Пучина скорби - Альбина Равилевна Нурисламова
— Мы так и не обсудили, что делать дальше. И ты не сказал, удалось ли… Как там? «Упорядочить»?
Олеся подошла ближе, заглянула через плечо. Вадим не любил, когда так делали, поэтому повернулся к ней лицом.
— Ты вроде спать собиралась.
— Разгуляла сон, пока ходила туда-сюда, — отмахнулась она. — Так что?
— Последовательность событий такова. Иннокентий и его родные нашли в лесу древнюю плиту. Что это такое, неясно. Возможно, остатки сооружения. Они ощущали на себе воздействие некоей силы. Злой силы. Наташа гибнет, ее кровь пропитывает плиту. Возможно, это ничего не значит, но, если отбросить попытки мыслить исключительно рационально, то, вероятнее всего, смысл есть. Спустя короткое время на месте раскопок горе-археологов появляется первый провал, впоследствии названный Боковушкой. Потом происходит землетрясение, образуются еще два провала. Ничего не упускаю?
— Добавлю: здесь не сейсмоактивная зона. Я специально уточняла. И первый провал образовался вовсе не там, где мог быть из-за разработок рудника. То есть, строго говоря, рудник мог и не иметь прямого отношения к провалам.
Вадим посмотрел на Олесю с уважением. Она была умна, внимательна к деталям, находчива и дотошна. Отличные качества для журналиста.
— Еще один кирпичик лег в основу неизвестной нам пока постройки. Выходит, до обнаружения плиты землетрясений не было, а после оно случилось. И провалы образовались, как будто…
Он закашлялся, и Олеся договорила за него:
— … будто Иннокентий и компания пробудили нечто спавшее под землей.
— Примерно так. На окрестных дорогах незадолго до этих событий начала орудовать банда жестоких убийц и грабителей. Через некоторое время после образования первого провала пропадает автобус с детьми, который ехал в Верхние Вязы из Октябрьского. Спустя некоторое время он обнаруживается в Боковушке. Разбой на дорогах прекращается — это хорошо. Тем временем Верхние Вязы из-за провалов и разрушений на руднике начинают покидать жители, городку уже не суждено оправиться, с той поры он медленно, но верно пустеет.
— Все так, — подтвердила Олеся.
— А теперь, как говорил профессор Дамблдор Гарри Поттеру, мы ступаем на зыбкую почву догадок, допущений и предположений. Еще и мистических к тому же, прибавлю я. Денис Сергеевич утверждал, что люди сломя голову покидали город не только потому, что большинству негде стало работать, а жить рядом с громадными ямами в земле несколько неуютно. По ночам, сказал он, по улицам Верхних Вязов бродили мертвые, погибшие дети. — Вадим принялся нервно постукивать ручкой по странице. — Дети, понимаешь? Моя пропавшая дочь, твой похищенный брат… Каким боком одно относится к другому? И ведь прошло столько лет! Далее. Есть Денис Сергеевич, перепуганный, рассказавший много интересного, внезапно исчезнувший. Есть и другие — тоже запуганные! — люди, не то знающие, не то подозревающие правду, но не желающие говорить о ней. Еще в арсенале имеются сны, очень похожие, связанные с пропавшими близкими людьми и провалами, которые снились мне и Римме, сестре Васи-«Виатора».
— Не забудь про руководство городка и полицию, вот кто сто процентов в курсе. — Лицо Олеси окаменело. — Наглые молодчики, которые почему-то никуда не уезжают.
— Вот оно! — воскликнул Вадим. Слова Олеси про молодых нахалов удивительным образом повернули в его мозгу некий тумблер. Он понял, что его тревожило, не давая покоя. — Я знаю, что делать, что нужно проверить!
— И что же? — спросила Олеся.
— Когда мы с Денисом Сергеевичем виделись в последний раз, перед приходом Лидии Петровны, которая нас прервала, он говорил о мертвых детях, о доказательствах. При этом посмотрел на снимки, висящие на стене. Мне подумалось, он собирается показать что-то на них. Или вроде того.
— А потом старик пропал.
— И фотографии тоже! Комендантша продемонстрировала пустую комнату. Мне бы повнимательнее приглядеться к снимкам, пока был у Дениса Сергеевича! — досадливо сказал Вадим. — Я обратил внимание на двоих парней. Один похож на Алена Делона. Как сказал мэр, это его старший брат.
— У одного брат, у другого, — проговорила Олеся. — И у меня.
— Был там еще парнишка. Я тогда подумал, что где-то его видел, откуда-то знаю. Никак не вспомню! Но, если посмотрим на снимки, меня может осенить.
— Интересно, как мы посмотрим, если фоток уже нет.
— Фоток нет, а идея есть, — ответил Вадим. — В школе или Доме культуры, в библиотеке может храниться архив. Подборка местных газет, старые школьные фотоальбомы, еще что-то.
— Но как до них добраться?
— Ты же журналист. Притом бесстрашный. Для начала сходим в школу. Если ничего не найдем, придется проникнуть в Дом культуры. Это сложнее, он стоит на площади, рядом со зданием администрации. Лезть придется, скорее всего, ночью, чтобы нас не заметили.
— А то, что школа затоплена, тебя, я вижу, не пугает? — слегка язвительно спросила Олеся.
— Я ездил туда, смотрел. А ты нет? Территория не охраняется, проникнуть получится без труда. Это раз, как говаривал Эраст Петрович Фандорин. Два — школа затоплена не полностью. Провал образовался возле торца здания, а само оно длинное, провалилось тем боком, где спортзал и столовая. По остальной части школы можно рискнуть прогуляться.
— Пойдем прямо сейчас? — деловито спросила Олеся, и Вадим восхитился ее выдержкой. Он видел: девушке страшно идти, но она готова это сделать.
— Утром, когда станет светлее. Ночью, в темноте, все же соваться туда опасно. Если не заметим чего-то и пострадаем, то никому не поможем.
Вадим посмотрел в Интернете, во сколько восходит солнце, поставил будильник за час до этого времени. Спать оставалось совсем немного, но отдохнуть необходимо. Олеся заснула первой: дыхание ее выровнялось, она стала тихонько посапывать. Думая о том, что готовит им завтрашний день, Вадим тоже потихоньку поплыл в сон.
Кошмаров в ту ночь не было. Ему снилась Вера.
Глава восемнадцатая
— Скажи мне как журналист: почему о трагедии с автобусом и погибшими детьми, об убийствах и грабежах на дорогах практически ничего не известно? — спросил Вадим, когда они с Олесей вышли из общежития и направились к машине, чтобы поехать в закрытую зону, где находились Центральный и Школьный провалы. — В Интернете ничего нет. Я еще вчера хотел спросить об этом, забыл.
Олеся подавила зевок. Не выспалась, и даже кофе, который они купили на заправке, не помог. Вадим тоже не чувствовал особой бодрости, но и спать не хотелось. Проснулся легко, его гнала вперед жажда выяснить правду. Где-то в глубине души ядовитый голосок шептал, что Вадим уже не верит, будто Ирочку можно спасти. А раз так, нечего было все затевать. Однако он не уезжает, не бросает начатое. Поднял голову писательский азарт? И он снова,
