Стивен Кинг - КлаТбище домашних жЫвотных

А потом Джад обернулся к нему, и Луису показалось, что под капюшоном опять нет лица, одна лишь непроглядная чернота. На мгновение ему представилось, что перед ним снова стоит Паскоу и что если сейчас свет фонарика сдвинется, его взору откроется оскаленный череп в обрамлении меха. Страх вернулся, нахлынул ледяной волной.

— Джад, — сказал он, — нам нельзя туда лезть. Мы тут переломаем ноги и замерзнем до смерти, пытаясь выбраться обратно.

— Просто иди за мной, — ответил Джад. — Иди следом за мной и не смотри вниз. Не сомневайся, ни о чем не думай и не смотри вниз. Я знаю, как здесь пройти, но действовать надо быстро и уверенно.

Луис снова подумал, что это сон. Он прилег после обеда и, похоже, еще не проснулся. Будь это не сон, размышлял он, я бы и близко не подошел к этой куче валежника, точно так же, как не стал бы прыгать с парашютом в нетрезвом виде. Но я собираюсь через нее перелезть. Я действительно собираюсь через нее перелезть. Значит, мне это снится. Правильно?

Джад сдвинулся чуть влево. Луч фонарика высветил беспорядочное нагромождение

(костей)

сухих стволов и ветвей. Когда они подошли ближе, крут света сделался меньше и ярче. Без промедления, даже не взглянув под ноги, чтобы посмотреть, куда ступает, Джад двинулся вверх. Он не карабкался, не цеплялся руками за ветви, не пригибался, как это бывает, когда поднимаешься по каменистому или песчаному склону холма. Он просто шел вверх, как по лестнице. Он шел как человек, который хорошо знает дорогу.

Луис двинулся следом за ним.

Он не смотрел вниз, не выбирал, куда ставить ногу. Он вдруг преисполнился странной уверенности, что валежник не причинит ему вреда, если он сам этого не позволит. Разумеется, эта была полная чушь, вроде глупой уверенности, что медальон со святым Христофором убережет тебя от автомобильной аварии, даже если ты сядешь за руль пьяный в хлам.

Но оно действовало.

Не было треска сухих веток, ломающихся под ногами, не было провалов между стволами, ощетинившихся острыми щепками, готовыми вонзаться, рвать и калечить. Его туфли (мокасины «Хашпаппис» — лучшая обувь для лазания по валежнику) не скользили по сухому мху, которым поросли многие поваленные стволы. Его не бросало ни вперед, ни назад. Только ветер дико завывал среди сосен.

Луис увидел Джада, стоявшего на вершине кучи валежника, но уже в следующую секунду старик начал спускаться. Сначала из виду исчезли его икры, потом — колени, потом — бедра. Свет фонарика высвечивал качавшиеся на ветру ветви деревьев на той стороне… барьера. Да, именно так. К чему отрицать очевидное? Это было не что иное, как барьер на границе.

Добравшись до вершины, Луис на секунду остановился, поставив правую ногу на ствол, торчавший под углом тридцать пять градусов, а левую — на что-то мягкое и пружинистое… на кучку старых сосновых веток? Он не стал смотреть вниз, только переложил тяжелый пакет с Черчем из правой руки в левую, а легкую лопату — из левой в правую. Поднял голову, подставляя лицо ветру, такому холодному, чистому и… неизменному.

Ступая беспечно, как на прогулке, Луис начал спускаться. Один раз у него под ногой с громким хрустом сломалась ветка — судя по ощущениям, достаточно толстая, — но он воспринял это совершенно спокойно, и его нога твердо встала на другую, еще более толстую ветку четырьмя дюймами ниже. Луис даже не покачнулся. Теперь он понимал, как во время Первой мировой войны командиры расхаживали над траншеями под градом вражеских пуль, насвистывая «Долог путь до Типперери». Это было безумие, но именно из безумства и рождалось опьяняющее веселье.

Он спускался, глядя прямо вперед, на яркий круг света от фонарика Джада. Джад уже ждал его внизу. Когда Луис ступил на землю, веселье вспыхнуло, как тлеющие угли, на которые плеснули горючую жидкость.

— У нас получилось! — воскликнул он. Воткнул в землю лопату и хлопнул Джада по плечу. Он вспомнил, как в детстве забирался на самую верхушку яблони, что раскачивалась на ветру, как корабельная мачта. Таким энергичным и молодым Луис не чувствовал себя уже лет двадцать. — Джад, у нас получилось!

— А ты думал, что не получится? — спросил Джад.

Луис уже открыл рот, чтобы ответить: Думал, что не получится?!Да мы просто чудом не убились! — но тут же закрыл. На самом деле он вообще не задумывался об этом с той самой секунды, как Джад подошел к куче валежника. И совершенно не волновался насчет обратного пути.

— Да нет, не думал, — ответил он.

— Пойдем. Нам еще идти и идти. Мили три, если не больше.

И они пошли. Тропа действительно продолжалась за кучей валежника, уводя дальше в лес. Местами она казалась очень широкой, хотя на ходу в свете фонарика разглядеть что-либо было трудно; просто вдруг возникало ощущение пространства, словно деревья расступились.

Пару раз Луис поднимал голову и видел звезды, мерцавшие в просветах между ветвями. Один раз тропу перебежал какой-то зверек, свет фонаря на миг отразился в зеленых глазах… и зверек тут же исчез.

Местами тропа сужалась настолько, что жесткие ветви подлеска царапали плечи Луиса. Теперь он чаще перекладывал пакет и лопату из руки в руку, но боль была постоянной. Он вошел в ритм ходьбы — ритм почти гипнотический. Да, здесь была сила, он это чувствовал. Ему вспомнился один случай из юности, когда он учился в выпускном классе. Он со своей девушкой и еще одной парочкой пошел гулять на окраину города, и они забрели в тупик грунтовой дороги возле электростанции. Они пробыли там совсем недолго, обнимаясь и целуясь, а потом девушка Луиса вдруг объявила, что хочет уйти домой или куда-то в другое место, потому что у нее разболелись все зубы (по крайней мере все зубы с пломбами, каких было подавляющее большинство). Луису и самому хотелось поскорее уйти оттуда. Воздух вокруг электростанции заставлял его нервничать и придавал мыслям какую-то странную, почти пугающую ясность. Здесь ощущение было такое же, только сильнее. Сильное, но не неприятное. Оно было…

Джад резко остановился у подножия пологого склона. Луис налетел на него.

Джад обернулся к нему.

— Мы почти пришли, — сказал он спокойно. — Дальше будет участок вроде того валежника. Идти нужно уверенно, твердым шагом. Следуй за мной и не смотри вниз. Ты заметил, что мы шли под гору?

— Да.

— Мы сейчас на границе болота, микмаки называли его Духовой топью. А торговцы пушниной называли его Мертвой трясиной, и те из них, кто проходил здесь и возвращался, второй раз сюда не совались.

— Там что, зыбучие пески?

— Нуда. Сплошные зыбучие пески. Подземные воды просачиваются наверх сквозь кварцевые отложения, оставленные ледником. Мы зовем их кварцевым песком, хотя, наверное, у него есть какое-то правильное название.