Юлия Аксенова - Повелитель ветра

Ели, наконец, ягоды. Нахваливал! Обещала дать ему корзину с собой – согласился с охотой.

Он засобирался. Чувствуя неловкость, все-таки выдержала – не предложила остаться. Он решил не переодеваться: ночь, никто не увидит, что он в дачных старых шортах!

Велел мне обязательно завтра утром изжарить купаты, чтобы не испортились. Но на следующий день я ехала в Москву, привезла их домой свежими и забросила в морозилку. Время от времени доставала оттуда по штучке. Последнюю купату торжественно съела в ноябре, после разрыва, давясь слезами.

Стала собирать грязную посуду – спросил, справлюсь ли с ней сама, не надо ли помочь. Мало того что готовил, так еще и посуду мыть! Отказалась, так как от усталости хотелось скорее остаться одной. Только от усталости! Отнесся к моему отказу легко, не настаивал, что несколько смазало впечатление от самого предложения.

Прощаемся на просеке у его машины. Он: «Ну, давай обнимемся!» Целомудренно, по-дружески. Но: я попала в его объятия и почувствовала… Что не хочу из них вылезать? Что хочу его? Что мне так очень хорошо?.. Скорее, почувствовала уже не «я», а нечто теплое, живое, доброе, трепетное, возникшее не во мне, не в нем – в «мы». Дальше еще поболтали. Приятно, что он склонен «зацепляться языком» – мы и в этом похожи! Заметила эту особенность еще в телефонных разговорах. Значит, ему хочется и важно что-то мне сказать! Обсудили тему роста. Он опять повторил, что мы – высокие. Я ответила, что он значительно выше меня. Он: «Еще не хватало, чтобы я был ниже тебя!»

Опять прощаемся. Он: «Давай поцелуемся!» Опять целомудренно: по-дружески, в щеку. И вдобавок еще раз обнялись. Я сдалась, пропала, готова на все. Но он удивительно тонко чувствует мое настроение, или наши состояния так точно совпадают: не сейчас! Просто не сейчас.

Стал размышлять вслух, как ему лучше выехать: то ли подать вперед и там сманеврировать, то ли задним ходом. Позабавило: «А может, тупо развернуться?» Оказалось, его любимое словечко. Ничего себе тупо! Развернуть на нашей узкой просеке такую длинную машину! Однако он справился довольно легко и без моей бестолковой помощи. На прощание громко пообещал, предельно понизив голос: «I'll be back!» Думаю, было похоже на Терминатора, но я не смотрела. Обещание страшно обрадовало!

Через несколько дней он спросил в эсэмэс: «Ты еще будешь зазывать меня к себе на дачу?» Тогда окончательно стало ясно: ему не в лом сюда ехать, чтобы увидеться!

Накрыла собранную на верстаке посуду большим тазом – от кошек и прочей живности. Завтра помою! И наконец-то спать!

А вместо сна до пяти утра сочиняла стих. Несколько позже он обрел законченную форму, но основное придумалось уже тогда:

Ветерколебанием занавеси на окневходит ко мнев дом.Дотого, как меня встретили стал нужен,обретая имя того, кто с тобой дружен,как тебя звали,ветер?Вздох в дальнемуглу моего жилища —плеском волны о днище.Облаком – пыль, и трепещут паучьи сети:достойной опоры ищетветер!Ищет – и не находит —ни в доме моем, ни в природе.Но тот,кто его ждет,расставляет на всякий случайперемет парусины летучей.Попадись ему,ветер!Брось гоняться за листьями,ломать города и ветки.Щурит веки,пережидая шквал,тот, кто тебя позвал.Он тобою давно бредит;в его мыслях одинветер;в его сердце гудитветер…Он ко мне спешит, чтоб поверитьсамому себеи в любовь.

На следующий день писала об этом В.Л., а та мне: «Ставлю тебе диагноз как доктор: ты влюбилась! Поздравляю!»

Утром спохватилась: обещанную корзинку забыла ему отдать. Написала эсэмэс: «Как доехал?» Попросила прощения за то, что не предложила остаться, мол, постель неудобная (что правда), с душем проблемы. Вдобавок – паническое: «Гриша, а ягоды-то?! Забыли!» Его ответ: «Ксюша, спасибо за заботу! Остаться было невозможно по многим причинам. Без ягод за завтраком страдал!»

Начался активный обмен эсэмэсками. Каждый день – минимум по две, а то и больше. Я думала, что ему не очень хочется писать: эсэмэски – развлечение для зеленой молодежи, да и некогда на работе настукивать тексты. Но хотелось поддерживать контакт, чтобы он не утерял интереса, а звонки я не могла себе позволить. Были очень нежные: «Вечер. Ты слушаешь «Маячок». (Я рассказывала ему, что слушаю приемник на батарейках.) Мы часто не совпадали по времени: я уже отчаялась получить от него записку и выключила телефон, чтобы не ждать, а утром получаю: мол, спокойной ночи! Отвечаю: уже с добрым утром. Или я ему: спокойной ночи! Долго жду ответа – нету. Он мне утром: «Вечером заснул – пропустил твою эсэмэс. Прости!» Тогда-то приучилась держать телефон вечно включенным, кроме ночи. Много ездила по хозяйственным делам, нужно было выбирать и покупать рамы, двери. И нарочно подолгу не смотрела на телефон: пусть подождет ответа, он ведь тоже частенько заставляет меня долго ждать!..»

До сих пор Ярослав продолжал читать по инерции. Даже не читать – видеть и слышать происходящее: он был отлично знаком с некоторыми привычками Матвеева, которые ставили Ксению в тупик, в записках проскакивали характерные словечки – тексты эсэмэсок и реплики героя Ксе-ниного романа звучали знакомым голосом. Ярослав чувствовал запах блюд, которые Гриша любил готовить. Он снова и снова цеплялся глазами за рваные, нервные строчки и не мог пропустить ни одной.

Но вот наконец прерваться удалось, и Ярослав ужаснулся тому, что делает. Ведь Григорий никогда не позволил бы ему проникнуть так глубоко в тайну своей личной жизни!

Но миндальничать некогда! Надо срочно разбираться с дырой – спасать президента «ЧеНепа». Хорошо, что тот сегодня пораньше покинул офис, но вернется ведь!.. Если успеет… «Завтра позвоню ему, – решил Ярослав, – открыто предупрежу об опасности. Только бы Ксению не выдать!..»

Ярославу необходимо было узнать, что за отношения связывали Ксению и Григория и по какой причине мужчина и женщина расстались: это прольет наконец свет на то, как образовался разрыв в структуре пространства и времени. Но об этом надо просто расспросить Ксению при личной встрече.

Пробуждение далось Ярославу тяжело. За три с половиной часа сна сумятица впечатлений прошлого дня забродила в голове, но процесс был прерван в самом разгаре, и теперь в башке плескалась муть – словно недобродившее и стремительно закисающее на открытом воздухе сусло. Не помогли ни силовые упражнения, ни холодный душ. Кот нагло продолжал дрыхнуть, сладко развалившись посреди кровати, и служил наглядным примером, как может быть хорошо каждому, кто не спешит с утра пораньше по неотложным делам.