Диана Сеттерфилд - Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном
Две седовласые сестры с очень длинными пальцами и загадочными улыбками сочиняли душещипательные эпитафии. В особом разделе каталога некоторые рисунки повторялись с деликатными изменениями, позволяющими использовать их для детских захоронений. Здесь парочка сестер превзошла самих себя, а загадочность их улыбок при вручении этих текстов Беллмену достигла пределов возможного. Все рисунки с подписями были отпечатаны на бумаге высшего качества и снабжены добротным переплетом. Получившийся в результате альбом-каталог сам по себе являлся чудом траурной полиграфической красоты.
Прейскурант, отпечатанный на отдельном листе, был вложен в специальный кармашек на третьей странице обложки — в порядке ненавязчивого дополнения.
Порой Беллмен дивился самому себе.
«Теперь я могу спать когда и где угодно!» — порой думал он среди ночи, переворачиваясь на другой бок и поправляя простыни, прежде чем снова провалиться в сон.
И это было правдой. Путешествуя по стране, он останавливался в захудалых придорожных гостиницах, укладывался на жесткий соломенный тюфяк и спал так же сладко, как спит декоративный шпиц на шелковой подушке. А в лондонской квартире его сон нисколько не тревожил несмолкающий шум за окнами. Даже в карете на ухабистой сельской дороге он мог закрыть глаза и тут же задремать, давая отдых своему переутомленному мозгу.
И только в Уиттингфорде, в собственной постели, его мучила бессонница.
Он имел привычку засыпать на левом боку. В прежние времена это подразумевало наличие Розы у него за спиной. Ночью он слышал ее дыхание. Иногда она придвигалась ближе к нему, чтобы согреться, и ее прикосновение ненадолго прерывало его сон. И теперь, когда она была мертва, он продолжал ощущать ее присутствие у себя за спиной.
Он пытался уснуть на правом боку и на спине. Он ложился на другую половину кровати. Он убрал старую кровать в другую комнату, а в спальню поставил новую. Он устроил спальню в другой комнате. Ничего не помогало. Ему чудилось прикосновение ее пальцев, простыня обнимала его, будто ее рука, легкое дуновение воздуха казалось ее дыханием.
Вот и в эту ночь заснуть не удалось. Он встал с постели и подошел к окну. Небо было почти черным, но вдали лунный свет серебрил шпиль церкви. В точно такую же ночь он очутился на кладбище и говорил с Блэком, а вокруг виднелись темные контуры тисов и разверстые могилы, ждущие своих покойников. Одна из них могла стать могилой Доры, подумал он.
Разъезжая по стране на поездах и в дилижансах — нынче в Лондоне, завтра за сотню миль от столицы, — он легко держал свои мысли в узде; но один лишь вид Уиттингфорда, с этим пронзающим луну церковным шпилем, выталкивал на передний план то, что было упрятано в самых глубинах его подсознания.
Он заключил сделку с Блэком, и Дора выжила.
Возможность того, что два этих события связаны, очень тревожила Беллмена. Во время болезни Доры он находился в подавленном состоянии и не мог мыслить здраво. Он сам это признавал. Позднее чувство огромного облегчения заполнило все его существо, не оставив места для прочих мыслей. А потом началась эта эпопея с фирмой «Беллмен и Блэк».
Однако в ночи, подобные этой, недодуманные мысли возвращались, чтобы терзать его с новой силой. После сделки с Блэком на кладбище его умиравшая дочь чудесным образом вернулась к жизни. Сейчас, когда отношения Беллмена со смертью перешли на профессиональный уровень, ему нравилось думать, что спасение дочери явилось своего рода привилегией, вытекающей из этих особых отношений. Но достаточно было взглянуть на Дору — как она, худая до прозрачности, в прикрывающем голый череп кружевном чепчике, медленно ковыляет по комнатам, опираясь на трость, — и возникало подозрение, что смерть вовсе не отступила, а всего лишь взяла паузу.
Каковы же были условия сделки? Неоднократно он пытался это вспомнить, но ничего не выходило. Быть может, безуспешность этих попыток объяснялась тем, что никакой сделки и не было? Что, если он получил доходную идею и жизнь дочери в порядке аванса, а сам договор так и остался несогласованным? Тогда эта идея и эта жизнь могли быть отняты в любой момент, без предварительного уведомления. И, не имея на руках контракта, он не знал, что надо сделать во избежание этого.
Беллмен отвернулся от окна и опустил шторы. Он не хотел, чтобы луна заглядывала в его дом, высвечивая то, что было ему дорого, указывая на его главное сокровище. Уж лучше спрятать любовь к своему ребенку под покровом тьмы, чем выставлять ее напоказ. Пожалуй, для всех причастных к этой истории будет лучше, если он сохранит дистанцию. Как птица намеренно привлекает внимание хищников, чтобы увести их от своего гнезда, так и он должен держаться подальше от дома, таким образом предохраняя дочь. И чем больше будет преуспевать фирма «Беллмен и Блэк», тем меньшей опасности будет подвергаться жизнь Доры.
8
За всеми этими делами Беллмен не упускал из виду строительство магазина. В перерывах между поездками на север, юг, восток или запад страны он посещал Лондон, чтобы взглянуть, как продвигается работа.
В Лондоне у него был офис, расположенный неподалеку от строительной площадки, и он из окна кабинета мог наблюдать за ростом здания, камень за камнем поднимавшегося над уровнем земли. В этом кабинете Беллмен проводил совещания со своими помощниками, главным из которых, фактически его правой рукой, был человек по фамилии Верни. Он имел такие же мягкие белые руки, что и толстяк, некогда рекомендованный архитектором и забракованный Беллменом. Когда Верни делал вычисления в уме, его мясистые пальцы исполняли в воздухе подобие стремительных балетных па, напоминая манипуляции фокусника, а когда подсчет был окончен, он потирал ладони и выдавал ответ с безукоризненной точностью. В цифрах он не ошибался никогда, и Беллмен уже сейчас платил ему полный оклад, хотя до открытия магазина работы у Верни было не так уж много.
А в этот день у него была встреча с Фоксом. Когда Беллмен находился в Лондоне, они часто общались по разным рабочим вопросам. На сей раз главной темой были двери.
За минуту до назначенного времени Беллмен из окна увидел, как Фокс покидает строительную площадку. Он двигался в сторону офиса энергичной походкой, которую, сам того не сознавая, перенял у Беллмена.
— Войдите! Ну, как дела на стройке? К пятнадцатому мая закончите?
Беллмен каждую их встречу начинал с этого вопроса.
— Все будет сделано к пятнадцатому мая, — заверил Фокс. — Чертежи дверей главного входа переданы мистеру Дикину. Он обещал привлечь к этой работе своего лучшего мастера. Боковыми и задними входами тоже занимаются его люди.
Беллмен кивнул:
— Сегодня я хотел поговорить о внутренних дверях. Представьте, что это не магазин, а театр. Зрители — то есть покупатели — не должны слышать, что происходит за сценой. Вы не забыли о пробковом покрытии для дверей, ведущих из зала в коридоры?
— Пробковая плитка уже завезена на склад. Мы вот с чем пока не определились: покрывать двери с одной стороны или с обеих?
— Сделайте с обеих, так будет надежнее. Хоть изнутри это и не обязательно, однако пробка приглушает звуки лучше, чем суконная обивка. И вот еще что, помимо звуков: товары должны доставляться в торговый зал как можно незаметнее для покупателей. Надо сделать так, чтобы персонал мог перемещаться между залом и складами, не привлекая к себе внимания. Со стороны зала двери должны смотреться как часть стены. Полагаю, щели можно замаскировать стенными выступами.
— А как же дверные ручки?
Беллмен покачал головой:
— Поставим пружины и шариковые защелки, которые будут открываться при нажатии на дверь со стороны зала, а с обратной стороны ее можно будет потянуть за ручку. Служащие должны появляться в зале и исчезать бесшумно и незаметно.
Фокс кивал, записывая инструкции. Специально для этих целей он купил блокнот в переплете из телячьей кожи — точно такой же, как у Беллмена. Карандаш, которым он писал, был подарен ему Беллменом.
— Считайте это уже сделанным.
— Стало быть, вы гарантируете, что здание будет полностью готово к пятнадцатому мая?
Фокс улыбнулся:
— Я могу управиться и к четырнадцатому, если хотите.
Беллмен взглянул на него в упор:
— В самом деле?
Фокс погорячился. Это была всего лишь шутка. Он забыл, что у Беллмена напрочь отсутствует чувство юмора. Однако, будучи амбициозным молодым человеком, он не привык пасовать перед трудностями и потому сказал:
— Конечно.
Они вместе пообедали, после чего сели в двухместный экипаж и через полчаса оказались во внутреннем дворе старинного здания, а еще чуть погодя — в помещении, пропитанном запахами кедровой и сосновой смолы, с толстым ковром из хрустящих под ногами стружек. На полке вдоль стены были аккуратно разложены инструменты, а над верстаком маячила белоснежная голова мастера, погруженного в работу.
