Дороти Мэкардл - Тайна «Утеса»

— Значит, она вернулась?

— Да, она пришла в этот дом, можно сказать, почти как попрошайка. Мери приняла ее. Она заботилась о ней, одела ее, всячески старалась исцелить ее тело и душу.

— Кармел была неуравновешенной? — спросила Памела.

— Излишне нервной. С больными людьми это бывает. — Он немного помолчал, потом сказал: — Боюсь, это все, что я могу вам рассказать. Чем дело кончилось, вы знаете.

— Нет, отец, мы не знаем, — возразила Памела. — И разве не от этого зависит разрешение нашей проблемы? Чему нам верить? Была ли Мери убита? Может быть, это — классическая ситуация, когда дух убитой жаждет мести, «неистощимой злобою кипя» [16]?

Священник был шокирован.

— Что вы, дочь моя! Мери Мередит — не героиня мелодрамы. Она была только что не святая. Ни о каком отмщении в связи с ней и речи быть не может.

— А если предположить самоубийство? — заметил я. — Вы ведь учите, что самоубийство — грех, не так ли?

— Мери не была католичкой, — ответил отец Энсон серьезно. — Но я уверен, что и она разделяла эту точку зрения. Самоубийства не было.

Памела озабоченно смотрела на него:

— Значит, либо это был несчастный случай, — сказала она, — и тогда у привидения нет причин бродить по дому. Либо ее столкнули со скалы. Но и в этом случае мотивы остаются неизвестными, тем более что месть вы отвергаете.

Отец Энсон очень серьезно сказал:

— Не требуйте от меня, чтобы я поверил, будто душа Мери Мередит не находит себе покоя.

Памела спокойно встретила его укоризненный взгляд.

— Простите, отец Энсон, но я в этом почти уверена. И хочу знать, почему она не находит себе покоя. В чем причина?

— Думаю, что вы ошибаетесь, дитя мое, но если от этого вам будет спокойнее, я постараюсь все вспомнить и подумать.

— Вы очень добры, отец; я чувствую, что если… если бы мы узнали, о чем она тогда думала, узнали бы подробнее об этой последней сцене с Кармел…

— Может быть, — вмешался я, — вы были с Кармел, когда она умирала?

Лицо священника сделалось суровым, в глазах блеснул гнев:

— К несчастью, — сказал он низким, прерывающимся голосом, — к несчастью, когда она умирала, меня при ней не было!

— Но как ее духовник, — быстро начала Памела, однако остановилась, вспыхнув под испытующим взглядом священника. — Вы не говорили об этом, отец, я просто подумала, что вы им были.

— Как ее духовник, — согласился он, — я обязан был быть с ней. Но за мной не послали. Я видел ее дважды, когда она была в бреду, но умерла она без меня.

Чувствовалось, как сильно он до сих пор возмущен этим. «Не хотел бы я навлечь на себя такой непримиримый гнев», — подумал я и спросил, не виноват ли врач, что отца Энсона не вызвали к умирающей.

— Врача тоже не было, когда она умирала.

Памела спросила:

— А кто за ней ухаживал? Эта мисс Холлоуэй?

— Кармел умерла от воспаления легких, при ней была сиделка Холлоуэй.

— Вот как! — отозвалась Памела. — Она ведь жила с ними. Как по-вашему, мы сможем разыскать ее? Хорошо бы нам с ней поговорить.

Отец Энсон заколебался, строго сжав губы, потом ответил:

— Теперь мисс Холлоуэй живет в Бристоле. Боюсь, она не из тех, с кем легко иметь дело, но если вы решите попытаться, я могу достать ее адрес.

Мне вспомнилось, как рассказывала про Кармел миссис Джессеп — про ее простуду, приведшую к смерти, про то, как на деревенской повозке ее отвозили в «Утес».

— Видимо, здесь, в деревне, были предубеждены против Кармел?

— По-моему, ее считали грешницей, — добавила Памела.

Священник встал.

— Все мы беспомощные грешные создания, и чем мудрее становимся, тем труднее нам избегать прегрешений. Иногда я завидую простым душам. — Он улыбнулся Памеле и пожал ей руку. — Постарайтесь не волноваться, дитя мое! Может быть, вы привыкнете к этим маленьким неприятностям, а может быть, они прекратятся сами. Я буду молиться за вас. Если понадобится моя помощь, пошлите за мной. Я приду в любое время — и днем и ночью. И помните, церковь обладает давним опытом в устранении подобных осложнений. А теперь, если позволите, я поговорю с Лиззи.

Мы поблагодарили его, хотя вряд ли так, как того заслуживал его визит; и я поднялся к себе в кабинет поработать. Через час я увидел, как отец Энсон идет через поле, наклонив голову под порывами ветра.

Глава

VIII БАЗАРНЫЙ ДЕНЬ

— Вот увидите, теперь в доме будет спокойно, — уверенно заявила Лиззи после того, как нас посетил отец Энсон, и была права — проходила ночь за ночью, и никаких неприятностей не наблюдалось.

— Знаешь, Родди, кажется, твоя правда, у Лиззи была галлюцинация. А может быть, права Джудит, и все дело в прошлом, в том, что дом пропитан чувствами умерших? Как бы то ни было, я готова признать поражение!

— Жаль, нельзя оповестить об этом других!

Больше всего мне хотелось сообщить, что у нас все спокойно, капитану, потому что из Уилмкота не поступало никаких известий. Через несколько дней после того, как мы получили от Стеллы телеграмму, Памела написала ей записку, но ответа не последовало; наверно, эгоистичный старый тиран запретил Стелле писать нам. Все это мне очень не нравилось, и, как я убеждал себя, главным образом из-за Памелы: я-то работал, как каторжный, а она проводила все дни в саду в полном одиночестве.

Мы решили, что садом пренебрегать нельзя. Земля, какой бы бедной и песчаной она ни была, принадлежала нам, а ею, на наших глазах, полностью завладели сорняки. Однажды утром я наткнулся на Лиззи, она стояла посреди небольшой бывшей грядки, окаймленной кусочками кирпича, напоминая собой одну из скорбных статуй, созданных Эпштейном [17].

— Год сажаешь, семь лет пропалываешь, — бормотала она, рассматривая крестовник и одуванчики, которые испускали дух под порывами ветра и разбрасывали вокруг свое крылатое потомство.

Той ночью шел дождь, я наклонился и вырвал два пучка крестовника, корни поддались с приятной легкостью. Я встал на колени и прополол небольшой участок вокруг себя, так началось мое возвращение к земле. Я дал волю атавистической страсти: при виде собственной невозделанной земли нельзя удержаться от сладостных представлений о том, какой она может принести урожай. Лиззи, например, грезила о рядах фасоли, грядках салата, запасенном на зиму горохе и банках с консервированными фруктами. Памела воображала, какие разведет цветы, а я в мечтах лакомился малиной и молодым горошком.

— Наша судьба была предрешена еще в детстве, когда мы гостили на каникулах у тети Кэтлин, — торжественно провозгласила Памела. — Помнишь, она говорила: «уж если с детства привык в саду возиться, и в старости эту привычку не забудешь».