Александр Варго - Химера
– Ну? – нетерпеливо спросил следователь, как только начальник угрозыска убрал трубку. – Как прошло? Рассказал?
– Все рассказал, Андрей Палыч.
– Что все?
– Историю жизни и смерти. – Шарафутдинов загадочно ухмыльнулся, и Горюнов понял, что его ждет разочарование. – Короче, Козлов здесь ни при чем. Никого он не убивал.
– Тогда где он пропадал?
– Он влюбился. В медсестру из Кащенко. Фролова Галина. Сейчас вот с ней разговаривал, позже ребят пошлю протокол оформить. Эти две недели он провел у нее в Москве.
– Не может быть!
– Что самое интересное, она к нему тоже неравнодушна. На пятнадцать лет старше. Козлов для нее – последний шанс. Любовь крутили еще в клинике. После выписки он ее навещал, а две недели назад все бросил и поехал делать предложение. Короче, эти две недели, в течение которых, как мы думали, он расчленял невинных девушек, Козлов безвылазно жил у нее на станции «Спортивная».
– Безвылазно? В том числе десятого и шестнадцатого июля?
– Медсестра подтвердила алиби на эти даты. Сутки напролет проводили вместе. Не могли оторваться друг от друга.
Горюнову захотелось выпить воды.
– Кто-нибудь, кроме нее, может это подтвердить? – спросил он. – Все-таки любовница – лицо заинтересованное.
– Фролова говорит, что алиби может подтвердить мать, с которой она проживает в одной квартире, – та готовила им завтраки. Еще соседи подтвердят. В сумке у него нашли фотоаппарат со снимками романтического отдыха: в парке, в «Макдоналдсе», на колесе обозрения. Оба счастливые, веселые, беззаботные, прямо голубки.
– Фотографии подготовлены заранее.
– Я не верю, что он мог организовать себе фальшивое алиби: сделать фотографии, подговорить любовницу, мать, соседей. Козлов – бывший псих. Первое преступление совершил после ссоры под влиянием импульса. Он не в состоянии планировать свои действия. А вот злодей, который похищает девушек, делает это очень хорошо, иначе бы мы его давно нашли. И потом, имеется косвенное свидетельство. Козлов все отрицает. Категорически. А если вы помните, то в первом деле, когда его взяли…
– Да-да, сразу признался. Черт!
Горюнов был расстроен. Шарафутдинов сочувствующе посмотрел на него.
– Я понимаю ваши чувства, Андрей Палыч. Но это не он. Не наш Расчленитель.
Попрощавшись с операми, Горюнов поехал домой. Настроение было паршивее некуда. Последние три дня он работал на износ, по восемнадцать часов в сутки, а расследование топталось на месте. Главные вопросы по-прежнему оставались без ответа. Кто похищает девушек? С какой целью? Где их прячет? Горюнов понял, что свихнется, если попытается выстроить еще одну версию.
Дома, в прихожей, его встретил аромат специй и тушеного мяса, которое готовила супруга. Впервые за неделю у Горюнова на ужин были не бутерброды или китайская лапша, которыми он перебивался между оперативками, а настоящая домашняя стряпня.
После ужина он пытался смотреть телевизор, но лишь бессмысленно переходил с канала на канал. Засевшие в голове обстоятельства дела не давали сосредоточиться на телевизионных сюжетах, хотя Горюнов очень старался. Вновь и вновь его мысли возвращались к делу о таинственных похищениях.
Итак, Аскольд Козлов не тот, кого они искали. Вероятный подозреваемый оказался не маньяком, а влюбленным идиотом. Это тупик. Что дальше?
На детективном сериале про следователя, который бодро раскрывал запутанное сценаристами убийство, позвонил Ваня Трунов, чтобы отчитаться о проделанной работе. Он ездил в Москву, разговаривал с одноклассниками Марины Бевенис, изучал ее личную жизнь и подростковые проблемы. Зацепок не нашел. Горюнов уныло слушал помощника, чувствуя, что поиски в этом направлении тоже скорее всего не дадут результата.
– И последнее, – сказал Ваня. – Удалось переговорить с приятелем Савичева, на которого тот ссылался в своем алиби.
– Максим Рожков, – вспомнил Горюнов. – Он прилетел из Таиланда?
– Угу. Я поднял его с постели – отсыпался после перелета. Так вот, он говорит, что вечером десятого июля они с Савичевым действительно сидели в ресторанчике на Патриарших прудах. А вот расстались с ним не позже одиннадцати – точно он не помнит, был сильно пьян.
– Десятого в одиннадцать?
– Он так говорит.
Горюнов задумался.
– Сколько нужно времени, чтобы добраться из центра Москвы до Истринского района? Час?
– Ночью по пустым дорогам можно и быстрее. Только зачем ему мчаться посреди ночи за город, а утром возвращаться к жене?
– Ну да, – пробормотал Горюнов. – Незачем.
Он положил трубку и задумался. Конечно, незачем Савичеву ехать в Подмосковье, чтобы похитить, а затем убить девушку, с которой он не был знаком. Вряд ли у этой линии расследования тоже была перспектива. Хотя нужно все-таки отметить, что на момент первого похищения у Савичева не было алиби.
Глава 14
19 июля
К северу от отеля берег порос непролазным ельником, порой близко подходившим к воде. Кромку водоема покрывали поля камышей и водорослей, затрудняющих исследование подводного рельефа. Иногда, прищуренно оглядев их, Леонидыч приказывал Мите продолжать движение. Он объяснял, что если бы здесь гулял фараончик, то в зелени оставались бы коридоры. Но иногда инспектор надевал маску и спускался под воду – не только чтобы проверить очередную яму, показанную на эхолоте, но и посмотреть, почему появилась та или иная проплешина в водорослях и не ведет ли она к скрытой норе.
С утра на небе не белело ни облачка. Дюралевый борт раскалился на солнце и жег пальцы. Даже близость воды не освежала плотный и горячий воздух. Митя без конца пил минералку из пластиковых бутылок, упаковку которых прихватил из отеля.
Леонидыч, после очередного погружения, втянул хищным носом воздух и сказал:
– Сегодня обязательно будет гроза. Как пить дать.
Проснувшись утром, Митя первым делом отправился в комнату, где ночевал инспектор, и вместо Леонидыча нашел аккуратно застеленную кровать. На покрывале лежала записка: «На причале в 8.00». Старый моряк проснулся чуть свет и покинул коттедж.
После вчерашних посиделок похмелья не было, хотя выпили они изрядно: когда опустела бутылка скотча, Митя заказал еще одну. Голова не болела ни утром, ни после завтрака. Видимо, сказывался живительный эффект лесного воздуха, о котором столько писали рекламные буклеты Istra Park.
Около восьми Савичев уже маялся на причале, ловя на себе любопытные взгляды ранних посетителей пляжа. Подъехавший Леонидыч выглядел бодрым и активным. Вчерашние посиделки на его внешности тоже не отразились. Наоборот, в надвинутом на лоб кепи и эмблемах ГИМС на одежде он выглядел деловито и сурово, как и подобает представителю власти.
– А почему на пристани сегодня встречаемся? – спросил Митя, перебираясь на бак, пока инспектор багром придерживал катер у мостков. – Договорились с Абрамовым? Он разрешил?
– Срал я ему на лысину с кормовой мачты, твоему Абрамову, – недовольно бросил Леонидыч. – Тут серьезные дела творятся. На мелкие разборки времени нет. Давай побыстрее!
Пока Митя устраивался на своей лавке и застегивал жилет, инспектор объяснил, что встал пораньше, чтобы заправить топливный бак и зарядить воздухом баллоны. Про боеприпас для гарпунного ружья он рассказал еще вчера: пока не готов, есть проблема с монтажом детонатора, но Вова решит ее в течение сегодняшнего дня. Затем Леонидыч запустил мотор, они обогнули мыс и занялись осмотром лесистого берега. Сначала нырял Леонидыч, а когда он устал, наступил черед Мити.
Вода пугала Савичева меньше, чем вчера. Через борт он перевалился без опаски, уверенно и слегка небрежно, подражая Леонидычу. Однако на глубине напускной вальяжности заметно убавилось. Его плавание по-прежнему было неуклюжим, сигнальный линь цеплялся за коряги, ласты поднимали муть. Да еще мрачная глубина, куда не дотягивались солнечные лучи, вызывала в нем оторопь и сжимала ледяными пальцами затылок.
И все же, несмотря на это, каждая минута, проведенная под водой, отвоевывала территорию у страха. Каждая минута добавляла Мите опыта и уверенности. Он погружался все глубже, заглядывал во все более мрачные места и чувствовал, что осваивается в этой двойственной стихии, убивающей и создающей жизнь. Он становился ее частью, ее полноправным обитателем. Временами Митя даже ощущал короткие приливы блаженства. Плавные движения, размытые формы, глухие звуки, доносящиеся издалека, словно возвращали в материнское чрево – уютное, заботливое, родное.
Это погружение начиналось, как все предыдущие. Перед Митей стояла задача проверить затопленный овраг, на дне которого, на глубине трех метров, лежал упавший с подмытого берега ствол березы – карча. Леонидыч предположил, что ниша между корнями карчи и глинистой стенкой берега может быть входом в нору. «Имеет вид жуткой подозрительности», – выразился он.
