Шеррилин Кеньон - Грехи ночи (Иас и Дэнджер)

«Да уж, я это заметила.»

Ни один из них больше не говорил, пока они ехали оставшуюся часть пути к университетскому городку МГУ. Была пасмурная ночь, освещаемая слабым светом луны. Но то немногое количество света, отражаясь от деревьев, образовывало жуткие, похожие на монстров тени.

Дэйнджер всегда нравилось ездить ночью. Было в этом что-то очень успокаивающее. Ну, за исключением того, когда редкий олень бросался под колеса, решив поиграть в «слабо» с ней на шоссе. Это она могла оставить позади.

Но по крайней мере она не должна была волноваться об этом в Старквиле. Он так разросся за последние несколько лет, пока они жили в Тупело, что хитрюги-олени не будут проблемой.

Алексион смотрел из окна машины, когда Дэйнджер везла их мимо зданий женского общежития в центр университетского городка. Это выглядело так, как будто в одном из домов проходила какая-то вечеринка. Он видел много припаркованных машин, а также парней, свисавших с окон, в то время как другие, опираясь на раму, разговаривали с теми, что внутри. Группы студентов колледжа слонялись на крыльце и во дворе, в то время как большую часть можно было заметить внутри, танцующих.

«Посмотри на них,» — тихо сказал он. «Ты помнишь себя человеком в этом возрасте?»

Она посмотрела на студенческую вечеринку. «Да, помню. В этом возрасте своей жизни я думала что стану одной из величайших актрис Франции, как моя мама. Я думала, что я и Мишель уйдем на пенсию богатыми, в сельской местности, вырастим множество детей и будем смотреть, как играют наши внуки.»

Она вздохнула, как будто оставаться долго в воспоминаниях было слишком болезненно. «Что насчет тебя?»

Алексион позволил своему разуму перенестись на все эти бесчисленные столетия назад. Это не было тем, что он часто проделывал, по многим причинам. Но старые мечты никогда по-настоящему не умирали. Они всегда были там, живя как сожаление за то, что могло бы быть.

«Я хотел уволиться из армии. В первую очередь, я никогда, действительно, не хотел вступать в нее. Но отец настоял на этом. Когда они пришли в нашу деревню за мальчишками, он схватил моего старшего брата и меня, и буквально бросил нас к рекрутам. Он хотел, чтобы мы были чем-то большим, чем простыми фермерами, пытающимися заработать себе на жизнь на скудной земле, что он бы предпочел увидеть как мы умрем от голода, чем кормить. Он думал, что вызов в солдаты был шансом на гораздо лучшую жизнь.»

«Что случилось с твоим братом?»

Алексион остановился, когда вспомнил лицо Дариуса. Его брат был полон жизни и ничего не хотел больше, чем быть фермером с хорошей женой. Все, о чем он когда-либо говорил, это о возвращении домой, присмотре за рогатым скотом и уход за полями.

Его сердце болело за то, что случилось с ними обоими. «Он умер около года раньше меня. Я бы тоже умер, если бы не был в полку с Киросом. По некоторым причинам я никогда не понимал, почему он взял меня под свое крыло.»

«Он был старше?»

«Всего на три года, но в то же время казалось, что он был взрослым, а я был просто ужасным ребенком.»

Дейнджер могла слышать восхищение в его голосе. Было очевидно, что он когда-то почитал своего друга. Не удивительно, что он хотел спасти его.

«Другие мальчишки не думали так обо мне,» — признался он. «Как Кирос, они происходили из длинной родословной солдат и считали, что я должен вернуться обратно на ферму. Они не хотели тратить время на обучение или содержание кого-то, кто, как они решили, умрет скоро в любом случае. Лучше сохранить еду для тех, кто может сохранить себе жизнь.»

Она не нуждалась в его сфоре, чтобы увидеть, как они поступили со своим недовольством. Спустя девять тысяч лет, она могла слышать боль в его голосе. «Но тебя повесили там.»

«Как сказал Ницше: 'то, что не убивает тебя…'»

«Потребует лишь небольшой госпитализации. И если ты Темный охотник, то это просто хороший день для сна.»

Алексион рассмеялся над ее юмором. Определенно, у нее был уникальный способ смотреть на вещи.

Он вернул свое внимание к университетскому городку и машинам, которые проносились мимо них с грохотом стереосистем и парнями, кричащими и смеющимися только от ощущения радости жизни.

Как он завидовал им. За исключением Дэйнджер, у которой была невероятная привычка тыкать по его больным местам, он обычно вообще ничего не чувствовал. «Ты понятия не имеешь как удивителен этот мир. Он действительно не сильно изменился со времени твоего рождения, но с моего …»

«Да уж, ты от куда, из Бронзового века?»

Алексион фыркнул. «Нет, я предшествую даже этому. Мы были настолько примитивны, что действительно должны были ездить на динозаврах.»

«Насколько примитивны?»

Внутренне он сжался от воспоминаний о том, как жил его народ, о том, что они вынуждены были терпеть, чтобы выжить. Это было выживание в чистой, грубейшей форме. «Современный» человек не знал, насколько хорошо он жил.

«У нас не было мечей, ни настоящих металлов, ни керамики. Наши кинжалы и копья были сделаны из камня, который мы обтесывали своими собственными руками, пока наши руки не начинали кровоточить и покрываться синяками. Нашя броня была сделана из кожи шкур животных, которых мы убили для продовольствия. Мы варили и выделывали ее сами. У нас не было правительства, чтобы сказать об этом, не было настоящих законов. Если ты был слишком пьяным, не было никого, кому бы пожаловаться. Ты либо справлялся с этим самостоятельно, либо отпускал это.»

Он вздохнул от суровых воспоминаний о своей человеческой жизни. «Проклятье, там не было судей, полиции или политиков. У нас было только два класса людей: фермеры, которые кормили себя и солдаты, которые защищали фермеров от тех, кто хотел украсть их пищу и убить их. Это было так.»

«У вас не было священников?»

«Был один. Он был фермером, который потерял действие своей правой руки в огне. Поскольку он не мог прокормить себя сам, он толковал знаки и фермеры кормили его за это.»

Дейнджер нахмурилась, когда попыталась представить мир, который он описал. И она думала, что ее жизнь без настоящего туалета была примитивной. Внезапно мир ее восемнадцатого века стал выглядеть высокотехнологичным на самом деле.

«Мой народ никогда не мечтал о мире, подобно этому,» — продолжил Алексион. «Существование без слишком непосильной, изнурительной работы. И все же, после всех физических улучшений, люди — все еще люди. Они убивают друг друга, чтобы получить больше или доказать свою точку зрения, которую понимает только убийца. Тем не менее, обходяться грубо и жестоко, и пытают друг друга за те вещи, которые еще столетия назад не были бы даже причиной.»