела его и ощутила неслыханное омерзение. Как могли признать за русского царя этого урода? В лагере были люди, которые знали моего мужа, — как они могли изменить мужу и называть государем этого гнусного мерзавца? Я выполнила отцовскую просьбу, я при всех его обняла, а потом заперлась в своей комнате и отказалась с ним встречаться. Пан отец уговаривал меня. Ты должна сделать это ради своего будущего — говорил он. Ты должна родить царевича — а потом с этим паном что-нибудь случится…

Я сказала — как мне лечь в постель с человеком, который мне не муж? Пан отец ответил — можно устроить тайное венчание. Это будет правильное венчание, в лагере есть наши, католические священники. Что мне оставалось?

Инокиня Марфа. Нет, не он, не он… молчит мое сердечко…

Опять ложится.

Старица Марфа. Беда, беда! Войско самозванца взяло Ростов. Муж заперся с верными людьми в церкви, церковь взяли приступом. С него богатые ризы сорвали, дали худые, под стражей повезли в Тушино, к тушинскому вору. Хорошо хоть, мы с сыночком успели уехать.

Господи, что будет? Хоть доченька теперь замужем, есть кому о ней позаботиться. А сынок? Я одна — ему защита и оборона, мать и отец… Господи, сделай меня каменной, чтобы ему за мной от пуль и ножей укрыться! Господи, не оставь!

Марина. Я стала его женой и слово себе дала — даст мне царевича и более ко мне пальцем не прикоснется. Смерд неотесанный! Как только его наши паны терпели? Он был мне гадок. Но он был мне нужен…

Однажды, когда у нас собрались воеводы и бояре, он показал мне на черноусого и черноглазого пана. Это Иван Заруцкий, сказал мой злосчастный пан супруг, я многим ему обязан, будьте с ним любезны, пани. Он собрал и привел к нам пятитысячный отряд. Он славно бьется. Недаром он казацкий атаман.

Ян Заруцкий, — повторила я, на наш лад. Ему тридцать лет, он высок, статен. Вот кто должен стать отцом царевича, а не жалкий урод, которого сделали Дмитрием лишь потому, что не нашли никого лучше! Как-то надо это устроить…

И я поймала его взгляд.

Так на меня еще никто не глядел! Матерь Божья, что со мной будет?

Старица Марфа. А войско в Тушине растет. Муж там принят отменно, вот только дивно мне — как это его там нарекли патриархом? Мой муж — патриарх? Может, и впрямь государь Дмитрий Иванович, которого я еще Григорием знавала, уцелел? А в Москве его зовут тушинским вором. Плохо в Москве — никак царь Василий Шуйский народу не угодит. Голод начинается. Уехать бы подальше и пересидеть всю эту смуту.