Наталья Александрова - Проклятие Осириса

– Итак, – сказал, повернувшись к нему, водитель, – что вы можете мне рассказать?

– Он… он был у меня сегодня, – промямлил Вадим, – но я… Он ничего не нашел.

– Врете! – спокойно констатировал незнакомец.

– Нет, правда, – забормотал Вадим, – я следил за ним… он… ничего не мог вынести…

– Ох, Коржиков, до чего же вы лживый тип! – констатировал его собеседник.

И оттого, что сказал он это спокойно, без эмоций, Вадиму стало еще страшнее.

– Лживый и абсолютно бесполезный. Вы не можете выполнить ни одного поручения, ни одной задачи, какого бы рода она ни была, доброе это дело или злое.

– Не смейте так со мной разговаривать! – вдруг истерично закричал Вадим, от страха у него появились силы.

– Ох, мы обиделись! – насмешливо протянул незнакомец. – Еще, чего доброго, заявите, что задета ваша честь, и вызовете меня на дуэль? Хотя что это я – вы никогда этого не сделаете, потому что вы, Коржиков, – ничтожество и трус!

– Вы меня оскорбляете! – взвизгнул Вадим.

– Да ну? – незнакомец даже рассмеялся. – Раз уж вы так ставите вопрос, то не откажу себе в удовольствии напомнить вам некоторые детали вашей биографии.

Вадим хотел сказать, что он ничего не хочет слушать, но тут вдруг тот тип, что сидел на заднем сиденье, слегка пошевелился, и от него на Вадима хлынула волна чего-то такого ужасного, что сердце перестало биться и в глазах потемнело. На миг Вадиму показалось, что он лежит в глубокой могиле, заваленный толстым слоем земли, и земля эта – мертвая и тяжелая глина, на которой ничего никогда не вырастет – ни цветочка, ни кустика, ни травинки, так что на палящем солнце холм будет покрываться грязно-желтой пылью, а в осенний дождь потоки грязи будут стекать на дно могилы. От такого видения на Вадима напала гнетущая тоска, но сердце, преодолев трудности, снова стало биться, хотя и неровно. Его собеседник как будто и не заметил, что творится с Вадимом, он продолжал невозмутимо:

– Итак, в одна тысяча девятьсот девяносто четвертом году вас, ничего не умеющего выпускника средней школы с весьма посредственным аттестатом, взяли работать в Эрмитаж. Взяли по рекомендации одной милой старушки, хранительницы, которая давно уже не работает по причине преклонного возраста и слабого зрения. Но тогда она была вполне уважаемым человеком, к ее мнению прислушались, и вас приняли на должность, которая по-простому называлась «подай-принеси». Хранительница сказала, что вы из весьма приличной семьи – очень милый честный мальчик, мухи не обидит и чужого в жизни не возьмет. Ну, тут она оказалась права только на одну четверть. То есть вы, конечно, из приличной семьи, хранительница в свое время хорошо знала вашу бабушку. Я с ней лично знаком не был, но думаю, что покойная бабушка ваша действительно была женщиной весьма достойной. Рискну предположить, что и родители ваши не грабили людей в подъездах и не таскали кошельки в набитых вагонах метро. Однако вы уродились не в бабушку. И не в родителей. Такая, знаете ли, получилась гнилая веточка на порядочном семейном дереве.

– Я не… – заикнулся Вадим.

– Точно, – миролюбиво согласился незнакомец, – вы не воруете кошельки в трамвае. Это, знаете ли, чревато крупными неприятностями. Могут поймать и в милицию сдать. А скорей всего граждане не станут устраивать мороку с милицией, а просто морду набьют. И сильно. Тут уж кому попадешься – могут и руки-ноги переломать. А вы – трус и сдачи давать не умеете.

Тогда, в девяносто четвертом, все и началось. Электрик Василенко (возможно, я путаю фамилию, но суть дела от этого не меняется) позвал вас с собой как-то в отдел хранения египетских экспонатов. Он чинил проводку, а вы должны были держать ему лестницу и подавать инструменты. Возились долго, электрик поцарапал руку и от злости решил стащить египетскую чашу времен Среднего царства. Вы это видели, но даже не попытались его остановить.

– Я… – от страха голос сел, и больше Вадим не смог ничего сказать.

– Вы элементарно струсили. И потом смолчали, потому что грубый Василенко пригрозил, что пустит через вас напряжение аж триста восемьдесят вольт.

Вадим терялся в догадках, откуда же незнакомец может знать такие интимные подробности.

– Чаши никто не хватился, – продолжал незнакомец, – но долгое время вы вздрагивали от каждого звонка в дверь – вам казалось, что за вами пришли из милиции. Электрик Василенко вскоре уволился, мотивируя это тем, что в Эрмитаже ему мало платили. Его очень быстро забыли. Но через два года он, сменивший множество мест работы, попался на краже микросхем с завода радиотехнических изделий. Ему кто-то сказал, что в микросхемах есть золото. Есть-то оно есть, но только в очень малых количествах, буквально миллиграммы, и извлечь его оттуда можно лишь промышленным способом. Однако кража драгоценных металлов – это очень серьезная статья. Египетскую чашу обнаружили, когда пришли к нему домой с обыском. Электрик сознался – что уж тут отпираться. Про вас он не упомянул только потому, что забыл. Вы, Коржиков, вообще отличаетесь тем, что, пообщавшись с вами, люди тотчас забывают о вашем существовании.

Вадим вспомнил свой страх тогда, в девяносто шестом, когда все узнали про чашу. Но все обошлось.

– Для вас тогда все обошлось, – как будто подслушав его мысли, говорил незнакомец, – и вы решили, что кража музейных единиц хранения – не такое уж трудное дело. Грех не взять то, что плохо лежит, рассуждали вы, а также если от многого отнять немножко, то это не кража, а дележка. В самом деле – вон их сколько, экспонатов-то. И вроде бы конкретного хозяина у них нету. Вот, не хватились же чаши… Только вы уж не такой дурак, как тот электрик, и не станете держать украденное на шкафу в собственной квартире. Для чего тогда и красть-то? Нужно продавать украденное, причем как можно хитрее, что называется по-тихому. То есть таким людям, которые с этими крадеными единицами хранения никак не смогут попасться, а значит, и вас выдать не смогут.

Незнакомец перевел дыхание, насмешливо взглянул на Вадима и продолжил:

– Вам требовалось таких людей отыскать, войти к ним в доверие, а для этого нужно было упрочить свое положение в Эрмитаже. Опять же и возможностей больше. И вы принялись усиленно создавать о себе лестное мнение у сотрудников Эрмитажа, одновременно осуществляя небольшое продвижение по карьерной лестнице. Поскольку никакой физической работы вы выполнить не в состоянии – по образному выражению того же электрика Василенко, у вас «руки растут не из того места», вас перевели в отдел учета примерно на ту же должность «подай-принеси», только теперь вы должны были перекладывать бумажки. Платили гроши, поэтому расписание было довольно свободное. Вы сделали все, чтобы понравиться пожилым хранительницам – вам, кстати, не слишком нужно было стараться, поскольку кое-что вы сумели почерпнуть из уроков бабушки. Вы могли быть церемонно вежливым, старомодно шаркать ножкой и даже подавать пальто, чего в наше время интеллигентные старушки от молодых людей вряд ли дождутся.