Тени не исчезают в полдень (СИ) - Бережная Елизавета

— Будто кто то изнутри читает твои воспоминания, и тень следит за тобой, — подсказал Алек.

— Точно. А вы тоже?.. — растерянно пробормотал Арсений. Алек покосился на дверь. Скоро должен был вернуться Макс. А перед ним Арсений не станет откровенничать. По крайней мере, не сегодня.

И очень быстро Алек рассказал Журавлёву о всех странностей текущего дела. Арсений слушал, застыв от изумления. Его губы беззвучно шевелились в ответ. Алек дал ему время подумать. В конце концов свалил на мальчишку всё и сразу.

— Веришь? — услышав шаги за дверью, спросил Алек. И в ответ Арсений ухватился за протянутую руку, крепко сжал. И одного преданного, благодарного взгляда этого странного, не по годам сильного, но всё же мальчишки хватило Алеку, чтобы понять одно: Арсению он сможет довериться.

В тот же вечер они перешли на ты. И пока названивал возмущённый, рассерженный Шустов, стучали клавиши, вернувшиеся с обыска ни с чем ребята переговаривались и обсуждали дальнейшие планы, Алек, Макс и Сеня обменивались им одним понятными взглядами. И в голове каждого созревала теория и медленно превращалась в план.

Они расходились, пообещав ничего не предпринимать и ничего не скрывать друг от друга. Алек обычно держал обещания. Но на этот раз знал, что нарушит.

Он ехал по опустевшим дорогам. На включённом экране телефона светилось сообщение от Гриши. Его так и не нашли, ловко спрятался, залёг на дно у одного из клубных товарищей, добирался пешком, по проулкам. Найдут. Но на это нужно время, которого не будет.

Алек знал, что ночью едва ли заснёт больше, чем на пару часов. Сложно спать, когда мир сходит с ума. Он ехал, и перед глазами мелькали полосы света и тени. Они пересекались, сменялись, сливались, всё летели, летели мимо и оставались где-то под колёсами. Позвонила Ника, волновалась. Алек успокоил её, и самому стало как-то спокойнее. Лина передавала привет. Её голос звучал немного живее, чем той ночью. Или это телефон искажал звук.

Звонок завершился. И Алек, глупо улыбаясь, снова стал рассматривать полосы. Фонари сливались в один поток света, который косо пронзал полутьму и мчался вслед за машиной. Как мало нужно, чтобы почувствовать себя лучше — просто знать, что ты не один. Наверное, даже самому одинокому человеку нужно это знать.

Словно в ответ на мысли Алека раздался ещё один звонок. И машина свернула в проулок. Домой он пока не вернётся. Он поедет в парк, найдёт, прям как в детском квесте, дерево с раздвоенным стволом и пойдёт от него в сторону заброшенной лесопосадки. И там будет ждать Маша.

Глава 17

Алек нашёл дерево и беседку и по извилистой, поросшей травой и мелкими цветочками тропинке прошёл под живую крышу из растений и старых балок. Маша была здесь. Она не обернулась и не подняла глаз, только улыбнулась словно своим мыслями, но на самом деле шагам за спиной. Она узнала.

— Это моё любимое место, — прошептала Маша. — Нет, не так. Это моё место.

Алек, последовав примеру Маши, влез на высокую скамейку и притянул колени к груди. Он и не помнил, когда в последний раз позволял себе такие выходки — ночью сидеть в беседке с ногами на скамейке и слушать, как урчат, попискивают, трещат лягушки в пруду и жужжат комары над ухом. Алек прихлопнул одного, особо надоедливого. Даже от такого простого действия стало вдруг хорошо, словно не в парке он сидел и не в беседке, а дома.

Дом Алек плохо помнил. Детская память сохранила лишь детали, но зато чётко, как на фотографиях. Алек помнил старый диван на террасе, за него часто пряталась маленькая Ника. А на вязаном покрывале жмурился толстый пушистый комок, кот, настолько белый, что, когда он лежал в траве, казалось, что посреди лета выпал снег. Ещё Алек помнил огород, небольшой совсем, зато чистенький, ухоженный. Он вскакивал летом по утрам и сразу туда, в огород. И каждый день было, что найти восьмилетнему мальчишке на этом клочке земли. Алек помнил и свою маленькую лейку. Как-то из-за неё они поссорились с Никой. И огромную лохматую игрушечную лошадку. Она постоянно подметала хвостом пол в руках своей хозяйки. Особенно хорошо Алек помнил стол на кухне и огромное окно в полстены. Из него видно было речку. И Алек всегда выбирал место за столом, чтобы смотреть в окно. С домом неразрывно связаны были мамина улыбка, звонкий смех Ники и бабушкина ласка. И это лето в деревне, лето, когда Алек чувствовал себя простым счастливым ребёнком. Летом тем по вечерам он также сидел на диване на террасе и слушал голоса цикад, лягушек, комаров. А тогда они на самом деле казались голосами.

— Я прихожу сюда, когда хочу сбежать от всех. — Тихо звучал мелодичный голос. Алек закрыл глаза и слушал. Было в этом голосе что-то родное, тёплое. — Здесь уютно, красиво. И здесь легко дышать.

Алек вдохнул полной грудью прохладный свежий воздух. Правда, дышать легче. И усталость куда-то исчезла. И мысли все вслед за ней. Только странный покой заполонил всё кругом, приятный, такой нужный и правильный, немного печальный покой.

Беседку заплетали растения. Алек коснулся молодого свежего листка клематиса. Он дышал жизнью, свежестью и прохладой, словно впитал из воздуха. Если бы мог человек так впитывать жизнь…

Листья покачивались, образуя маленькие волны со своими гребешками и барашками. Такие волны Алеку нравились даже больше, чем морские. Они не бунтовали и не бились, а тихо шептались. Алек не мог больше разобрать их шепота. Он давно не ребёнок.

Тропинка убегала в глубь заброшенной части парка и петляла между могучими стволами деревьев. Луна освещала её неровными белёсыми пятнами. Свет редких звёзд проникал под полог зелени беседки и разбивался хрустальными каплями в воздухе. Он казался осязаемым и тоже говорил: звенел тихо в такт шёпоту листьев.

Люди спали, а природа, боясь разбудить их, продолжала жить. Незагрязнённая, нетронутая, эта жизнь была особенно прекрасна. Природа пела: звуки сливались в одну протяжную мелодию, в многоголосье. Никогда не сможет ничто искусственное быть настолько совершенно несовершенным, как эта песня.

Алека потянуло на лирику. Мысли крутились витиеватыми кольцами, полупрозрачными и невесомыми, как облака. А на самом деле Алек просто любовался красотой ночной природы.

— Знаешь, я слишком часто сюда прихожу.

Маша сидела спиной к Алеку, в тени. Но по голосу он слышал: тот же грустный покой охватил и её.

Не лишний ли он здесь, в самом сокровенном месте Маши? Она призналась, что прячется здесь от людей. Разве Алек больше не относится к этой категории?

Маша повернулась и улыбнулась, случайно коснулась ладони Руденко и отдёрнула смущённо руку. Любые объяснения, извинения всё испортили бы. Маша молчала. Алек смотрел на неё и тоже улыбался, а в горле стоял комок. И ему одновременно было до безумия хорошо и всё-таки больно. От того, что творится там, за границами маленького мирка.

Тени пробегали по скамейкам, по листикам клематиса, по тропинке. Но то были мягкие, ласковые тени. Они обнимали, гладили ровную поверхность предметов и приближались к ногам. Тени могут быть красивыми. Тени могут говорить. Алек рассматривал их шипы и горбы, их кривые лапы и даже в страшном находил живое. А живое и есть красивое. Маша проследила за его взглядом и тоже рассматривала тени.

Облако закрыло луну. Тени растаяли. Пятнышки света слились в одно и тоже исчезли. Но и теперь ночь не была опасной. Она не скалилась, не насмехалась, как все последние ночи. Она улыбалась, немного грустно и почти счастливо. Или Алек медленно сходил с ума. Он готов был и на последнее.

— Приходи сюда, когда захочешь. Я подарю тебе это место. — Маша засмеялась. И звонкий колокольчик её голоса полетел над парком к самой луне.

Алек снова вспоминал, не хотел, но видел, как наяву, то, что было больше десятка лет назад.

— Знаешь, что я подалю тебе. — Ника дёрнула его за рукав рубашки, заставив оторваться от разглядывания интересной картинки: паук, расставив лапы, сидел в центре своей ловушки. А рядом трепыхалась в сетях пойманная муха. Совсем немного осталось до развязки.