Ширли Джексон - Призрак дома на холме

— Глупо тратить такое дивное утро на разглядывание холодного участка пола. Впредь нам надо больше времени проводить снаружи, — сказал он и, когда все рассмеялись, удивленно поднял брови.

— Интересно, существует ли еще остальной мир? — произнесла Элинор, задумчиво глядя в свою тарелку (миссис Дадли сегодня испекла им пирог с абрикосами). — Очевидно, миссис Дадли ночует в каком-то месте, откуда каждое утро приносит густые сливки, а Дадли ходит куда-то за продуктами, но, по моему глубокому убеждению, никакого внешнего мира нет.

— Мы на необитаемом острове, — объявил Люк.

— Не могу вообразить мир за пределами Хилл-хауса, — сказала Элинор.

— Возможно, — ответила Теодора, — нам надо делать зарубки на бревне или складывать в кучку камешки, по одному на каждый день, чтобы не потерять счет времени.

— Как хорошо, что внешнего мира не существует, — заметил Люк, накладывая себе целую гору взбитых сливок. — Ни тебе писем, ни газет. Если что и происходит, нам до этого нет никакого дела.

— Должен вас огорчить, — начал доктор, и все умолкли. — Прошу прощения. Я всего лишь хотел сказать, что внешний мир к нам проникнет и, конечно, огорчаться тут нечему. В субботу приезжает миссис Монтегю, то есть моя супруга.

— А когда суббота? — спросил Люк. — Разумеется, мы будем очень рады миссис Монтегю.

— Послезавтра. — Доктор задумался. — Да, — сказал он через минуту, — думаю, что послезавтра. Мы, безусловно, поймем, что наступила суббота, — он подмигнул, — когда увидим миссис Монтегю.

— Надеюсь, она не слишком рассчитывает на ночной тарарам, — заметила Теодора. — Хилл-хаус не оправдывает надежд, которые подавал вначале. Впрочем, возможно, он встретит миссис Монтегю фейерверком паранормальных явлений.

— Миссис Монтегю будет вполне к ним готова, — заверил доктор.

— Интересно, — сказала Теодора Элинор, когда они под пристальным взглядом миссис Дадли вставали из-за стола, — почему все так тихо? Мне это ожидание действует на нервы. Уж лучше бы опять началось, что ли.

— Ждем не мы, — ответила Элинор, — а дом. Думаю, он затаился до времени.

— А едва мы потеряем бдительность, он как прыгнет!

— Интересно, сколько он может ждать. — Элинор, поежившись, направилась к лестнице. — Мне почти хочется написать сестре. «Мы чудесно проводим время в добром старом Хилл-хаусе…»

— «На следующее лето обязательно привези сюда все семейство, — подхватила Теодора, — мы каждую ночь спим, накрывшись с головой одеялом…»

— «Воздух так бодрит, особенно в коридоре второго этажа…»

— «Мы постоянно радуемся, что до сих пор живы…»

— «Каждую минуту происходит что-нибудь интересное…»

— «Цивилизация представляется такой далекой…»

Элинор рассмеялась. Она чуть опередила Теодору на лестнице. В мрачном коридоре было сейчас немного светлее: они оставили дверь в детскую открытой, и солнце из окна озаряло мерную ленту и мел на полу. На темных панелях лежали синие, оранжевые и зеленые отблески витража.

— Я пойду спать, — объявила она. — В жизни столько не ленилась.

— А я лягу и буду грезить о трамваях, — ответила Теодора.

У Элинор вошло в обыкновение быстро оглядывать комнату с порога, прежде чем войти; она убеждала себя, что просто взгляду нужно привыкнуть к такому количеству синевы. Она собиралась распахнуть окно, которое по возвращении всегда находила закрытым, и была уже на середине спальни, когда в коридоре стукнула дверь и сдавленный голос Теодоры позвал: «Элинор!»

Элинор выбежала наружу и замерла в ужасе, глядя Теодоре через плечо.

— Что это? — прошептала она.

— Что это изображает? — Голос Теодоры сорвался на визг. — Что изображает, дура?

И вот этого я ей тоже не забуду, подумала Элинор очень четко, несмотря на растерянность, а вслух сказала:

— Вроде бы похоже на краску. Только… — И тут до нее дошло. — Только пахнет ужасно.

— Это кровь, — твердо ответила Теодора. Она вцепилась в дверь и, когда та качнулась, еле устояла на ногах. — Кровь. Везде. Ты ее видишь?

— Конечно вижу. И вовсе не везде. Брось паниковать.

На самом деле Теодора очень мало паникует, усовестила себя Элинор. Следующий раз кто-нибудь из нас запрокинет голову и взвоет по-настоящему. Только бы это была не я — ведь я заранее настроена держать себя в руках, — а Теодора…

— Опять надпись на стене? — спросила она холодно и, услышав дикий смех Теодоры, подумала: как бы все-таки не я, нельзя такого допустить, надо собраться…

Она закрыла глаза и поймала себя на том, что произносит беззвучно: «Стой, послушай, ты узнаешь, как поет твой верный друг. Брось напрасные скитанья, все пути ведут к свиданью…»

— О да, дорогая, — сказала Теодора. — Я не знаю, как тебе это удалось.

«Это знают дед и внук».

— Не глупи, — ответила Элинор. — Позови Люка и доктора.

— Зачем? Разве это не задумывалось как маленький сюрприз для меня? Только для нас двоих.

Вырвавшись из рук Элинор, которая пыталась не пустить ее в комнату, Теодора подбежала к шкафу, распахнула дверцу и заплакала от злости.

— Моя одежда, — причитала она. — Моя одежда.

Элинор решительным шагом вернулась к лестнице.

— Люк! — сказала она, перегнувшись через перила. — Доктор!

Звала она негромко и старалась не сорваться, но в следующее мгновение раздался стук уроненной на пол книги и быстрые шаги. Элинор смотрела, как доктор и Люк бегут к лестнице, видела их испуганные лица и думала, до чего же все они постоянно напряжены, даже когда выглядят спокойными, каждый только и ждет крика о помощи; разум и понимание нисколько не облегчают дела.

— Тео, — сказала Элинор, как только мужчины поднялись. — Она в истерике. Кто-то… что-то перемазало ее спальню красной краской, и она рыдает над своей одеждой.

Я не могла изложить мягче, мелькнуло в голове. Могла ли я изложить мягче? — спросила себя Элинор и поняла, что улыбается.

Теодора по-прежнему громко всхлипывала и пинала дверь гардероба в приступе ярости, которая могла бы показаться комичной, если бы не окровавленная желтая блузка у нее в руках; остальная одежда была сорвана с плечиков и мятой перепачканной грудой валялась на дне шкафа.

— Что это? — спросил Люк доктора.

Тот покачал головой.

— Я бы поклялся, что кровь, но чтобы добыть столько крови, надо… — Он осекся.

С минуту они стояли молча, разглядывая надпись «НА ПОМОЩЬ ЭЛИНОР ВЕРНИСЬ ДОМОЙ», намалеванную кривыми красными буквами над кроватью Теодоры.

На сей раз я готова, сказала себе Элинор.

— Надо ее отсюда забрать. Отведите ее ко мне.