Стивен Кинг - Худей!

— Заносите, — грубо сказал Вилли, прервав слишком свирепо затянувшееся молчание. — Или собираетесь так стоять весь день.

— Извините, — произнес официант. Краска залила его лицо, и Вилли пожалел о своей грубости. Официант не был панк-рокером или каким-то подрастающим преступником, зашедшим в цирк поглазеть на живых крокодилов. Просто студент, подрабатывающий в летнее время. Студент, который удивился при виде настолько худого человека, чья худощавость могла быть, а могла и не быть, результатом какого-то заболевания.

«Старик проклял меня несколькими способами, не одним», — подумал Вилли. Не вина официанта, что Вилли Халлек, в прошлом респектабельный житель Фэрвью, Коннектикут, потерял достаточно веса, чтобы претендовать на статус уродца. Он наградил официанта дополнительным долларом и поскорее спровадил его из номера. Потом он прошел в ванную и взглянул на себя, медленно распахнув полы халата, как любитель стриптиза, практикующийся в уединении своей комнаты. Для начала он свободно завязал халат поясом, открыв большую часть груди. Вполне можно было понять шок официанта, даже ограничиваясь этим. Еще лучше понять молодого человека можно было, распахнув халат.

Все ребра проступали совершенно отчетливо. Ключицы были двумя аккуратными грядами, покрытыми кожей. Скулы выпирали. Грудина была перепутавшимся узлом. Живот — впадиной. Таз мог служить анатомическим пособием.

«Сто фунтов, — думал он. — Вот и все, что требуется, чтобы выманить из кладовки костяного человека. Теперь ты знаешь, что такое тонкая грань между тем, что ты всегда принимал за должное и был уверен в его неизменности и между полным безумием. Если ты когда-нибудь и гадал, теперь ты точно знаешь. Ты пока выглядишь нормально — ну, относительно нормально — в одежде… Но сколько времени пройдет, пока ты начнешь привлекать взгляды, подобные тому, которым одарил тебя официант, даже когда ты будешь полностью одет? Неделя? Две недели?»

У него разболелась голова, и, хотя он раньше чувствовал голод, едва смог приняться за ужин. Он плохо спал и встал рано.

Вилли решил, что Кирк Пеншли и детективы из бюро Бартона правы — цыгане должны двигаться и дальше вдоль побережья. Летом в Мэйне только на побережье наблюдалось оживление из-за наплыва туристов. Туристы усеяли все побережье, привезли с собой доллары, которые им не терпелось вытащить из своих бумажников. Вот где должны быть цыгане — но где точно?

Вилли отметил более пятидесяти прибрежных городов, затем спустился вниз. Бармен был уроженцем Нью-Джерси и знал только об Азбури-Парк, но Вилли нашел официантку, которая прожила в Мэйне всю жизнь, была знакома с побережьем и любила о нем рассказывать.

— Я ищу некоторых людей и уверен, что они должны остановиться в прибрежном городке, но не в шикарном, а скорее в… э…

— В оживленном. Но с туристами среднего достатка?

Вилли кивнул.

Официантка просмотрела его список.

— Очард Бич, — сказала она. — Это самый живой из них. Там до самого Дня Труда[1] все так и бурлит. Ваших друзей там даже не заметят, если только у них не по три головы у каждого.

— А еще где?

— Ну… большинство городков на берегу летом становятся шумными. Возьмите к примеру Бар Харбор. Каждый, кто о нем слышал, представляет себе шикарный курорт, респектабельный, где богатые люди разъезжают в Роллс-Ройсах…

— На самом деле это не так?

— Да. Французский Залив, может быть, но не Бар Харбор. Зимой это просто вымерший городок, где прибытие парома становится самым увлекательным событием за весь день. А летом Бар Харбор сходит с ума. Это как Форт Лодердэйл во время военных каникул — полно зевак, чудаков и престарелых хиппи на пенсии. Вы можете зайти на территорию городка, глубоко вздохнуть и забалдеть от наркоты, если ветер дует в вашу сторону. Все городки в вашем списке таковы. Разве Дак-Хабор чуть переплюнул остальные. Вы понимаете?

— Да, — отозвался Вилли, улыбнувшись.

— Раньше я часто приезжала туда в июле или августе, но не теперь. Теперь я стала слишком старой.

Улыбка Вилли стала задумчивой. Официантка выглядела на все свои двадцать три года. Вилли дал ей пять долларов, и она пожелала ему приятного лета и успеха в поисках друзей. Вилли кивнул, но впервые его уверенность в успехе поколебалась.

— Вы не обидитесь за совет, мистер?

— Вовсе нет, — ответил Вилли, думая, что сейчас она присоветует, откуда лучше начать поиски, а это он уже сам решил.

— Вам следует чуть поправиться, — сказала девушка. — Ешьте побольше мучного. Так сказала бы моя мать. Побольше мучного. Вам нужно поправиться на несколько фунтов.

Бумажный конверт с фотографией и сведениями о машинах прибыл на третий день пребывания Вилли в Портланде. Халлек медленно перебрал фотографии, разглядывая каждую. Здесь был и молодой парень, жонглировавший булавами; его фамилия тоже была Лемке. С бескомпромиссной открытостью взирал он в объектив, готовый как на дружбу и добрые отношения, так и на вражду и ненависть. Здесь была хорошенькая молодая девушка, которая стреляла по мишеням — и да, она выглядела не менее красивой, чем запомнил ее Вилли на лугу в тот день. Анджелина Лемке. Он положил рядом их фотографии. Брат и сестра. Внуки Сюзанны Лемке? Правнуки Тадеуша Лемке? Пожилой человек в комбинезоне — Ричард Кроскилл. Еще Кроскиллы. Станчфилды. Стабберды. Еще Лемке. И потом… почти в самом конце…

Это был он. Глаза, пойманные в двойную сеточку морщин — темные и уверенные, полные ясного понимания. На голову был натянут платок, повязанный узлом на правом ухе. Сигарета воткнута в глубоко потрескавшиеся губы. Нос был влажным, раскрытым ужасом, гнойным и жутким.

Вилли глядел на фотографию словно загипнотизированный. Было что-то знакомое в облике цыгана, существовала какая-то связь, в которую Вилли не мог провести параллели. Потом он понял. Тадеуш Лемке напомнил ему фото стариков в рекламах сыра из кислого молока Даннона, стариков из Грузии, которые курили сигареты без фильтра, пили водку, от которой разламывался череп, и жили до 130, 150 лет. Потом всплыла строчка из песни Джерри Волкера: «Он посмотрел на меня глазами времени…»

Да. Вот что увидел в лице Тадеуша Лемке Вилли Халлек. В глазах старого цыгана Халлек увидел глубокое знание, в котором век двадцатый представал всего лишь тенью. И тут Вилли задрожал.

Той ночью, когда он встал на весы в ванной, примыкающей к его клинообразной спальне, его вес был 137 фунтов.

Глава 18

Поиски

«Очард Бич, — сказала официантка. — Это самый живой из них». Клерк в приемной согласился, как и девушка в будке «Справки для туристов» подтвердила это, хотя и отказалась выразиться столь откровенно. Вилли повернул арендованную машину к Очард Бич, городку, который лежал в 18 милях южнее. Машины на трассе уткнулись бамперами друг в друга в миле от пляжа, передвигаясь почти ползком. Большинство машин на этом параде носило канадские регистрационные номера. Многие из них были вернувшимися в строй ветеранами, настолько огромными, что вполне могли бы пригодиться для перевозки целых футбольных команд. Основная масса людей, как заметил Вилли, и в едва ползущих машинах и на обочине, была одета только-только в пределах, разрешенных законом, а иногда и того меньше. Вилли видел массу ниточных бикини, плотно облегающих купальных плавок — выставка блестящей от крема плоти.