Хроники крови. Пенталогия (ЛП) - Хафф Таня
Никто не пытался его остановить.
А те, кто случайно встречался с ним взглядом, быстро отворачивались.
Он сделал все возможное, чтобы как можно быстрее проскользнуть к первой попавшейся ему на пути лестнице. Здесь воздух был чище, но у него не было времени перевести дух.
Народные поверья, будто вампиры не отражаются в зеркалах, не имеют ничего общего с истиной. Еще как отражаются! И отлично фиксируются камерами наблюдения.
“Бывают моменты, – думал Фицрой, стремительно мчась вниз по лестнице, лишь тенью мелькая на мониторах службы безопасности, – когда я ненавижу этот век”.
Преодолев два пролета, он открыл дверь, на которой висела табличка “ГОРОДСКОЙ МОРГ. ПАРКОВКА ВТОРОГО УРОВНЯ”, и, облегченно вздохнув, шагнул в слабо освещенный коридор. Он успел подумать о том, что здесь вместо трех лампочек горят только две и объяснить подобный факт можно лишь дефицитом бюджета. В конце концов, пациентам здесь для прогулок не место, а те, кто работают в клинике, судя по всему, уже разошлись по домам. Что касается вампира, столь скупое освещение было ему только на руку. Коридор, ведущий в морг, и должен быть темным.
Все еще скаля зубы, но уже слегка успокоившись, Генри нашел незапертую дверь. Надев черные кожаные перчатки, он осторожно прошел сквозь приемную и наконец-то оказался в морге.
Здесь дышать ему было несравненно легче. Кровь в телах уже успела остыть, и мертвые не могли испытывать отчаяния.
Занятыми оказались только шесть холодильных камер. На пяти из них были написаны имена умерших, в шестой же находилось тело молодого человека с отрезанными кистями рук, выловленное в порту Ванкувера.
Лицо мертвеца было изуродовано, однако что послужило тому причиной – избиение перед смертью или удары о причал после нее, предположить было сложно. Несмотря на состояние трупа, Генри сразу опознал в нем призрака. Если бы у него даже и возникли какие-нибудь сомнения, татуировка синего цвета на правом плече – кинжал, с лезвия которого капает кровь, – явилась бы доказательством того, что вампир не ошибся.
Хотя вся информация об умерших должна храниться в компьютерном архиве, однако распечатки отчетов он нашел здесь, в шкафу, стоящем в приемной. Только бы у него хватило времени сверить пометку на ящике с названием файла, а затем воспользоваться копировальным аппаратом.
Но не успел Фицрой приступить к работе, как его чуткий слух уловил звон ключей.
Кевин Лэм быстро шагал, по коридору, нервно перебирая пальцами ключи от машины. Чертовски тяжелая смена! Единственное, чего ему сейчас хотелось, – это отправиться домой, сжевать что-нибудь без привкуса хлороформа и взглянуть, не показывают ли по ящику бейсбол. Вообще-то он не был особым фанатом этой игры, но после десятичасовой смены его мозг отказывался воспринимать что-либо более сложное, и любая другая передача была совершенно недоступной пониманию.
“В машине я буду в безопасности, меня уже не смогут позвать назад. Я смогу наконец поехать домой”. Взгляд Лэма уже был сосредоточен на входе в гараж, и он сперва даже не обратил внимания на свет, который виднелся сквозь дверь приемной морга, и доносившиеся оттуда характерные звуки.
Но ведь в этот час в приемной морга быть никого не должно.
В запотевшее дверное стекло Лэм разглядеть ничего не смог.
“Кому это, черт подери, приспичило в такое время пользоваться ксероксом?”
Кевин взглянул в сторону стоянки и тяжело вздохнул. Если он вызовет охрану, то застрянет здесь надолго, даже в том случае, если тревога окажется ложной. И если выяснится, что в морге никого нет, над ним потом будет смеяться весь госпиталь.
“Взгляну лучше сам, открою дверь, включу свет, удостоверюсь, что у меня просто разыгралось воображение, и спокойно поеду домой”.
Успокоив себя этой мыслью, Кевин Лэм решительно направился к двери морга.
Пока кто-то – судя по звуку шагов, это был мужчина – приближался к нему по коридору, Генри не один раз мог успеть найти себе убежище и спрятаться так, что ни один человек был бы не в состоянии его обнаружить. Но он даже не пожелал утруждать себя. В тот самый момент, когда человек появился в дверях и уже протянул руку, чтобы включить свет, Генри схватил его за полу зеленого халата, втащил в комнату и захлопнул дверь.
Голова уже просто шла кругом от голода – сначала присутствие Вики выбило его из колеи, а тут еще атмосфера отчаяния, царившая во всем здании, и этот запах крови… Самообладание оставило вампира, и он швырнул так некстати заглянувшего сюда санитара на стол.
Помещение было погружено почти в полный мрак, лишь слабо мерцала лампочка под потолком, да фосфорический свет шел от холодильных камер. В этом свете лицо, склонившегося над Кевином, имело странные, пугающие очертания. Лэму показалось, что он растворяется в темных бездонных глазах, безжалостно смотревших ему прямо в душу.
Холодный голос существа приказал ему молчать. Стальные пальцы сжали запястья, прикосновение их было одновременно и ледяным, и обжигающим. Сердце Кевина билось все быстрее. Дыхание участилось, перед глазами плясали огненные круги.
Сознание уже было готово оставить незадачливого санитара Внезапно склонившееся над ним существо произнесло: “И я еще обвинял ее в том, что она ведет себя как ребенок!” Когда же его лицо приблизилось к нему вплотную и голос приказал ему все забыть, Кевин Лэм с радостью ему подчинился.
*
Тони ушел сразу вслед за Фицроем. Селуччи она отправила спать где-то около двух часов. Все лампы в квартире были погашены, и сквозь отодвинутые шторы гостиную освещали лишь блики ночных огней.
Осторожно отложив в сторону ворох пришедших на имя покойной хозяйки квартиры писем, Вики села за стол красного дерева, положила перед собой чистый лист бумаги и принялась ждать Генри.
Вообще-то ему уже давно полагалось вернуться. Если, конечно, он хочет, чтобы она успела изучить его отчет до восхода солнца.
Когда Вики думала о том, чем займется по приходе Фицроя, все было в порядке.
Когда же она начинала думать о самом Генри, о его сущности, ее сразу же охватывала ярость.
Вампир!
Но ведь он всегда им был – и за последние годы ничего не изменилось.
Женщина яростно крутила в пальцах найденную в одном из ящиков стола тяжелую перьевую ручку, но раздражение не проходило.
“Ну хорошо. Я теперь не та, что была когда-то, но одновременно я все еще та, кем была раньше. Я смирилась со всеми ограничениями – с не очень-то большой радостью, – честно заставила себя признать Вики, – но все же я их приняла. Но я никогда не позволяла и никогда не позволю всем этим обстоятельствам диктовать мне, как себя вести и как жить. Я здесь для того, чтобы разобраться с этим непростым делом. И я не дам Генри мешать мне вести расследование так, как
я
этого хочу. Он мне не враг, и мы будем вести себя по-дружески в отношении друг к другу, даже если для этого мне придется разорвать его на клочки и выпить всю кровь, текущую в венах этого королевского ублюдка!”
Ручка с треском раскололась на две половинки.
– Черт!
Дыхание с хрипом вырывалось из ее груди. Вики с трудом сдерживалась, чтобы не швырнуть останки ручки о стену и не испачкать дорогущую обивку чернилами. Неимоверным усилием воли сдержав себя, женщина аккуратно положила разломанную ручку на письменный стол, но тут же внезапно вскочила, с яростью отбросив с дороги стул.
В затылке зазвучал тихий голос – он обратился к ней, осведомляясь, в чем дело, откуда это все взялось. Когда Вики прыгнула к двери, голод в ней почти пробудился. В зеркале прихожей мелькнули ее глаза, излучающие серебристый блеск.
Она уже схватилась за ручку двери, когда вдруг почувствовала, что за дверью в унисон ее собственному бьется еще чье-то сердце.
Генри!
Он в коридоре. За дверью.
Вампир!
Внезапно в ее памяти всплыли слова Селуччи, который частенько называл Фицроя писакой, кропающим незамысловатые любовные романчики.
