Вера Крыжановская - Грозный призрак

Мэри выпрямилась, лицо ее раскраснелось, глаза радостно вспыхнули, а слезы высохли, словно по волшебству.

— Конечно, я все прощаю вам, вы не любите более эту гадкую, грубую женщину, а любите меня! Так могу ли я осуждать вас? Никогда, потому что я тоже вас люблю, а когда любят — прощают все.

С блаженной улыбкой нагнулась она к нему.

— А что скажут ваши родители? — прошептал он, привлекая ее к себе и целуя в розовые губки.

— О! Они будут очень рады. Все так любят вас и уважают. Я собственными ушами слышала, как папа говорил: «Жаль, что такой ученый, врач и умный человек подпал под влияние этой ведьмы!» Но, так как вы ее не любите, значит, все будет хорошо.

Не будь это сказано страстно любимой девушкой, то ее слова звучали бы жестокой насмешкой: настолько общеизвестна была его позорная связь, если о нем говорили Так открыто и с состраданием. Но в данную минуту Заторский был слишком счастлив, и даже не почувствовал укол самолюбия.

— Я постараюсь загладить прошлое и сделаться достойным незаслуженного счастья, выпавшего мне. Только, Мэри, я очень хочу, чтобы вы уехали отсюда.

— Я сама решила уехать и даже написала об этом папе. Я рассчитывала отправиться послезавтра, хотя мама еще заграницей.

— Отлично. Под предлогом дел в городе я провожу вас. Только не говорите о нашем объяснении и даже скрывайте ваш отъезд до последней минуты.

— Ничего не скажу этой злой бабе. А ехать с вами я рада. Господи, как весело! — прибавила она, хлопая в ладоши. — Да будет же благословен бродячий рыцарь! Не появись он, вы не пришли бы сюда, и мы не были бы счастливы. Как только приедем в город, я закажу обедню за упокой его души. Слава Богу, что вы решили исправить прошлое и вам не придется странствовать, подобно ему, — добавила она с таким наивным удовольствием, что Заторский от души рассмеялся.

В эту минуту Паша отворила дверь, а доктор встал и поцеловал руку Мэри.

— Теперь выпейте чаю, дорогая моя, примите успокоительных капель, лягте и думайте обо мне, — нежно сказал он.

Оставшись, наконец, одна, Мэри встала на колени перед иконой Божьей Матери и горячо помолилась, благодаря небесную Покровительницу за ниспосланное счастье…

ГЛАВА X

Утром барон прислал телеграмму с извещением о своем приезде на следующее утро.

Баронесса сказалась больною и около десяти часов послала за доктором, который тотчас же пришел, но был холоден и сдержан.

Осмотрев ее, как подобает врачу, он прописал лекарство и посоветовал лежать, что было лучшим средством доставить себе случай поговорить несколько минут с Мэри, о чем он только и думал.

Баронесса была раздражена его холодностью и подозрительно оглядела его. Было ясно, что в нем произошла радикальная перемена, но никогда ее возлюбленный не казался столь подозрителен. Неужели он до такой степени обиделся на ее пощечину? Да ведь она же не в первый раз применяла к нему подобные исправительные меры.

Чтобы скрыть досаду, она принялась хныкать, будто бы из-за страшного видения, и сокрушаться о беде, которая, вероятно, грозит ее бедному Максимилиану.

Аннушка готовила своей барыне стакан лимонада, когда вошел Заторский, но как только доктор взял руку больной, чтобы пощупать пульс, горничная исчезла, как тень. Видя, что жалобы не производят никакого действия, баронесса схватила руку доктора и спросила, нежно глядя на него:

— Вадим, что значит ваше недовольство? Неужели вы все еще дуетесь на меня? Ну, поцелуйте же меня, приказываю вам, и конец всему.

Заторский вырвал руку и быстро отшатнулся. Отвращение, ясно отразившееся в его взгляде, которым он окинул лохматую голову, полинявшую, смятую шелковую кофту и весь беспорядочный ночной туалет, вызвало краску на лице баронессы.

— Вы забываете, Анастасия Андреевна, оскорбление, которое осмелились мне нанести, — хмуря брови произнес он. — Чувство собственного достоинства не позволяет мне переносить дольше такое обращение. Впрочем, вы напрасно раздуваете пепел — единственный остаток нашего безрассудства. По крайней мере с моей стороны не осталось ни одной искры. Кроме того, возвратился ваш муж, а вы так любите его, судя по вашим постоянным уверениям, что мне остается только безропотно уступить ему свое место.

Баронесса вскочила с таким проворством, какого нельзя было ожидать от нее пять минут назад, видя ее умирающий вид и слыша слабый, разбитый голос.

— Подлый изменник, укравший мой покой, теперь хочет скинуть меня, как ненужную тряпку, — вскрикнула она задыхающимся от бешенства голосом. — Распутник, бесстыдник и неблагодарный! Я пожертвовала тебе своей честью, счастьем и добрым именем, а теперь ты отталкиваешь меня. — Голос ее оборвался и она разрыдалась. — Но я не потерплю этого, — продолжала она захлебываясь. — Я люблю тебя, и ты останешься моим.

Она опять схватила его руку и прижала к губам, но он вторично вырвался и отступил, уже взбешенный.

— Никогда! Я не могу больше! Вы мне гадки и противны! Ничем вы мне не пожертвовали и никогда не любили меня. Когда я хотел бежать из вашего дома, вы — бесстыдная и развратная — систематически соблазняли меня: вы бросились мне на шею, увлекая меня в грязь своего животного сладострастия. Что касается вашей чести, то вы пожертвовали ею гораздо раньше, а я, как муха, попал в паутину. Впрочем, оставим этот вопрос: вы больны сегодня, а после, в свое время, мы возобновим разговор.

Он почти выбежал из комнаты, а баронесса повалилась на подушки в припадке истерики, судорожно рыдая. Но утихла она скорее, чем можно было ожидать, и с закрытыми глазами погрузилась в тяжелые думы, а единственным предметом ее размышления было вернуть и более уже не выпускать строптивого любовника, пожелавшего избавиться от нее. Наконец, в черством сердце и коварном воображении этой вакханки созрел план, который, однако, был до того подл, что перед ним отступила бы менее испорченная женщина. Окончательно остановившись на своем дьявольском умысле, Анастасия Андреевна приняла успокоительных капель и уснула.

В это время доктор и остальные обитатели замка завтракали, а главным предметом разговора было вчерашнее видение. Рыцарь-привидение и его история занимали всех, даже гувернантка-француженка, несмотря на заядлый скептицизм, не решалась отрицать существование призрака, который видели восемь здравомыслящих людей. Легенда рассказывала только, что некий ливонский рыцарь, заподозренный ревнивым мужем, был убит и замурован в старой капелле замка.

— Подождите, господа, мне кажется, что я могу удовлетворить ваше любопытство. Роясь в библиотеке я нашел старинную книгу в кожаном переплете со странным заглавием: «Поучительная и страшная история барона Вильфрида, жены его Греты и преступного, но несчастного, рыцаря Раймонда». — Хроника благородной семьи фон Козен, — сказал князь. — Посмотрим, об этом ли призраке-мстителе говорится в летописи.