Адам Нэвилл - Ритуал. Часть 1

Фил поднял голову и посмотрел на кусочек неба, просвечивавший сквозь полог листвы. — Их вешали. Вздергивали на деревьях для него. Тогда оно было моложе. Но оно все еще здесь. А они ушли. Старые люди, которых я видел во сне. Которые… кормили его. Но оно все еще здесь.

Дом молча вглядывался в деревья.

34

— Мне никогда не перебраться на ту сторону. — Ярко-красная кожа просвечивала сквозь грязь на лице Дома. Он прислонился плечом к дереву, упершись костылем в губчатую землю, чтобы удержатся в вертикальном положении. Костыль был сделан из толстой ветки нужной длины. У него даже было V-образное разветвление на конце, чтобы просовывать подмышку. Это был уже третий костыль. Первые два были забракованы. Люк нашел их в подлеске, после того как они покинули то зловещее место, где висел Хатч.

Сев на широкий камень на краю ущелья, Люк бросил сумку с палаткой с одной стороны и два рюкзака, которые тащил, с другой. Фил остановился у него за спиной и, согнувшись от усталости и досады, уперся руками в колени. Дыхание с хрипом вырывалось из его рта.

— Будет у нас когда-нибудь передышка? — сказал Дом сам себе.

— Брызни-ка себе из ингалятора, дружище, — сказал Люк Филу, не глядя в его сторону. — Хрипишь ужасно.

Фил порылся в кармане куртки.

Когда они, пройдя две мили по заросшему каменистому склону вверх, вдруг оказались на краю глубокой лощины, к Люку вернулось знакомое чувство тревоги.

Какое-то смутное предчувствие, что именно здесь они и найдут собственную смерть, охватило его.

Спуск в лощину был покрыт большими валунами, заросшими желтым и бледно-зеленым лишайником. Дно узкого ущелья скрывалось в зарослях длинноствольных растений с жесткими зонтичными листьями, а через тридцать метров ждал скалистый подъем. На другой стороне виднелась болотистая земля, густо заросшая пихтой и сосной. Люк взглянул на часы: час дня.

В ущелье падал мягкий свет. Впервые со времени их нахождения на кладбище столько света падало с плоского серого неба. Вместе со светом непрерывно шел дождь, охлаждая чистый воздух. Он непрерывно усиливался, стуча все громче об окружающие камни. И вскоре перешел в ливень. Люк чувствовал и предвидел это.

Уставшие и движимые страхом, грозящим перейти в групповую истерию, в одиннадцать они оставили бедного Хатча и побрели прочь, в направлении ущелья, оказавшегося непроходимым при их нынешнем состоянии. Оно простиралось в обоих направлениях, насколько хватало глаз, теряясь в туманной дымке.

Никто из них не мог осознать до конца, что Хатча больше нет в живых. Во многом благодаря усталости. Люка устраивало подобное оцепенение. Непостижимость ситуации приглушила эмоции. Но страшная правда все снова и снова давала о себе знать. Кто-то из них рыдал, кто-то причитал себе под нос, пока они брели, пошатываясь, сквозь деревья. Произошедшее находилось за пределами их понимания.

— Нам нужна вода. И немного калорий, — сказал Люк в надежде привести в порядок мысли. От обезвоживания те становились какими-то расплывчатыми. Идеи приходили и тут же ускользали. Легкие буквально слиплись, речь стала смазанной. От усталости он едва мог говорить. — Отдохните. Мы заслужили. Не обращайте внимания на всякую хрень. Сегодня мы сделали хороший рывок. Вы сделали. Вы оба.

За последний час он впервые сказал так много. Он слишком устал, чтобы подбадривать кого-то или раздавать советы. Он нес палатку и два рюкзака, свой на спине и Дома — на груди. Утренний поход по каменистой местности выжал его почти без остатка, а было только начало дня. Рюкзачные ремни вызывали в плечах ужасную боль, которую он не мог облегчить, переместив вес. Он был буквально изъеден дискомфортом и просто продвигался вперед, перед глазами все плыло. И все же ему приходилось каждые несколько минут останавливаться, чтобы сильно не отрываться от остальных. В шее теперь пульсировала боль из-за того, что ее часто приходилось вытягивать. Иначе, из-за рюкзака Дома было не видно, куда ставить ноги. Одна подвернутая лодыжка, и можно было раздеваться и ждать конца.

Он терпеть не мог недостаток мобильности, особенно, что касалось рук. В случае нападения, драгоценные секунды были бы растрачены на возню с ремешками и петлями. А их противник был быстрым. Быстрым и бесшумным, если только не решил дразнить их издали.

За последние два часа это существо могло забрать любого из них, и Люк знал это. От усталости они утратили бдительность. Кем бы оно ни было, убивало оно, похоже, когда было голодным. От этой мысли Люка затошнило.

Люк взялся нести рюкзаки и палатку, чтобы Дом с одной здоровой ногой мог двигаться быстрее. Его больное колено распухло и побледнело. Вся коленная чашечка заплыла. Кожа под повязкой была жесткой и горячей на ощупь. Люк не мог смотреть на это без слез. Чтобы взобраться даже на небольшой склон Дом смещался в сторону, используя костыль как ледоруб, подтягивая больную ног за собой, чтобы не переносить на нее вес. Ноге был необходим покой в приподнятом положении, может быть три или четыре дня, прежде чем он снова сможет двигаться. Чем больше он напрягал сустав, тем хуже. Все утро с лица Дома не сходила гримаса боли и страха поскользнуться и ударится коленом.

Дом и Фил сидели рядом с Люком на валуне над ущельем, засунув ботинки в мокрый мох между камнями. Они тяжело дышали, невидящими глазами уставившись на собственные ноги. Их водонепроницаемые куртки были расстегнуты, капюшоны сняты. Шапки засунуты в карманы брюк. Красные лица, покрытые пленкой из жира и застарелой грязи, блестели от пота.

Люк ощутил навалившуюся на него тяжесть. Под грузом ответственности камень, на котором он сидел, буквально впился ему в ягодицы. Раньше он никогда в жизни ни чем не руководил, и в течение всего похода они полагались на Хатча. Зародившись где-то в глубине живота, вспышка гнева пронзила его. О чем думал Хатч, заставив Дома и Фила сойти с тропы? Все путешествие было слишком сложным для них и без погружения в неизведанные земли в поисках короткого пути.

Люк сделал три глотка из своей бутылки. Вода была на вкус как резина и пахла лесом: приторным запахом сырого дерева, гниющих листьев и холодного воздуха. Он ненавидел этот запах. От него тоже так пахло. Они стали почти частью этого. Лишь яркие цвета в одежде выделяли их из этого бездумного, неумолимого природного распада. Было бы так легко просто опуститься на землю и слиться с ней, растворившись без следа. Ощущение собственной ничтожности перед этой бесконечностью, перед размерами этой земли сводило его с ума.

Люк разложил на коленях карту, прежде чем другие двое заметили паническую дрожь на его лице и в руках. Он разглядывал зеленые и коричневые фигуры на карте, но мало что в них понимал, потому что мозг размяк от усталости и истощения. По карте было ясно, что это национальный парк, что они находятся посреди лесов и болот, вот только не было видно никакого конкретного контура или заметной особенности, по которым они могли сориентироваться. Вялость и апатия мешали Люку сосредоточиться. Что это? Гипотермия? Вряд ли. Они немного промокли и замерзли, как только перестали двигаться. Но не сказать, чтобы они были сырые до нитки. И озноба он еще не чувствовал.