Алексей Атеев - Обреченный пророк

– Он в Монастыре, – совсем шепотом произнес директор.

– В Монастыре? – изумился Караваев. – Он что же, сумасшедший?

– Такой же нормальный, как мы с вами.

– Так как же он там очутился, расскажите толком!

И директор начал свой рассказ. По его словам, выходило, что историк, молодой специалист, выпускник университета, пропал накануне возобновления занятий. Пропал он неожиданно. Ведь вечером предыдущего дня обошел он всех своих учеников и предупредил, чтобы на следующее утро явились в школу.

– Может, думаю, внезапно домой уехал, мало ли что, – продолжал рассказывать директор, – позвонил туда. Нет, отвечают, не появлялся. Только зря людей переполошил, – досадливо вздохнул он. – Давай мы его искать, весь город перевернули, думали: может, запил? Нигде нет. А потом приходит ко мне один гражданин и сообщает, что его в Монастыре держат.

– Что за гражданин? – спросил Караваев.

– Да так, местный житель, – уклончиво ответил директор, – но информация достоверная. Я сначала не поверил; что, думаю, ему там делать?

– Ну и?..

– Там он!

– Что же вы делали дальше?

– Пошел в Монастырь, так меня даже на порог не пустили и разговаривать по телефону со мной не стали. Я в милицию… Ну а там с Монастырем связываться не желают. Посадили, говорят, значит, так надо. А я без историка пропаду. Ну где посреди учебного года найду нового?.. Мы и так отстали.

– Постойте, – перебил стенания директора Караваев, – почему же его все-таки забрали, вы уверены, что он нормален?

– Как за себя самого отвечаю! Зачем забрали, не знаю. Может, для опытов…

– Для каких опытов? – изумился Караваев.

– Да разное про этот Монастырь рассказывают… – замялся директор.

– Для опытов?! – переспросил Караваев. – Ах, мерзавцы!

Директор молча переминался с ноги на ногу.

– Хорошо. Идите, – строго сказал Караваев, – я разберусь, если он там, мы его вам вернем. Найди-ка мне Разумовского, – попросил он секретаршу.

Через полчаса появился Разумовский.

– Слышали, что у нас случилось? – с ходу начал Караваев. – Учителя истории из этой злополучной школы забрали в Монастырь.

– Я знаю, – спокойно ответил Разумовский.

– Знаете и молчите! – разозлился Караваев.

– А о чем докладывать? Насколько мне известно, этот парень – Тузов – пытался перелезть на территорию больницы, к тому же он психически нездоров. Так, во всяком случае, мне сообщил главврач.

– Психи сами в психбольницы не отправляются, тем более через стену, – резонно заметил Караваев.

– Возможно, вы и правы, – ответил Разумовский, – но у меня именно такая информация.

– Меня удивляет ваше спокойствие! – запальчиво заявил Караваев. – Пропадает молодой специалист, человек, нужный городу, и никого это не волнует. Как? Почему? Говорят, для опытов. Для каких опытов?! Это же произвол! Сейчас не тридцать седьмой год…

– Неужели так и говорят? – переспросил Разумовский.

– Именно! Я сейчас же отправляюсь в Монастырь и, пока лично не увижу этого парня, оттуда не уеду.

– Но ведь вы не психиатр, – заметил кагэбэшник.

– Уж я нормального от ненормального отличу, – веско сказал Караваев. – Побывал я в Монастыре, посмотрел на царящие там порядки и не удивлюсь, если эти горе-докторишки действительно похищают людей для опытов.

– Сегодня ездить не стоит, – сообщил Разумовский. – Ни главврача, ни заместителя на месте нет, а без них вас туда даже не пустят.

– Когда же они будут?

– Завтра с утра и поедем. Вместе.

– Именно вместе, – Караваеву понравилась эта идея, – вы сами посмотрите, что там творится.

«Вот и появился повод отомстить за «горячий прием», – злорадно думал Караваев, – а то ведь каковы негодяи, шутки надо мной шутить вздумали».

Весь следующий день после удивительного рассказа Владимира Сергеевича Олег размышлял об услышанном. «Неужели все это правда? – думал он. – С другой стороны, зачем ему меня обманывать? А может быть, он обыкновенный больной, и все услышанное мной – параноидальные фантазии? Но тогда непонятна игра, затеянная главврачом. Зачем, скажем, впутывать меня?»

С Владимиром Сергеевичем Олег почти совсем не разговаривал, только под вечер знаками попросил показать, где находятся микрофоны подслушивающего устройства. Владимир Сергеевич только пожал плечами. Так и пребывал учитель истории в недоумении.

А ночью, когда Олег, истомленный ожиданием продолжения рассказа, долго ворочался, кашляя, и уже почти начал засыпать, его окликнул тихим голосом Владимир Сергеевич:

– Я сегодня почувствовал, что ты мне не поверил.

– Видите ли, – сказал Олег, – все это так странно…

– Я, будь на твоем месте, тоже не поверил бы, – перебил его прорицатель. – Но правда, как известно, иной раз бывает невероятнее вымысла. Впрочем, скоро убедишься, что я тебя не обманываю. О твоей персоне стало известно первому лицу в этом городишке. У него свои счеты с Монастырем, и завтра с утра он приедет тебя выручать, а этого как раз мне и надо. О том, как нужно себя с ним вести, мы еще поговорим, а пока я продолжаю свой рассказ, если ты, конечно, не возражаешь.

Олег, естественно, не возражал.

– Так вот, – продолжая прерванный рассказ, начал Владимир Сергеевич, – я уже говорил, что меня перевели в МУР.

Надо сказать, что после женитьбы и появления дочери у меня вроде бы пропал дар прорицания. Я перестал чувствовать мысли окружающих, отупел в этом смысле, что ли. А о каких-либо видениях или общении с тенями и говорить не приходилось.

Я поразмышлял над этим и решил, что проза жизни атрофировала мой дар. Как ни странно, я этому даже обрадовался. Жить стало не в пример спокойнее. Я делал карьеру.

Работа в МУРе была, конечно же, интереснее провинциальных будней. Нельзя сказать, что здесь не было рутины, но столица чувствовалась даже в характере преступлений.

И вот произошел один случай, который снова поставил меня на край неведомого.

К тому времени тесть мой уже работал в Москве, занимал ответственный пост в ЦК. Никита был в опале, но на Думине это не отразилось, несмотря на кажущееся преобладание эмоций, он всегда умел держать нос по ветру. Таких, как я, обладателей знатных родственников вокруг было довольно много. Мы составляли особую касту близких к небожителям и старались держаться вместе. В повседневной жизни мы были как все, может быть, даже более «правильными», но, общаясь друг с другом, позволяли себе некоторую вольность в разговорах, высказываниях по поводу того или иного события. Словом, старательно изображали аристократов, хотя на самом деле в большинстве были обычными плебеями.

Так вот, возвращаюсь к событиям. Случилось это, по-моему, году в шестьдесят шестом или чуть позже, точно не помню. В одной из московских квартир ограбили и убили старика нумизмата. Дело поручили мне, и я выехал на место преступления.