Мария Барышева - Увидеть лицо

— Не хочу я жареного вепря! — закричал кто-то из-за стола благородным голосом. — Немедленно принесите килек в томате, емое!

Лешка выругался, и бал и пир смялись и исчезли, и над ними протянулись стройные мраморные колонны, и вокруг сидели люди в хитонах и потягивали из чаш смешанное с водой розовое вино, глядя на нагих нубийских танцовщиц, а возле Алины сидел симпатичный полуобнаженный молодой человек атлетических пропорций и смотрел на нее с восхищением.

— Я завоевал половину Вселенной и завоюю другую, если ты станешь моей царицей! — воскликнул он. Алина, не сдержавшись, рассмеялась, и он поспешно добавил: — Как только я разберусь с налоговой, которая уже достала меня подоходным с персидского похода!

Лешка, стоявший за ее спиной, раздраженно сплюнул, и все исчезло. Теперь они стояли на трибуне Мавзолея, и маршировавшие мимо военные в парадной форме, слаженно громыхали в сотни глоток:

— Товарищу Сухановой урррааа!!!

— Ты обалдел?! — возмутилась Алина, взглянув на Лешку округлившимися глазами, и тот смущенно дернул узкими плечами.

— Это просто проверка! — заявил он, потом его губы зло искривились. — Я создам для тебя нормальный мир, если ты перестанешь мне мешать!

— Мне не нужен нормальный мир! — рявкнула Алина. — Мне нужна моя реальность и мои друзья — живые, разумные и неспящие!

Лешка скрипнул зубами, и внезапно они оказались в самой гуще сражения. Лязгало оружие, надсадно орали раззявленные рты, валились на скользкую от крови землю разрубленные тела. Алина испуганно присела, глядя на опускающуюся прямо ей на голову кривую саблю, но тотчас же кто-то огромный, в кольчуге, оттолкнул ее в сторону и закричал:

— Уберите отсюда бабу! Ну, держись, татарская сволочь!

Он передернул затвор и принялся методично скашивать противников длинными очередями из "калаша". Над полем полетели испуганные вопли. Алина начала вставать, чтобы лучше рассмотреть, что происходит, но ей в руку тотчас вцепились крепкие Лешкины пальцы. Алина в свою очередь схватила его, и поле битвы исчезло. Они стояли на холодной каменистой равнине, а неподалеку от них на камнях умостились трое странных существ, лохматых, обмотанных звериными шкурами, низколобых и страшных, отдаленно напоминающих людей. В сторонке лежала искромсанная туша мамонта.

— Вот здесь тебя и оставлю! — прошипел Лешка. — Самое для тебя место! Будешь радоваться жизни вместе со своими предками! И скажи спасибо, что я тебя в мезозой не закинул!

— Просто ты его плохо знаешь, — заметила Алина, и в тот же момент один из первобытных охотников извлек из-под камней бутылку "Столичной", отвернул крышку и со вкусом сделал несколько глотков, потом передал бутылку остальным и прогнусавил низким, рыкающим голосом:

— Хорошо, что баб с собой не взяли!

Лешка схватился за голову, потом взглянул на Алину, и его взгляд стал таким холодным, что внезапно ей расхотелось шутить дальше. Она отступила на шаг, глядя на улыбку, расползающуюся по его губам.

— Хочешь к друзьям, говоришь? — задумчиво протянул он и кивнул. — Ладно. Я тебе сейчас покажу друзей. Но потом не проси меня прерывать вашу дружескую встречу. Пока, Аля.

Алина с трудом разлепила веки и с облегчением увидела перед глазами знакомый грязный цементный пол. Это зрелище доставило ей такую радость, что она почти была готова его расцеловать, но все же воздержалась. Сжала пальцы, и тут же ее охватила тревога. Когда она уходила, то в них оставался нож. Теперь его не было. Она взглянула туда, где возле окна должна была сидеть Кристина… вернее, тело Кристины. Но оно исчезло.

Опять сон?

С трудом приподнявшись, она огляделась и увидела остальных. Они тоже проснулись и, судя по всему, намного раньше нее, но почему-то не помогли ей и вообще не обращали на нее никакого внимания, сгрудившись у дальней стены и склонившись друг к другу, очевидно, о чем-то совещаясь, так что она могла видеть только их затылки. Алина взглянула на руку Виталия, свободно висевшую вдоль бедра, и увидела, что на ней протез. Значит, реальность? Где же Лешка? Сбежал?

— Эй! — крикнула она, пытаясь встать. Это было тяжело — болел, казалось, каждый сустав, а в голове пульсировала тупая боль. Она посмотрела на мертвого Гершберга, лежащего рядом с опрокинутым стулом, и болезненно сощурилась. — Может, вы соизволите мне помочь?! Олег!

Окликать Виталия Алина не решилась, — скорее всего, он до сих пор был взбешен из-за ее такого глупого подозрения. Неожиданно ей захотелось сесть обратно на пол и разреветься. В последнее время вообще реветь хотелось довольно часто, словно она была не девушкой, а осенней тучей.

"Я из-за них покинула такой чудесный мир, а они стоят ко мне задом, будто меня тут и нет вовсе!" — мелькнула в ее голове злая мысль, и она снова закричала:

— Где Кристина?! Да вы что мне бойкот объявили, что ли?! Я тут при чем?!

Виталий медленно повернул голову, а следом за ним к ней обратились и лица остальных, и Алина, задохнувшись, попятилась назад, глядя на страшные сверкающие белки их закаченных под лоб глаз.

Они спали.

Она тоже спит?

— Проснитесь! — в ужасе закричала она, продолжая отступать и глядя, как они медленно, неуверенными, пьяными шагами идут к ней, словно испорченные механические куклы. Их руки безвольно болтались, головы качались, из-под разошедшихся отвисших губ блестели зубы — блестели нехорошо и даже хищно, по подбородкам текла слюна. Сон, да, наверное это, всетаки, был очередной сон, но они выглядели такими реальными… А что, если это реальность, и Лешка управляет их телами? Они убьют ее, а потом даже не вспомнят об этом!

На мгновение спящие остановились, словно споткнувшись, а потом снова пошли дальше — теперь уже намного уверенней, но и Алина уже поняла, что это сон — очередной сон, потому что по полу перед идущими катилась тонкая волна желтоватой жидкости, и пол вспухал, пузырясь и шипя, и по стенам и потолку стремительно расползались, перебирая мохнатыми суставчатыми ногами, пауки — сотни пауков, и, крадучись, шел окровавленный пес, оскалившись и сверкая страшными горящими зеленью глазами, и в комнате знакомо погромыхивало и быстро темнело, и пока Алина смотрела на них, что-то блеснуло в воздухе, и рядом с ее щекой со свистом пролетел, вращаясь, тяжелый моргенштерн и выбил из стены позади нее куски штукатурки. Секундой позже и сама она ударила по этой стене кулаками, потом, повернувшись, вжалась в нее спиной, обреченно глядя на наступавших. Она ничего не могла с ними поделать — ни разбудить, ни заставить исчезнуть, не могла даже сбежать, потому что это был и их сон тоже — плата за обретенный рай.