Сергей Головачев - Лысая гора

Майя кивает головой и спускается вслед за Живой в траверз. Пройдя с десяток метров, они оказываются у куста можжевельника на краю обрыва, за которым в обе стороны простирается главный окружной ров.

– Вот здесь у меня вдруг подкосились ноги, а дальше я ничего не помню. Когда же я пришла в себя, то обнаружила, что лежу на земле. И вижу этого самого Морока. И чувствую, будто в меня входит из земли какая-то сила.

В то время, как Жива всё это рассказывает, Майя видит за её спиной в сплетении ветвей, листьев и веточек сквозное очертание лица человека. Ясно видны глубокие пустые глаза, стиснутые губы, впалые щёки.

– Жива, – испуганно шепчет она.

– Что? – обычным голосом отвечает Жива.

– А как он выглядит?

– Ну, у него, – объясняет Жива, – такое сквозное лицо…

– Такое же, как… за твоей спиной? – шепчет Майя.

Жива оборачивается и видит это самое сквозное лицо. Оно не двигается и тем страшнее. Сквозящие глаза влекут к себе, затягивают в себя, они словно гипнотизируют.

– Это он? – спрашивает Майя.

– Да, – отвечает Жива.

Майя чувствует, что у неё из под ног уходит земля и подкашиваются ноги. Она падает на спину. Жива слышит падение тела за своей спиной и бросается к Майе.

– Майя, ты чё! Да что же это! Майя! Вставай! Я что сказала!

Майя смотрит на неё, но как будто не видит. Полностью застывший взгляд, как будто она в прострации.

Жива тормошит её, приводя в чувство, но безрезультатно.

– Я как знала! Я как знала, что тебя не стоило приводить сюда.

26. Майя может всё!

Сквозное лицо Морока нависает над Майей. Она не может оторвать взгляда от его бездонных глаз. И, как ни пытается, она не может закрыть свои глаза, хотя сверху слепит солнце. Его всевидящее око.

– Облако! – беззвучно умоляет она. – Облако! – мысленно просит она. – Хочу облако! – приказывает она.

Она глядит, не мигая, в небо до тех пор, пока белые точки, находящиеся в непрерывном движении, не начинают соединяться друг с другом. И вот в небесной синеве прямо на глазах из ничего возникает крошечная дымка.

Усилием воли Майя заставляет её уплотниться, и вот уже рядом с солнцем появляется на безоблачном небе маленькое белое облачко.

Жива бьёт её по щеке, приводя в чувство. Будь Майя в сознании, ей наверняка было бы больно от такого удара. Но по лицу Майи как бы проскальзывает улыбка. Как будто ей нравится то, что её бьют по щеке. На самом деле, ей доставляет удовольствие нечто другое. То, что её желание исполняется. Облачко накрывает солнце, давая передышку её глазам, но вскоре вновь, проплывая, открывает его.

– Ещё! – просит Майя. – Хочу ещё облачко! – умоляет она. – Хочу много облаков! – приказывает она.

И они не замедляют явиться. То тут, то там, со всех сторон наползают они, заполняя собой небо над её головой.

Невыразимое счастье охватывает Майю. Она чувствует себя пьяной. Безудержная радость словно перекатывается в ней пузырьками шампанского.

Жива этого не видит. Она испуганно прикладывает ухо к груди Майи и прислушивается. Но слышит только, как оглушительно бьётся её собственное сердце. Но вскоре она понимает, что это стучит не одно, а два сердца. А получается так оглушительно потому, что в унисон.

Жива с облегчением вздыхает, и в это время Майя приходит в себя. Ресницы её вздрагивают, она моргает, сжатые губы раздвигаются и первое, что она произносит, это слово:

– Морок…

– Что? – не понимает она, но всё равно радуется. – Ну, наконец-то! Что это с тобой было? Почему ты не отвечала?

Майя приподнимается на локтях.

– Я не могла. Я всё слышала, всё видела, но не могла произнести ни слова. Он всё время смотрел на меня.

– Кто?

– Морок.

– Он и сейчас смотрит? – замирает Жива. У неё почему-то не возникает желание его снова увидеть.

– Нет, – с сожалением мотает она головой, – сейчас нет. Он ушёл.

– Это хорошо. Вставай!

– Я не могу встать. У меня всё тело будто онемело.

– Я тебе помогу.

– Мне не хочется вставать.

– Со мной было тоже самое, когда я впервые увидела Морока. В тот раз земля, как магнит, притягивала меня к себе. И до сих пор притягивает. Земля даёт мне силы. Иногда мне хочется просто зарыться в неё, и вообще не вылезать оттуда.

Майя хихикает.

– Ты чего?

Майя хихикает.

– Я не вижу в этом ничего смешного.

Но Майя смеётся совсем не поэтому.

– Прекрати, – не понимает её смеха Жива.

Майя чувствует, как к ней возвращаются силы. Вернее, она чувствует, что в неё входит другая, совершенно неведомая ей сила. Теперь она может всё.

Майя пытается встать. Жива помогает ей подняться. Майя делает шаг, словно это первый шаг в её жизни.

– Вот это да! О! О! – восклицает она. – Ничего себе!

Она словно прислушивается к себе, к тем новым ощущениям, которые происходят в её теле, и гримасы улыбки, радости и восхищения своим новым состоянием сменяются на её лице одна за другой. Её пошатывает. Подставляет Майе плечо, Жива обнимает её за талию и помогает выбраться из траверза на насыпь.

Некоторое время сёстры, обнявшись, идут молча по Бастионному шляху. Неожиданно Майя останавливается. Расправив плечи и выпрямляя спину, она даёт понять Живе, что больше не нуждается в её поддержке.

Майя вдруг понимает, что только что она стала ведьмой.

27. Золотой телец

Скарбник уже битый час ходит возле поваленного дерева и водит над землёй поисковой катушкой. Проезжая мимо на велосипеде, останавливается возле него Муромский.

– Ну и как успехи?

Скарбник с подозрением смотрит на парня в чёрно-красном облегающем трико с защитным шлемом на голове.

– Никак.

– Ясно. А что ищешь?

– Да, девушка тут колечко потеряла. Умоляла найти.

– Понятно. Только ты не то ищешь и не там.

– А что, знаешь места?

– Места знаю, а вот такой штуки, как у тебя нету.

– А что за места?

– Возьмёшь в долю, – покажу.

– Не вопрос.

Металлодетектор начинает вдруг тонко пищать. Скарбник отводит поисковую катушку в сторону и, присев, рыщет рукой в густой траве.

– О, есть, – находит он колечко.

– Это всё мелочёвка, – усмехается Муромский. – Искать надо настоящие сокровища. Здесь ведь кто только не жил. И монахи, и язычники. А до них и хазары, и печенеги всякие. И все оставляли здесь после себя артефакты.

– Какие, например? – прячет Скарбник колечко с розовым камешком в нагрудный карман.

– Есть достоверные свидетельства, что хазары зарыли здесь на Лысой Горе свою реликвию – золотого тельца в натуральную величину. Они поклонялись ему до тех, пока Моисей это не запретил. Статую закопали и до сих пор, говорят, она ещё не найдена. А если она до сих пор не найдена, значит, она до сих пор где-то тут зарыта. Представляешь, сколько в ней золота?