Стефани Майер - Полуночное солнце

— Какой смысл тебе знакомиться с ней — горько прошептал я, — если я всё равно убью её?

Элис на секунду заколебалась.

— Ты где-то прав, — признала она.

Я пролетел последний крутой поворот со скоростью девяносто миль в час, лихо въехал в гараж и резко остановился в дюйме от задней стенки. Колёса взвизгнули.

— Счастливой пробежки, — презрительно бросила Розали мне вслед — меня уже как ветром вымело из машины.

Но я не намеревался бегать сегодня. Я пошёл на охоту.

Остальные собирались охотиться завтра, но я не мог позволить себе испытывать жажду сейчас. Я выпил гораздо больше, чем необходимо, насытился до отказа, отняв жизнь у семьи лосей и одного чёрного медведя — удача встретить его так рано по весне. Я был так переполнен кровью, что чувствовал себя отяжелевшим. Ну почему этого всё равно будет недостаточно?! Почему её аромат так силён, что сводит почти на нет все мои усилия?!

Я охотился с целью подготовиться к завтрашнему дню, но когда вынужден был закончить охоту, до восхода солнца ещё было много часов. Целая вечность до наступления следующего дня!

И вдруг меня снова охватило тревожное и влекущее воодушевление: я внезапно понял, что сейчас пойду к ней.

Я спорил сам с собой на всём обратном пути до Форкса. Моя менее благородная сторона победила, и я приступил к осуществлению своего недостойного плана. Монстр поворочался-поворочался — и затих. Я твёрдо решил держаться на безопасном расстоянии. Мне хотелось лишь знать, где она, как она... Хотелось лишь увидеть её лицо...

Было уже заполночь, и дом Беллы был тёмен и тих. Её грузовичок был припаркован у обочины, патрульный автомобиль её отца стоял на подъездной дорожке. Все в округе мирно спали: я нигде не нашёл ни единой сознательной мысли. Какое-то время я оставался под защитным покровом тёмного леса, подступающего к жилищу Свонов с восточной стороны, и оттуда наблюдал за домом. Дверь главного входа, конечно же, заперта. Не проблема для меня, вот только как-то не хотелось оставлять после себя выломанную дверь, как свидетельство своего непрошенного визита. Я решил сначала попробовать окно на втором этаже — люди редко ставят на эти окна замки.

Я пересёк палисадник и за полсекунды взлетел по фасаду дома. Держась одной рукой за карниз над окном, я вгляделся через стекло — и у меня перехватило дыхание.

Это была её комната. Я видел её спящей на узкой кровати, покрывало сползло на пол, простыни смялись и обмотались вокруг ног. Она заворочалась и забросила руку за голову. В эту ночь её сон был тревожным, неспокойным. Ощущала ли она близкую опасность?

Наблюдая за её беспокойными метаниями в постели, я был сам себе противен. Веду себя, как какой-нибудь подглядывающий маньяк! Да впрочем, какое там! Я был намного, намного хуже маньяка.

Я расслабил было кончики пальцев, собираясь соскользнуть обратно на землю. Нет, сперва я ещё раз всмотрюсь в её лицо...

Его нельзя было назвать безмятежным. Между бровей обозначилась знакомая морщинка, уголки рта опущены... Вдруг её губы задрожали и раскрылись.

— Ладно, мам, — невнятно пробормотала она.

Белла разговаривала во сне.

Отвращение к себе было задушено жгучим любопытством. Я не смог побороть искушение: эти незащищенные, неосознанно произнесённые мысли служили для меня безумно соблазнительной приманкой.

Я подёргал раму. Окно не было заперто, но поддавалось с трудом, видно, его долго не открывали. Я потихоньку отодвигал его, съёживаясь при каждом, даже еле слышном, скрипе металлической рамы. Надо будет захватить с собой немного смазочного масла в следующий раз...

Что? Следующий раз? Я потряс головой, опять проникнувшись отвращением к себе.

Я неслышно проскользнул в полуоткрытое окно.

В её маленькой комнате царил беспорядок, хотя следов пыли не было видно нигде. На полу возле кровати стояли стопкой книги, корешками от меня. У недорогого CD-проигрывателя были рассыпаны диски, увенчанные прозрачным пластиковым футляром от CD. Компьютер, которому было самое место в музее, посвященном устаревшим технологиям, утопал в бумажных завалах. Обувь разбросана по дощатому полу.

Я чуть было не ринулся к её кровати, чтобы прочитать названия на дисках и корешках книг, но вовремя вспомнил о намерении держаться на безопасном расстоянии. Поэтому я опустился в старое кресло-качалку в дальнем конце комнатки.

Неужели я когда-то думал о ней как о девушке с самой обыкновенной внешностью? Я припомнил её первый день в школе и моё презрение к тем ребятам, которые немедленно были заинтригованы ею. Но сейчас, вспоминая, каким они видели её лицо, я понимал их и не понимал себя: почему мне не удалось сразу же разглядеть ее красоту? Почему мне понадобилось столько времени, чтобы признать такую очевидную вещь?

Даже сейчас, когда она лежала передо мной — тёплая, бессознательно раскинувшаяся, в старой дырявой футболке и потёртых трениках, со спутанными и взъерошенными тёмными волосами, оттеняющими бледное лицо, с приоткрытыми пухлыми губами – у меня перехватывало дыхание. Вернее, едко подумал я, перехватило бы, если бы я вообще дышал.

Она больше не говорила. Наверно, сон сменился.

Не отрывая глаз от её лица, я размышлял о том, как сделать будущее хотя бы просто приемлемым, если уж изменить его я оказался не в силах.

Мысль о том, чтобы причинить ей боль, была невыносима. Тогда что же — я снова должен уехать?

Мои родные теперь не стали бы со мной спорить: прошло много времени, никто не свяжет моё исчезновение с давней аварией, подозрений не будет. Моё отсутствие никого не поставит в опасное положение.

Как и накануне днём, я ни на что не мог решиться.

Надеяться на победу в соперничестве с молодыми людьми, ухаживающими за ней, я не мог. При этом неважно, привлекали её эти ребята или нет. Я был монстром, и смотреть на меня иначе, чем на монстра, она никогда не сможет. Если бы Белла узнала правду обо мне, она бы ужаснулась и с отвращением убежала, вопя от страха.

Вспомнилась наша первая встреча на уроке биологии... и я понял, что такая реакция с её стороны была бы совершенно оправданной.

Было глупо воображать, что если бы я пригласил её на эти дурацкие весенние танцы, то она отменила бы все свои поспешно составленные планы и согласилась пойти со мной.

Не мне предназначено услышать её "да". Это будет кто-то другой, кто-то по-человечески тёплый. И я даже не смогу позволить себе — когда-нибудь, когда она скажет кому-то это "да", — начать на него охоту и убить, потому что она заслуживает его, кто бы он ни был. Она заслуживает счастья и любви с тем, кого выберет.