Гай Смит - Остров

Он ответил:

— Рут сама за этим пришла, и она это получила. Я полагаю, она рассказала вам и пытается теперь обвинить меня.

— А кого, черт возьми, еще винить? — закричала она. — Боже, если человек в вашем возрасте не в состоянии противостоять попыткам молоденькой девушки соблазнить его, его следует посадить под замок! Рут в ужасном состоянии, она беспокоится, что забеременела. Вот почему она убежала в страхе. Свинья вы, вот кто!

— Парома не видно, — вяло сказал он.

— К черту этот паром, мне все равно, придет он иди нет. Мы не уедем, пока Рут не найдется!

Он поборол в себе панику. Я схожу с ума, подумал он. Я хочу только одного: чтобы они покинули остров! Он прошел через комнату и поднял трубку телефона. Может быть, были неполадки на станции на материке, а теперь все исправлено. Но нет — где бы ни произошла авария, ликвидирована она не была. Аппарат все еще молчал. Он швырнул трубку на рычаг.

— Я пойду поищу ее, — сказал он.

— Тогда и я пойду с вами, — она сделала шаг к двери. — Я не подпущу вас одного к моим дочерям, ни к кому из них.

На секунду их взгляды встретились, и Фрэнк прочел в ее глазах кое-что еще, не только страх. Ревность! Злость, потому что он переспал с Рут, ревность, потому что в его постели должна была быть Саманта. «Моя мать опасна!» Рут в этом отношении сказала правду.

И, Боже Всевышний, даже сейчас он невольно в мыслях раздевал Саманту, представляя ее обнаженной в своей постели. Он усилием воли подавил в себе возникшее желание. Я бы не стал спать с ней, даже если бы мы остались на Альвере до конца жизни, сказал он себе. Но он знал, что это ложь.

— Бог знает, куда она делась, — тихо произнесла Саманта, когда они шли через двор; Джейк ускользнул от них.

— Думаю, я ее видел, — ответил Фрэнк. — Я был на холме, а кто-то шел по направлению к Котлу. Я подумал было, что это…

— Это была Рут. Скорее, и берегитесь, если с ней что-то случилось!

Она побежала. Ему было трудно угнаться за ней. Его высокие сапоги казались свинцовыми, когда они бежали по извилистой дорожке, потом к Котлу, забыв о почтовом пароме. Молись Богу, чтобы с ней было все в порядке!

Они услышали крики. Фрэнк закрыл глаза. Крики были точно такие же, как тогда ночью, когда его будили пронзительные женские вопли ужаса. И как в то утро на Торфяном болоте, когда наступал рассвет. Саманта внезапно остановилась, и он чуть не столкнулся с ней.

— Там, наверху! — она указывала в сторону от дороги, на вершину скалы над Котлом. На горизонте вырисовывались три фигуры, издали их было невозможно рассмотреть, но это должны были быть Дебби, Джанет и Эллен. Они вопили и дико размахивали руками.

— Господи, с ней что-то случилось!

Они поднимались наверх медленно. Фрэнку казалось, что от напряжения у него разорвется грудь. Долгий подъем, и все это время девушки наверху истерически кричали. В висках у него колотило, в ушах стоял ужасный шум. На этот раз крики были настоящие, не просто вопли в ночи, которые стихали с наступлением утра.

Саманта была далеко впереди, она почти добралась до вершины. Эллен подбежала ей навстречу, стала тянуть ее за руку, тащить к краю скалы. Он увидел, как она посмотрела вниз; и тогда Саманта тоже стала кричать.

Фрэнк подошел к ним. Они все стояли на коленях, опершись на руки, глядя через край обрыва, рыдая, показывая туда.

— Посмотрите вниз! — Саманта повернула к нему заплаканное лицо. Глаза ее были распухшие и красные, по щекам текли слезы. — Посмотрите… что вы натворили, Фрэнк!

Он заставил себя посмотреть, наклонившись и вытянувшись вперед. Он всегда сторонился этого места, у него здесь кружилась голова. Крутой обрыв, внизу — скалы и жестокое море. Это то самое место, куда бежали прежние жители острова Альвер сорок лет назад, здесь они нашли свою смерть, бросившись вниз.

Он увидел, и его чуть было не вытошнило. Он знал, что это Рут, потому что это не мог быть никто другой. Полуобнаженное тело повисло поперек выступа скалы, расположенного не половине расстояния до берега. Тело было невозможно узнать. Оно разбилось при падении, но каким-то образом держалось; руки и ноги болтались, темно-рыжие волосы были запачканы кровью, которая все еще сочилась из трупа. Глаз не было, потому что чайки нашли Рут раньше; слабый ветерок шевелил остатки ее разорванной одежды, руки качались из стороны в сторону, как будто и в смерти она звала на помощь.

Голова его шла кругом от чувства вины при воспоминании о прошлой ночи, и он не мог поверить в то, что видели его глаза, а тем временем сзади него Саманта и ее три дочери хрипло кричали, проклиная его.

17

— Кто-то убил ее, — Мари заговорила впервые за два дня. — Маргарет не упала с обрыва. Ее столкнули!

Она оглядела дочерей. Вокруг глаз у нее были черные круги. Она выплакала все слезы, но горе осталось. И теперь она испытывала гнев и ненависть. Целых два дня никто из них не выходил из дома. Непрерывно лил дождь, бушевал ветер, в доме было холодно и сыро, потому что огонь в очаге не поддерживали, не топили и большую печь. От кучи влажных водорослей исходил запах гнили, но никто не замечал этого. Они уже давно ничего не ели, но не испытывали голода.

Мари посмотрела на всех по очереди: Мэри, бледная, скорбная; Элизабет сидит, скрестив ноги, глаза закрыты, но не спит; Идис, мрачная и презрительная, ни следа слезинки на лице. Нет только Зока; если он провел эти дни на охоте, то его усилия были напрасны. Или же он тайно поедает свою добычу. Это не имело значения, хорошо, что его нет здесь в этот час смерти.

— Ну?! — внезапный вскрик, вопрос, требующий ответа.

Элизабет вздрогнула, открыла глаза, в ужасе уставившись на мать. Губы ее шевельнулись, но она ничего не сказала. Мэри кивнула, соглашаясь; если мать говорит, что кто-то убил Маргарет, то так оно и было. И она ничего не могла поделать. Ее совесть чиста, ей нечего бояться.

— Идис! — выговор, не обвинение. Мари была сердита на свою младшую дочь за многое, но в данный момент за то, что девочка не плакала, не показывала никаких признаков горя от постигшей их утраты. Но она не могла убить Маргарет, ей бы не хватило сил. И все же вина на ней, потому что если бы она не пропала в то утро, Маргарет не пришлось бы ее искать. — Идис, ты меня слышишь?

— Я слышу тебя, мама.

— Ну?

— Это не я. Это Зок.

— Зок! Что за глупости!

— Нет, не глупости. Если Зок убьет всех нас, ему хватит еды, чтобы выжить, не так ли? И ты ничего не можешь ему сделать, потому что мы все умрем от голода без него.

Мари сжала губы. Мудрость младшей дочери была под стать ее мрачному характеру. Она такая упрямая, Мари могла колотить Идис до тех пор, пока та не начинала визжать, но она не в состоянии была покорить ее волю. Поистине она отродье своего зловещего отца. Лучше бы ты упала с обрыва, чем добрая Маргарет, подумала она.