Инесса Ципоркина - Личный демон. Книга 2

Ах, да! Последний, фирменный райский аттракцион.

Искушение.

Что ж, думает Катерина. Ангелы не ведают пощады. Кто-кто, но только не они. Уберегая человечество, они легко жертвуют человеком. Зная мою слабость, мою тягу к подчинению, Уриил вполсилы не ударит. Сейчас очнусь в каком-нибудь восточном гареме, в шелковых шальварах и в косах с вплетенными в них дукатами, посреди комнаты, пропахшей пахлавой и пряностями, где на тахте, разметавшись, дрыхнет посторгазменным сном молодой красивый падишах. И самой мне будет лет семнадцать, и звать меня будут Заира, и я тоже буду молодое красивое животное, бездумное и бесстыжее, легко подчиняющееся сильной мужской руке, скорое на любовь и остуду, одержимое не стыдом, а похотью — вечно голодным монстром, одновременно жарким и ледяным.

Таким оно и будет, неизбывное искушение для тебя, вечной девочки: вернуть свою бездарно проебанную молодость, сбросить ярмо долга и дать, наконец, свободу своему внутреннему зверю.

Кэт меня вытащит, твердит себе Катя. Она ведь на себе испытала, каково это — выпустить своего зверя и утратить власть над ним. Китти, превращенная в львиноголового демона, всегда жаждущая, всегда несытая, тянулась за пираткой неугомонной тенью, чутко водя кошачьим носом над родным, пахнущим кровью следом, слизывая алые капли с ладоней Кэт, дожидаясь ласкового: «Взять, девочка!» как манны отнюдь-не-небесной, кровавой адской манны.

Искушать искушенного нужно тем, чего он жаждет получить — и знает, что никогда не получит, бодрится Катерина. Хорошо, что у меня есть тень, испытавшая все на свете Пута дель Дьябло, ей мои эротические фантазии насчет сексуального рабства — унылая повседневность. Тортуга.

Глава 8

Искушая искушенного

Кэт совсем не любопытна. Она не хочет знать, куда каждое утро срывается ее хозяин. Даже в мыслях у нее не получается называть графа Солсбери любовником, а тем паче мужем. Ну а милорд, вернув себе презрение аристократа к плебеям, никому ничего не объясняет. Поэтому все вокруг убеждены: полгода назад на Тортугу прибыла супружеская чета, бежавшая из метрополии или сосланная за преступления против бога и закона. Тут таких — половина острова. И никаких игр, любимых островными жителями, игр в любопытство, сочувствие и доверие. Слишком опасны, слишком непредсказуемы чужаки, несущие на своих кораблях, на каблуках стоптанных сапог, на полах камзолов в подозрительных пятнах миазмы большого мира. Слишком хорошо Тортуга помнит, каков он, большой мир, текущий золотом и кровью, алым и желтым течениями через равнодушную к людским бедам Атлантику.

Оттого никто не расспрашивает женщину в мужской одежде и ее юного, но уже седеющего спутника, кто они и как добрались до порта на пустом шлюпе, больше похожем на пиратский приз, чем на порядочное судно. И никто не приходит на порог их дома с теплым пирогом в руке и с теплой улыбкой на устах: здравствуйте, мы теперь соседи, позвольте влезть в вашу жизнь и вызнать всю подноготную. Месяцами предоставленные сами себе, лорд Уильям и мнимая леди Кэти разбивают друг друга гораздо чаще, чем могут себя склеить. Бывшая пиратка отчаянно рвется в море, бывший юнга держит ее мертвой хваткой: вначале на цепи, как в каюте корабля призраков, а там уже и цепей не требуется, когда выросший живот сковывает гибкое, ловкое тело Пута дель Дьябло не хуже кандалов с ядром.

Сейчас Абигаэль огромна. Пурпурные трещины растяжек змеятся по бедрам ее матери, грудь оплетает синяя сетка вен, разбухшие, потемневшие соски похожи на комки грязи. По мнению Шлюхи с Нью-Провиденса, тело, отмеченное печатью Эби, уродливее, чем изношенные телеса портовой девки. Втайне Саграда надеется (а может быть, боится), что вскоре граф Солсбери найдет ей замену.

Но Кэт и Сесил по-прежнему спят вместе и каждую ночь Пута дель Дьябло слушает слова, вшептанные в ее влажную от испарины кожу, слова, в которых ненависти столько же, сколько любви. Иногда чуть меньше или чуть больше. Шепот льется сверху и оседает в недрах тела вязкой, темной пеленой, а навстречу ему из глубины души поднимается что-то мутное, пугающее, ищущее выхода. Саграда не хочет, чтобы это происходило, но оно происходит, каждый раз, разрази ее господь. Она мечтает вернуть себе спасительные ощущения продажной женщины, которые позволяют преодолеть любое испытание, любую боль силой отчуждения: мое тело не принадлежит мне, как и я — ему, что бы с ним ни делали, я в стороне, вовне и не в ответе за то, что причинили — мне, сотворили — со мной. Я — не мое тело. Берите его, оно лишь дешевый товар, лишь игрушка в ваших руках.

Но былое чувство не откликается на зов, ненужные мысли нагоняют Кэт, от них надо бежать, а куда?

Пута дель Дьябло знает: милорд не любит, когда глаза ее прикованы к проему окна в ожидании восхода луны, когда она вспоминает золотые цветы бальсы и домик под сандаловым деревом. Саграда уже привыкла не злить демона, не отводить взгляд, она лежит и смотрит поверх мужского плеча, как равномерно движется спина Сесила, как мышцы ходят округлыми волнами, как длинные пряди, недавно еще золотые, а сейчас наполовину седые, липнут к плечам и темнеют от пота. В лунном серебре это зрелище напоминает бывшей пиратке море, тихо ласкающее берега перед сезоном жестоких штормов.

Заполночь, когда изнеможение лижет их обоих черным жадным языком, граф Солсбери засыпает полусидя, опершись спиной о подушки и намертво вцепившись в резное изголовье — точно не на кровати лежит, а на склоне осыпи, понемногу сползая в непроглядную адскую глотку. Пута дель Дьябло с болезненным стоном сворачивается клубком вокруг Эби, кладет голову Биллу на ребра, пониже сердца, чувствуя щекой, как бьется в мужском теле широкая аорта, как тяжелое дыхание становится легче, легче — и наконец успокаивается. Самой Кэт все чаще не хватает воздуха, словно демон использовал весь воздух над Тортугой и теперь ей не сделать ни вдоха.

Просыпается она, когда милорд, не говоря ни слова, свешивает ноги с края кровати, некоторое время сидит, сгорбившись, словно чья-то рука пригибает его голову к коленям, потом рывком встает, сбросив с себя невидимую тяжкую ладонь, всегда одним и тем же жестом трет загривок — и уходит. Туда, откуда возвращается с посеревшим лицом и новыми седыми волосами на висках.

Кэт все равно. Она даже не судачит с Рибкой, болтливой служанкой, о странных отлучках Сесила. И не потому, что пытается выглядеть леди. Просто Саграде кажется, будто не думая о делах графа Солсбери, она хоть так отомстит милорду демону — за то, что отлучил пиратку от любимого-ненавистного моря и приковал к собственной любви-ненависти, точно к кольцу в стене каюты. Она вправе не интересоваться, до каких бед и злосчастий довела Билли Сесила его ненасытная любовь. Кто теперь Кэт по его милости? Сосуд, наполненный плодными водами, в котором вызревает чудовище, папочкина радость, мамочкина погибель. И пусть Саграда знает, что не умрет родами, срок, отпущенный ей, и смерть, написанная пиратке на роду, уже рассказаны, уже навеяны крохотной бестией, сосущей палец во сне — там, в глубине теплой, влажной раковины материнского тела.