До и После. Миражи (СИ) - Кросс Талани

«Музыканты не привыкли рано вставать». – Лиа едва заметно усмехнулась.

За дверью Норт что-то задел и выругался. Она слышала его шаги по комнате.

«Ищет, что бы надеть…»

Она словно видела сквозь закрытую дверь – слишком хорошо его знала. Представляла все его движения, жесты. Видела, как волосы спадают на лицо, а он смахивает их назад, неуклюже натягивает джинсы.

Услышала, как он приближается к двери. Отстранилась.

Когда дверь распахнулась, Лиа растерялась. С губ должно было сорваться радостное приветствие, но оно зависло на вдохе. Лиа еще несколько секунд переводила взгляд с Норта на девушку в кровати. Норт застыл, девушка натянула простыню выше.

И тут Лиа расхохоталась. Ей вдруг вспомнилась собака, которую родители подобрали на улице. Лиа тогда была совсем еще маленькой, но собаку запомнила хорошо. Вместе с родителями в тот же день она отмывала и причесывала ее. Собаку накормили, купили ей теплую лежанку и устроили в прихожей. Челси обрела имя и дом. Но каждый раз во время прогулки – сбегала, а по возвращении из ее пасти воняло дерьмом. В какой-то момент, вернувшись из школы, Лиа не смогла найти Челси. Лежанка из прихожей тоже пропала.

И тут Лиа осенило! Поздно, конечно, но лучше уж так, чем никогда. Все это время она любила призрак – человека, которого не существует. Она любила в нем то, кем он мог бы стать. Но его самого – не любила вовсе. Видеть в людях их лучшую и еще не раскрытую сторону – и дар, и проклятие, ведь цветок может вырасти совсем не таким, как на этикетке с семенами.

– Лини, милая, я…

Она опять взорвалась смехом, даже согнулась пополам, положив руку ему на плечо. Смеялась и смеялась, держась за него, пока ее скручивало от неуместного хохота.

– Лини?.. – В его голосе сквозило недоумение.

– Молчи-и-и… – только и выдавила она. Смех опять сдавил горло.

Отсмеявшись, она убрала руку с плеча, взглянула в глаза и нашла в них только удивление.

Вот он и подвох. Вот тот запашок, который она почуяла еще до того, как подошла к домику. Но Лиа не расстроилась, все прошло куда лучше и куда быстрее, чем она ожидала. Никаких тягостных объяснений, все просто, как дважды два.

Лиа облегченно выдохнула, поправила рубашку и волосы, развернулась и пошла прочь.

Но Норту удалось испортить даже этот момент.

– Лини! Стой…

Он догнал ее, схватил за руку. Лиа словно током прошибло, но не так, как это бывает, когда в животе порхают бабочки. Ее садануло отвращением и болью.

Она медленно развернулась и посмотрела ему в глаза с такой злобой, что он попятился.

– Убери. Руку.

Норт отступил.

– Ты все не так поняла…

Она закатила глаза.

– Нет, правда. Ты все не так поняла. Мы сошлись с ней еще перед лагерем. Я думал, что ты мертва. Ее я встретил, когда сбежал. Мы вчера долго разговаривали и, понимаешь… – он замялся, – я не хотел обидеть ее… Лини. – Он сделал шаг навстречу. – Мы с ней расстались.

– О да! Я заметила.

– Мы прощались… Это было в последний раз.

Лиа развернулась и пошла вперед.

– Значит, так? Вот так, да? – Его голос был возмущенным. – Я бросил ее вчера! А ты просто уходишь?

Лиа остановилась: в ней начала закипать ярость.

– Я бросил ее из-за тебя!

Она развернулась, попыталась скрыть злую улыбку, но ничего не вышло. Покерфейс всегда давался ей с трудом.

– Бросил? Из-за меня… Ты вообще себя слышишь?

– Ну… мне жаль, что так вышло... Что мне еще сказать тебе? Как мне извиниться?

Лиа хмыкнула, вспомнила одну из своих любимых фраз: «Не знаешь, что сказать – говори правду». И решила, что настало время и ей сказать правду.

– Засунь свои извинения знаешь, куда? В то место, из которого ты поешь, и я сейчас не про твой рот. Ты всегда был второсортным музыкантом. А знаешь, почему? Потому что пел то, что хотят слышать, а не то, что могло вызреть у тебя внутри. И мне ты пел то, что я готова была проглотить. Но я сыта этим по горло!

– Ты не справедлива… – в голосе звенела обида, – возьми свои слова назад.

Несколько человек, что занимались сооружением теплиц, развернулись в их сторону и уставились на происходящее.

– Ты не рок-музыкант, – продолжила Лиа, – ты попсовая кукла! – С каждым ее словом лицо Норта менялось, становилось жестче. – Ты и «рок» – две линии, которые никогда не пересекались!

Лиа замолчала, глубоко вдохнула, выдохнула. Говорить то, что думаешь, конечно, приятно, но эти крики... Она поддалась эмоциям, вылила на него ведро помоев, расплескав немного и на себя, а нужно было просто уйти.

Ну и хрен с ним. Она вдохнула и выдохнула еще раз. Дыхание не помогало: остановиться и замолчать не было сил.

– Ты всегда хотел быть богом, хотел обожания и преклонения! Но ты... – Смешок сорвался с губ, и она грустно продолжила: – Ты даже человеком быть не можешь.

Она развернулась и пошла прочь. Последнее, что перед этим увидела, были его глаза, полные злости и обиды, словно она всадила нож ему в спину. Но разве он не делал то же самое? Разве не всаживал ей нож между лопаток каждый раз, когда она отвлекалась на что-то, кроме него? Он хотел обожания. Хотел, чтобы она всегда смотрела лишь на него, а она… она никогда в него не верила. Возможно, этим она тоже предавала его, ведь он, как ему самому казалось, жил только музыкой. Лиа же считала, что он никогда не станет серьезным музыкантом, пока пишет не то, что хочет, а то, что просят продюсеры. Раньше она никогда ему об этом не говорила, а теперь, впервые в жизни, решила быть откровенной.

«Вот она, основная ошибка, – подумала Лиа, – искренними нужно быть в отношениях, а не в расставаниях».

Глава 48 (ПОСЛЕ) По твоему следу

Санни шел следом за Оскаром, сохраняя дистанцию. Бабс мог прятаться в темноте, но Санни настораживало не это. Бабса он не боялся. Он вообще никого не боялся, но почему-то идти первым не хотелось.

Запах крови дурманил. Этот подвал был пропитан ею насквозь. Где-то там, в темноте, был ее источник, и Санни шел к нему, даже не пытаясь остановиться. Его словно гнало подводное течение, несло по алым волнам.

По нелепой случайности, Оскар шел впереди тем же путем. Вряд ли чувствовал то же, что Санни, но что-то гнало его туда.

Когда в следующей комнате показался огонек, Санни замедлил ход. Оскару тоже следовало бы притормозить, но тот, казалось, только ускорился.

«А малявка чудная! – подумал Санни. – Явно что-то почуяла. Затормозила своего защитничка у самого входа в подвал. Шмакодявка пронырливая! Дернула пацана за рукав, прошептала что-то в ухо – и все, они отстали!»

А теперь этот Оскар… прет на свет, как мотылек на пламя. У Беркута интуиция куда лучше, раз он свернул и пошел в другом направлении. Комнат-то много. И в одной из них Бабс.

Но откуда такой запах? Замочил уже кого-то, что ли?

И тут Санни замер.

– Бабс? – Голос Оскара прозвучал испуганно.

«А вот и он…»

Санни сделал еще шаг вперед, но совсем тихо, по-кошачьи аккуратно.

«Что-то не так…»

Он сделал еще шаг и услышал… А что он услышал? Женский голос?

Чушь какая-то.

Но сомнения развеялись, потому что девчонка в соседней комнате, куда так стремительно ворвался Оскар, начала издавать звуки, похожие на те, что слышны на теннисных кортах: надрывные, сопряженные с ударом. Вот только Санни очень сомневался, что в руках у нее была ракетка.

«Что ж, красавица, кажется, это ты манила меня своим ароматом».

***

Он подошел к ней почти вплотную.

«Я иду по твоему следу, ты так приятно пахнешь[1]». – Песня пульсировала вместе с кровью в венах.

Девушка не услышала, как он приблизился, она так громко дышала, что ему даже не нужно было красться. Но он крался, потому что шел за добычей на запах крови.

Девчонку всю трясло, она явно была поглощена случившимся, не видя и не слыша ничего вокруг.

Света свечи хватало, чтобы рассмотреть ее.