Саймон Кларк - Ночь триффидов

Не в силах победить врожденную любознательность, я спросил:

— Что случилось?

— Ничего такого, с чем мы не могли бы справиться. Прошу вас покинуть палубу.

К этому времени матросы уже сняли брезентовый чехол с пушки, некоторые продолжали возиться с пулеметами.

— Немедленно спуститесь вниз, мистер Мэйсен. Если вы этого не сделаете, я прикажу команде увести вас. Ради вашей же безопасности.

Я неохотно покинул палубу и прошел в пассажирский салон.

Там царила напряженная тишина. Гэбриэл смотрел в иллюминатор, нервно ломая пальцы.

— Что происходит? — спросил я. — Почему команда готовит к бою пушки и пулеметы?

— Всего лишь предосторожность, — ответил Рори. — Никаких оснований для беспокойства.

Сказано, конечно, прекрасно — но я не мог не заметить, что Ким и Дек страшно встревожены.

— Насколько часто это происходит? — не унимался я. Мне стало ясно, что у этих людей есть враги и что именно сейчас они, пользуясь полумраком, могут напасть на нас.

Я сел и, напрягая слух, стал ждать первых выстрелов.

Как вы, наверное, понимаете, ужин на сей раз запоздал довольно сильно, да и состоял всего лишь из наскоро приготовленного омлета. Когда мы уже заканчивали трапезу, репродуктор внутренней переговорной системы издал свистящий звук. Услыхав коллективный вздох облегчения, я понял, что это был сигнал отбоя тревоги. Потом послышался топот многочисленных ног: матросы расходились по своим обычным рабочим местам или торопились в кубрик.

Что бы это ни было, на сей раз, похоже, обошлось без пальбы.

Однако возня вокруг пушек и пулеметов давала обильную пищу для размышления. Вернувшись в свою каюту, я принялся строить догадки о том, кого так боялся встретить в открытом море капитан Шарпстоун.

Утро почти не принесло с собой света. Лишь далеко на востоке на линии горизонта возникла полоса цвета запекшейся крови. Полоса постепенно расползалась по темному небу, как кровавое пятно по одежде.

Проснулся я от холода. За завтраком мне сказали, что капитан Шарпстоун, чтобы максимально увеличить ход, распорядился подавать весь пар в машины, не оставив на отопление кают ни единого кубического сантиметра. Натянув на себя все, что возможно, я поднялся на палубу и, пройдя на нос, стал вглядываться в ледяной полумрак утра. Было настолько холодно, что на парусиновом чехле пушки образовался слой инея. За моей спиной в небе виднелся темно-красный мазок солнца. Медленно — страшно медленно — он становился чуть светлее. Часам к одиннадцати он снова стал похож на диск из красной фольги, но света практически не давал.

Я наклонился вперед, поставив локти на фальшборт. Поверхность совершенно спокойного моря обрела красно-коричневый цвет и так же, как небо, походила на запекшуюся кровь. Мне снова почудилось, что корабль влечет меня в подземный мир Аида.

Откуда-то издали донесся полный ужаса вопль. В нем были боль и одиночество потерянной души. Не требовалось большого воображения, чтобы представить, что слышишь стенания давным-давно погибшего моряка. Здравый смысл подсказывал, что это кричит парящая где-то в сумеречном мире чайка, но, вглядевшись, я не увидел ни единой птицы. Жалобный крик послышался снова.

Между небом и морем, насколько хватал глаз, тянулась бледная полоса. Туман, подумал я. Холодный воздух, видимо, пришел в соприкосновение с чуть более теплым морем. Внимательно всмотревшись, я увидел на горизонте едва заметные изменения.

Там вдали возникли какие-то продолговатые тени. Они скопились тесной группой в центре, становясь более редкими на периферии. Тени, медленно поднимаясь над туманом, тянулись к небу, напоминая зачарованный Вавилон или магический, плавающий над волнами замок.

Я был настолько заворожен этим зрелищем, что совершенно не заметил появления Керрис.

— Впечатляюще, правда? — Я обернулся и увидел ее сияющие глаза. — Вот мы и дома, — тихо сказала она.

Глава 14

Мегаполис

Фотографии, рисунки, фильмы и даже картинки на бисквитных коробках. Я много раз видел изображения этого места. Но таинственное рождение прямо из тумана величественных зданий казалось мне чудом.

Рядом со мной стояла Керрис, холодный ветер играл ее волосами. Она тоже была очарована открывающимся перед нами видом. Зрелище встающего из моря гигантского города, наверное, не может надоесть.

— Величественно, да? — наконец сказала она.

Не согласиться я не мог.

Неясные тени башен постепенно превращались в небоскребы. Даже с расстояния в пятнадцать миль я узнал изящный, устремленный в небо шпиль здания «Крайслер» и более агрессивный, мегалитический силуэт Эмпайр-Стейст-Билдинг. Много-много лет назад Герберт Уэллс написал: «Какое забавное место этот Нью— Йорк. Он тянется вверх и состоит из множества окон». Мне кажется, что великий человек так и не смог по большому счету справедливо оценить этот чарующий вид.

Несмотря на то что холод пробирал до костей, мы по молчаливому согласию остались стоять на носу, чтобы понаблюдать за подходом к пирсу. Мы больше чувствовали, чем видели присутствие на мостике капитана Шарпстоуна, ведущего судно в тихую гавань. Я уже видел разбросанные по акватории рыбачьи лодки, похожие на чернильные пятна. Подходы к порту охранял, ощетинившись пушками и ракетами, миноносец.

Когда мы вышли из открытого моря в район слияния Гудзона и Ист-ривер, вода приобрела бурый оттенок. Пароход приблизился к городу, машины заработали тише, и вскоре мимо правого борта величественно проплыла слегка позеленевшая бронзовая дама, известная как Статуя Свободы. Даже в этом жалком свете я с грустью увидел, что она стала жертвой членовредительства. Глаза были вырваны, и Свобода взирала на город пустыми слепыми глазницами. На самом острове я заметил с полдюжины полевых орудий, обращенных тускло поблескивающими стволами в море. Я посмотрел на Манхэттен и обнаружил, что небоскребы уже совсем близко, а в стеклах их окон отражается едва заметное солнце. Я, Дэвид Мэйсен, вдруг ощутил себя чужаком в чужой стране, и мне на миг показалось, что это вовсе не окна, а миллионы уставившихся на меня унылых глаз.

В порту кишмя кишели самые разнообразные суда и суденышки. Я видел буксиры, сейнеры, лоцманские катера, баржи и множество парусников. Последнее говорило о том, что обитатели этих краев испытывают острую нужду в энергии. Я видел улицы, устремленные в сердце города и образующие глубокие каньоны среди стали и бетона. Улицы полнились автомобилями. Там были тысячи машин — легковых, грузовиков, автобусов. Размеры и формы транспортных средств сильно различались, но у них была одна общая черта — все нещадно сигналили. Рев клаксонов походил на непрерывные раскаты далекого грома. Фары, несмотря на полуденное время, горели на полную мощность.