Борис Левандовский - Бабай

Он вышел из комнаты, оставив Назара и Валерию одних. Вышел так, будто действительно ничего особенного не случилось.

– Он сильно ударил тебя? – Валерия, закусив губу, во все глаза смотрела на Назара. – Куда? Я просто не понимаю, как все это могло… – она старалась держаться, но он все равно заметил, что мать готова вот-вот разрыдаться.

– Ничего. Все нормально, – ответил Назар, поднимаясь с пола. – Он просто толкнул меня. А тебе… не больно?

– Ты имеешь в виду… – она повернула голову так, чтобы не было видно порозовевшей щеки. – Нет-нет… Это вышло случайно. Все уже хорошо. Господи, сынок, прости… – Валерия прижала его к себе. – Я не хотела тогда тебя ударить. Я сорвалась. Мне совсем не хотелось делать тебе больно. Сначала я, потом этот… И… просто не верится, что ты уже так вырос. Ты что действительно пришел заступиться за меня?

– Мама, – Назар отстранился от нее. Не резко, но твердо. – Он сказал… Ты что, правда не станешь рассказывать папе? Об этом.

По лицу Валерии проскользнула тень испуга. Взгляд на миг стал как у затравленной собаки.

– Ты все слышал?

– Что? – он никогда не видел в ее глазах такого выражения и не сразу сообразил, что она имеет в виду.

– О чем… мы говорили, – она отчаянно пыталась отгадать ответ, вглядываясь в его лицо.

– Я только услышал, как вы ругаетесь, а потом… – тактично соврал Назар, пожимая плечами, хотя стал свидетелем почти всего их разговора и очень многое понял из него – слишком многое, о чем предпочел бы никогда не знать, – а также начисто опровергая заблуждение большинства взрослых, будто дети не способны блестяще владеть собой в сложных ситуациях. По крайней мере, иногда.

– Это хорошо, – лицо Валерии облегченно расслабилось.

– Когда папа узнает… – начал было Назар, не сомневаясь, что мама теперь его обязательно поддержит. Но та прервала его, коснувшись губ указательным пальцем.

– Если ты меня любишь, то ничего не станешь рассказывать папе. Хорошо?

«Если ты меня любишь» было ударом ниже пояса, но Валерия прибегла к этому нечестному приему впервые в жизни. Во всяком случае, в отношении Назара.

– Договорились? Это очень важно. А с этим, – она кивнула в сторону двери, – я что-нибудь обязательно придумаю. Он здесь долго не задержится.

– Ма, а он бандит? – серьезно глядя на мать, спросил Назар.

– Бандит… Не знаю, не уверена. Он долго жил на Кубе, потом перебрался куда-то в Центральную Америку. Не думаю, что именно это могло на него повлиять, и даже не представляю, чем он там занимался, но когда он оттуда вернулся, то заметно изменился. В худшую сторону. Да он и так не был… А почему ты спросил?

– Не знаю. Так просто… – Назар опустил глаза, – Может быть, нужно рассказать про него. Почему ты не хочешь. Ведь он…

Валерия снова прижала его к себе. Назар услышал, как часто бьется сердце у нее в груди, и понял, что любит ее не меньше, чем отца. Может быть, как-то совсем чуть-чуть иначе. Но любит их обоих одинаково.

– Понимаешь, когда-то очень давно – когда тебя еще не было на свете, – я… совершила одну большую ошибку. Я вообще была не такой, как сейчас. И теперь это может серьезно повлиять на наши с папой отношения.

– А дядя Артур может рассказать ему… ну, об этой ошибке? – уверенно сказал Назар, скорее утверждая, чем спрашивая.

Она молча кивнула.

– Хорошо, я ничего не расскажу.

Валерия улыбнулась, впервые за весь день.

– Спасибо. Я люблю тебя. И постараюсь… чтобы он скоро оставил нас в покое.

«Я тоже люблю тебя, мама, – мысленно ответил Назар. – Я знаю, что делать».

4

– Ты не забыла, что твоего выхода ожидают уже завтра? – напомнил Левшиц жене, вернувшись вечером домой, когда семья собралась за столом поужинать. Гость отказался к ним присоединиться, сославшись на то, что еще не голоден. – Работы накопилось невпроворот. Кое-что я постарался подогнать за тебя, но… сама понимаешь.

– Помню, – кивнула Валерия, накладывая зеленый салат в тарелку Назара. – Завтра займусь. Но появлюсь, скорее всего, после обеда. Нужно решить кое-какие вопросы. – Назар ощутил на себе ее мимолетный взгляд, хотя, возможно, это ему лишь показалось.

– Как прошел день? – спросил Левшиц, – Не скучали?

– Тут соскучишься!.. – фыркнула Валерия, но вполне буднично.

Впрочем, как уже упоминалось, Левшиц-старший, не отличавшийся особой проницательностью в повседневной жизни, вернувшись с работы, не заметил ничего подозрительного в поведении домочадцев, способное навести его на мысли, будто что-то успело случиться в его отсутствие, и спокойно проглотил эту фразу вместе с кусочком печени, пассированной жаренным луком.

Назар же покраснел, но Михаил в тот момент не смотрел на него.

Пока родители продолжали во время еды обмениваться фразами, он исподтишка наблюдал за матерью, не переставая поражаться, насколько ей удается вести себя естественно. Поражаться и в то же время испытывать уколы обиды за отца. Уж шибко сильно все это граничило с откровенным лицемерием.

Вообще, в последнее время Назар невольно увидел мать с другой стороны, о которой ничего не знал и даже не догадывался о ее существовании. Он словно повстречал совершенно незнакомую ему женщину – которую так же звали и которая внешне была очень похожа на Валерию. И дело состояло не в том паскудном открытии, что когда-то, как она сама выразилась, «она была не такой, как сейчас», сделанном под дверью комнаты родителей. Просто – эта другая Валерия – пришлась ему совсем не по душе. И еще ее оказалось как-то уж слишком много для первого раза. Словно его взгляд внезапно приобрел способность проникать сквозь некую маскирующую вуаль.

Странным образом это совпадало с вторжением в его жизнь Того, Кто Стучит По Трубам, будто те события, что произошли с ним со дня переезда в новый дом, послужили толчком чему-то. Толчком, после которого он начал одно за другим совершать великие открытия. Множество великих открытий. И как правило, не самых приятных. Они научили его видеть больше плохого. Может быть, думал Назар, это и означает – взрослеть?

Когда, двадцать один год спустя, в своей книге «Детство, билет в таинственное государство» он напишет: «Оно (взросление) главное и, по сути, единственное настоящее занятие всех детей», – то будет старательно восстанавливать в памяти события именно этого дня. И того, что последовало вскоре.

А пока он без особого аппетита ковырял вилкой салат и думал…

– Как вы поладили с дядей Артуром? – спросил Левшиц. – Я имею в виду комнату. Надеюсь, обошлось без эксцессов?

Назар пробурчал что-то неопределенное, усиленно изображая, что у него набит рот, поскольку говорить насчет того, как они поладили с дядей Артуром, особого вдохновения не испытывал.