Сердце кошмара (СИ) - "Swfan"

После этого мы отправились в магазин — уж не знаю, почему именно вместе, но, видимо, на это была определённая причина, которая возможно даже не касалась купленной Таней баночки колы, — а по возвращению вышли на прогулку.

Всю дорогу Таня смотрела по сторонам в старенький бинокль, который обнаружила в том самом чулане, в котором я хранил свои импульсивные покупки. В этом плане она вообще чувствовала себя как дома и совершенно не стеснялась рыскать в моих вещах. К счастью, я заблаговременно спрятал все ХХХХ и ХХХХ, так что моя репутация и сама Таня находились в относительной безопасности.

После поля нам встретился аист. Прекрасная птица, у которой, по заверению Тани, торчали из красного клюва перепончатые ноги лягушки.

Наконец мы вернулись домой и стали готовить ужин: макароны с томатным соусом, сыром и кабачками — Аня была вегетарианкой. Кажется. Возможно это у неё было в прошлом месяце.

Наконец еда была готова и накрыта крышкой. Наступило время томления и томительного ожидания. Особенно тяжко было Тане. Девушка поглядывала на сковородку, на часы и делала томные вздохи. Наконец на улице заревел мотор. Таня вздрогнула. Я направился в прихожую и открыл дверь, озаряя необычайно красивую женщину, которая стояла на пороге.

Густые светлые волосы, длинные ресницы, красные губы и полная грудь, заметная даже за бурым кожаным пальто… Аня была красива. До глупости красива. Это было понятно даже мне, её брату, и, если бы не кровная связь между нами, я бы определённо испытывал к ней чисто мужское влечение.

Родство, однако, мешало зародиться подобным чувствам.

Люди, у которых нет своих сестёр этого не понимают, но на самом деле завязать отношения с ними — немыслимо. Немедленно возникает чувство отторжения. Всё равно что представить отношения с собственной матерью.

— Привет, — сказала Аня, улыбаясь красной улыбкой. — Как она? Не сильно…

— Средне. Заходи, — сказал я и шагнул назад, пропуская женщину в прихожую.

38. осторожность

Густые светлые волосы, длинные ресницы, красные губы и полная грудь, заметная даже за бурым кожаным пальто… Аня была красива. До глупости красива. Это было понятно даже мне, её брату, и, если бы не кровная связь между нами, я бы определённо испытывал к ней чисто мужское влечение.

Родство, однако, мешало зародиться подобным чувствам.

Люди, у которых нет своих сестёр этого не понимают, но на самом деле завязать отношения с ними — немыслимо. Немедленно возникает чувство отторжения. Всё равно что представить отношения с собственной матерью.

— Привет, — сказала Аня, улыбаясь красной улыбкой. — Как она? Не сильно…

— Средне. Заходи, — сказал я и шагнул назад, пропуская женщину в прихожую.

Аня кивнула и неторопливо повесила пальто на вешалку. В этом момент в дверном проёме показалась Таня.

— Ах… Привет! — улыбнулась Аня, замечая свою дочь, и вскинула ладонь.

Таня кивнула:

— Привет…

Повисла тишина.

— Ну как ты… не сильно Алексу мешаешь?

Она всегда называла меня Алекс. Странная привычка.

— Не особо, — поглядывая в потолок ответила Таня.

— Не особо, — кивнул я.

— Хорошо. Кстати, я привезла подарки. Только они в машине остались, сейчас сбе…

— Давай потом. Мы приготовили ужин, — сказала Таня.

— Вместе? Правда?

— Она помогала, — заметил я дипломатично.

Аня растерянно улыбнулась.

После этого мы проследовали на кухню и присели за стол.

— Кстати говоря, этот Армен самый настоящий…

И Аня заговорила. Она всегда была необычайно разговорчивой. А ещё принадлежала к тому прекрасному типу людей, которым совершенно неважно, слушают их, не слушают, отвечают или вообще не замечают. Она говорила для себя и про себя и не более того. Таня слушала свою мать, но кивать не утруждалась. То и дело, поглядывая на эту я пару, я замечал между ними смутное сходство.

Таня уступала в красоте своей матери. Это было очевидно. Ей уступала любая женщина. И в то же время совершенно всё, что было прекрасно в девушке — аккуратное лицо, носик, большие глаза, — она наследовала от неё. Странная метафора, но Таня, по части характера бывшая скорее солнцем, напоминала именно луну — смутное серебристое отражение своей матери.

Разговор не клеился. Вполне вероятно, что виной тому был я. На самом деле отношения между Аней и Таней не были плохими. Просто они не предполагали частое общение. Между парой существовало особенное взаимное немое понимание. Мать и дочь понимали друг друга. Причём даже лучше, чем я — каждую из них по-отдельности. Просто чтобы заметить это понимание, следовало наблюдать за ними в естественной среде. Следовало быть пристальным и щепетильным. Я умел это делать. Другие — нет.

По завершению ужина Таня ретировалась в собственную комнату. Не самый радушный приём в отношении своей матери, но типичный. Через пару дней, если, разумеется, Аня решит задержаться на это время — свои планы она меняла в зависимости от настроения, — между нами наладится определённая гармония.

После этого Аня ещё немного поговорила в абстрактном направлении своего брата и наконец, примерно в полночь, я сослался на сложный рабочий график и отправился укладываться спать. Я уже лёг, когда дверь в мою спальню открылась, и зашла Аня.

В полумраке помещения она была похожа на плотную тень.

— Алекс, — сказала она приглушённым голосом. — Спишь?

— Нет.

— Просто хотела сказать… Спасибо, что приглядываешь за ней.

— Ты уже говорила.

— Ну да.

— Зачем повторяться?

— Мне кажется, что так надо.

— Хм.

— Поеду я завтра… Кажется, я вам только мешаю.

Я мысленно вздохнул.

Никогда не любил, когда в Ане просыпалась эта её странная спонтанная проницательность.

— Оставайся.

— Зачем?

— Я соскучился по моей сестре.

— Врёшь.

— Буду я тебе врать.

— Кто тебя знает… Я подумаю.

Я хмыкнул.

И вот, совершенно бесхитростным образом, всё обернулось так, что теперь я уговариваю её остаться.

— Спокойной ночи, Алекс, — сказала Аня, обращаясь тенью в арке дверного проёма. — Сладких снов.

— Хотелось бы, — прошептал я, когда девушка закрыла дверь.

Некоторое время я слушал её тихие, почти призрачные шаги со стороны коридора; затем веки мои закрылись, и я степенно погрузился в сон.

Вернувшись в дом на берегу, я первым делом проверил дневник моего предшественника — я всё ещё был не уверен, что последний был тем самым Фантазмом, или что Фантазм был тем самым Фантазмагорикусом, а потом решил и дальше использовать пространное обозначение.

В прошлый раз у меня не получилось прочитать новую страницу — возникли неприятные, таинственные сложности.

В этот, однако, тоже возникли определённые проблемы. Содержимое следующего разворота представляло собой единственный абзац:

«На следующей странице ты обнаружишь важную информацию. Она может негативно повлиять на твоё самочувствие. Читай только когда выполнишь все ближайшие срочные дела».

Просто и лаконично.

Я задумался.

С одной стороны, записи моего предшественника давали мне важные подсказки. Именно поэтому я читал его дневник с такой жадностью и никогда не пропускал новые страницы; с другой, у меня действительно было важное, монументально дело на повестке. В мир Ямато в любой момент мог заявиться Вестник. Будет неприятно, если к моменту его визита я буду находится в «дурной форме».

В то же время мне сложно было представить «информацию», которая действительно сможет выбить меня из колеи. Не говоря уже о том, что с недавних пор, после «забавной» шутки, которую предшественник устроил с Арсеналом, я перестал слепо доверять его заметкам.

Он был тем ещё ублюдком, и все его записи следовало воспринимать с определённой толикой недоверия.

Дилемма.

Я помялся, закрыл глаза, перевернул страницу, затем перевернул её назад и открыл.