Сакс Ромер - Зеленые глаза Баст

Я стоял, напряженно прислушиваясь и гадая, хватит ли мне смелости на такую вылазку. До меня не доносилось ни звука; ночь была недвижна, на деревьях вокруг не колыхался ни единый лист. И я решился — смело двинувшись вперед, я подошел к крайней с восточной стороны двери.

К ней вели три каменные ступени, и она была зашторена изнутри. Я вспомнил, что двери в трактире «никогда не запирались» и в надежде на такую же доверчивость в Фрайарз-Парке повернул ручку, медный блеск которой я успел заметить ранее, прячась в кустах.

Ручка мягко поддалась. Легонько толкнув дверь, я шагнул на гладкий дубовый паркет и замер, прислушиваясь, но и здесь царила тишина. Оставив в двери щелку, я нажал на кнопку фонарика и осмотрелся.

Это была длинная, просторная комната с высоким потолком, по всей видимости, гостиная — пустая, без единого предмета мебели. Я достал из кармана две пары толстых шерстяных носков и натянул их поверх ботинок, чтобы приглушить шаги. Дверь, ведущая из этой заброшенной, голой комнаты, была не заперта, и я тихо вышел в широкий коридор, невольно вспоминая полный кошмаров Ред-Хаус.

Я проверил три другие комнаты, и хотя в двух из них стояли массивные шкафы и комоды, прикрытые от пыли простынями, все выглядело необитаемым. Первый этаж пустовал целиком, на широкой лестнице не было ковров, а значит, и верхние этажи пустовали.

Я стал осторожно подниматься по ступеням, но они так ужасно скрипели, что я с облегчением перевел дух, оказавшись наверху. И здесь, однако, бояться было нечего: меня снова встретили пустые комнаты. Единственным важным открытием была почти полностью меблированная спальня с неопрятно смятым на кровати бельем. Но с балдахина на одеяло спускалась густая паутина, а вся комната была покрыта густым слоем пыли.

Я вернулся в пустую гостиную, доказав себе то, что давно подозревал.

Фрайарз-Парк был необитаем!

Глава 19. ЧЕЛОВЕК НА БАШНЕ

Я выбрался из особняка незамеченным, как и проник в него, и теперь быстро шагал сквозь кусты туда, где мне следовало свернуть на запад, к заросшему сорняками огороду. Невзирая на опасность угодить в капкан, я сделал круг, обходя сторожку, и очутился у стены не там, где перелезал через нее, а гораздо ближе к лужайкам у дома.

Не знаю, что заставило меня обернуться и бросить прощальный взгляд на Фрайарз-Парк. Как бы то ни было, прежде чем пересечь запущенный огород, я остановился и глянул назад, на старинную англосаксонскую башню, вознесшуюся в серебряном свете луны над древесными кронами, что скрывали сам особняк от моего взора.

Вся она, вплоть до бойниц в верхней части и зубчатого гребня, была омыта лунным сиянием. Я взглянул на нее, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди; затаив дыхание, я пригнулся, не доверяя темноте, укрывающей меня.

Ибо я со всей ясностью увидел мелькнувшую в одной из бойниц наверху человеческую фигуру!

Лицо человека белело в ярком свете луны, и я сразу понял, что мне не привиделось. Однако он сохранял неподвижность, будто застыл, уставясь в одну точку, отчего я вдруг засомневался, не обмануло ли меня первое впечатление; но вскоре человек слегка пошевелился.

С такого расстояния мне не удалось различить, кто это, но произведенное движение подсказало, чем он занимался: отражая луну, засияли линзы бинокля — незнакомец рассматривал что-то, видимое лишь с большой высоты.

Я не отрывал от него взгляда и вновь заметил, как на башне сверкнуло стекло: незнакомец продолжал наблюдать за удаленным объектом, приковавшим его внимание. Вспомнив, что как раз в том месте, где мне предстояло добраться до спасительной ветки, на стену падала полоса лунного света, я отбросил все предосторожности и ринулся сквозь спутанные сорняки к ели, служившей мне ориентиром.

Я торопливо полез вверх по лозе, свисающей подобно природной лестнице, и без промедления перебрался на другую сторону сухого рва. Я не стал еще раз оглядываться: отсюда башню уже не было видно. Вдобавок, мне совсем не хотелось продлевать опасную разведку.

Сложно сказать, почему я при таком поспешном бегстве не угодил в капкан: то ли мне сопутствовала удача, то ли ловушек вокруг особняка просто не было, — однако теперь, на более открытом участке, пышно поросшем низким кустарником и травами, я вновь обрел бдительность и обратно старался идти по возможности тем же путем, что ранее привел меня к дружественной ели.

Покинув наконец земли Фрайарз-Парка и снова оказавшись на дороге, я отдышался и с удивлением обнаружил, что насквозь промок от пота.

Была некая ощутимая странность в том, что я сумел осмотреть множество комнат заброшенного особняка и ухитрился дважды обойти обитаемую сторожку, в то время как на башне беспрерывно оглядывал округу таинственный наблюдатель! Я задался вопросом, что он высматривал. Если он заметил, как я выходил из особняка, то почему по-прежнему вглядывался вдаль, не сосредоточившись на поместье? Но если он меня не видел и не слышал, мне оставалось поздравить себя с удавшейся тайной вылазкой.

Допустим, второе предположение верно; в этом случае появление человека на башне и его цели представлялись гораздо более загадочными. Кем был он? Что делал в такой час в пустынном Фрайарз-Парке?

Я помнил, что егерь был занят упаковкой вещей в сторожке, и сразу отверг мысль о том, что человек на башне мог оказаться Хокинсом. Сам я видел этого человека только издали и не мог разглядеть его лицо; поэтому мои собственные наблюдения мало чем могли помочь в разгадке тайны.

Вскоре я уже возвращался в «Эбби-Инн», не переставая раздумывать о новом обстоятельстве, затруднявшем расследование. Гаттон был как никогда прав, заметив, что каждая выявленная улика в этом и без того темном деле лишь еще больше запутывала его. Продолжая выстраивать цепочку рассуждений, я незаметно добрался до косогора у Аппер-Крос-слиз; теперь мои мысли были в основном заняты исчезновением леди Бернем Каверли.

Я вспомнил, как доктор Дамар Гриф с отменной учтивостью уверял меня в плохом самочувствии хозяйки Фрайарз-Парка, не позволявшем ей принимать гостей, и вновь задумался о коварстве этого отвратительного евразийца. Запустение в комнатах особняка явственно свидетельствовало, что ни леди Каверли, ни кто-либо иной уже много месяцев, а то и лет, там не жил. Но что все это означало? Для чего смахивавший на цыгана егерь бдительно охранял поместье и подходы к дому?

Объяснение могло быть только одно: все это было только уловкой, с помощью которой доктор Дамар Гриф пытался предотвратить нежелательные визиты в особняк и тем самым скрыть странную тайну его опустошенности.