Птицы дождя - Кларисса Гоэнаван
Вглядевшись в ее лицо, я обнаружил сходство с господином Катоу. Его неприступный вид отразился в Миюки; казалось, что она хмуро глядела на мир – как и ее отец.
Так что девочка с косичками была не Миюки. Но отец Миюки был известным политиком. Все-таки в таком маленьком городке, как Акакава, должны были появиться и другие отклики на ее кончину. И я продолжал листать газеты.
Наконец я нашел более длинную статью о смерти Миюки в другой местной газете, вышедшей через несколько дней. Имена там не назывались, но было ясно, о ком шла речь.
Загадочная смерть дочери политика:
не исключается вероятность убийства
М.К., дочь политика из Акакавы, скончалась три дня назад в клинике М. в возрасте шести лет. Официальная причина ее смерти – полиорганная недостаточность, но ходят слухи, что настоящей причиной было неправильное лечение по требованию Х.К., матери М.К.
М.К. была частой пациенткой в клинике М. По словам близких, она родилась со слабым здоровьем и не могла посещать школу. Описанные симптомы болезни напоминают рак. Диагноз ее болезни никогда не оглашался.
С., сиделка в клинике М., говорила с нами на условиях анонимности. По ее словам, доктор Х., который лечил М.К., часто прибегал к инвазивным методам лечения, в том числе к таким, которые не получили одобрения Министерства здравоохранения Японии. Решение о методах лечения остается под вопросом, поскольку причина заболевания не была установлена.
Наша попытка поговорить с доктором Х. не увенчалась успехом. После смерти М.К. он оставил свою должность и уехал из города. Никто из наших собеседников не знает, где он сейчас.
Мы поговорили с пациентами из клиники М., многие из которых знали Х.К., мать М.К. «Эта женщина приезжала каждый день. Она элегантная и холеная, ее трудно не заметить», – сказала Й., пациентка, лечившаяся полтора года в клинике. Но когда мы спросили Й. про отца М.К., политика К.К., она ответила, что никогда его не видела, и удивилась, что К.К. был отцом М.К.
Наши настойчивые звонки к К.К. и Х.К. остались без ответа. Белый дом, в котором они живут в привилегированном районе Сегаяки, стоит с закрытыми ставнями. Когда мы попытались связаться с К.К. через его секретаршу, она ответила, что семья просит не беспокоить ее в дни траура и отклоняет любые запросы на интервью.
Таким образом, причина смерти М.К. остается загадкой».
Вернувшись в дом Катоу, я больше часа упаковывал вещи сестры. Потом я позвонил Хонде и спросил, не хочет ли он взять себе ее кассеты, но он отказался.
– Они будут слишком сильно напоминать мне о Кеико, – ответил он.
Я чувствовал то же самое. Я сам собирался взять джазовые кассеты и стерео, но, просматривая коллекцию, был потрясен. На них на всех ощущалось ее эхо. Я буквально представил себе, что сестра сидит рядом со мной и берет одну из кассет.
– В этом альбоме я люблю третью композицию, когда там вступает хор. Вот так… – Она напевает мелодию и выстукивает ее указательными пальцами. Остановившись, она поворачивается ко мне и спрашивает: – Ты знаешь то место, правда?
А я лишь качаю головой, потому что не знаю его. Знала только ты, но теперь это уже не имело значения, потому что ты умерла.
Нет, я не мог оставить кассеты у себя.
В моей голове крутились слова господина Катоу.
– Легче двигаться вперед, когда тебе не напоминают постоянно о прошлом. – На этот раз я согласился с ним.
Я продал кассеты и стерео в музыкальный магазин, довольно дешево, но это было неважно. Мне нужно было избавиться от вещей сестры. Все остальное я просто отдал в благотворительную организацию, которая сама все увезла.
В конце концов у меня осталась только урна с прахом сестры. Я понимал, что приближается момент, когда мне придется с ней расстаться.
Я вошел в комнату госпожи Катоу с «Грозовым перевалом» Эмилии Бронте. Я читал ей в последний раз, и мне было тяжело оставлять ее одну в таком состоянии, понимая, что больше к ней никто не придет. Она была жива, но душа покинула ее тело и куда-то улетела. Несчастной был нужен кто-то, кто спасет ее.
Положив книгу, я сел к ней на кровать.
– Харуна, – позвал я.
Никакой реакции. Я взял ее руки в свои. Они были холодными и безжизненными. Госпожа Катоу повернула ко мне лицо, но ее глаза были пустыми, как всегда.
Я набрал в грудь воздуха и заговорил:
– Миюки было шесть лет. Она была достаточно большая, чтобы понимать, что она не больна, но она не противилась. Для такой маленькой девочки это, вероятно, было страшно. Но она мирилась с этим.
Госпожа Катоу по-прежнему сидела неподвижно.
– По-моему, этим она говорила, что любит вас и прощает, – продолжал я. – Вот почему вам надо простить себя. Ради вас и ради нее.
Я отпустил ее руки, взял книгу и вышел из комнаты. Закрыв дверь, я услышал слабые, сдавленные рыдания. В этот момент я понял, что ей больше не нужны ни я, ни кто-то другой, чтобы читать книги.
Вернув книгу на полку, я вынес свои вещи на улицу и стал ждать Хонду на крыльце. Он настоял на том, что поможет мне с переездом.
Коротая время, я посмотрел в последний раз на дом, как всегда, безмолвный, не считая теньканья ветряных колокольчиков. Белые занавески развевались, унося меня в тот первый день, когда я приехал сюда, чтобы забрать вещи сестры. Прошло два месяца, но я так и не привык к этому дому.
Подъехал черный седан. Я открыл ворота, Хонда подошел ко мне и протянул руку для рукопожатия. На этот раз у меня были чемодан, спортивная сумка и несколько больших пакетов.
Я положил свои пожитки в багажник.
– Не знаю, откуда у меня набралось столько всего.
– Так всегда бывает, – улыбнулся Хонда. – Время идет, и у тебя накапливается все больше багажа. Вот почему мы каждую весну устраиваем чистку дома от лишних вещей.
Мы сели в седан и поехали на мою новую квартиру. Мы домчались туда за двадцать минут, хотя, как и говорил Хонда, без машины туда добираться дольше. Пожалуй, мне надо обзавестись велосипедом. Когда я ездил на нем в последний раз? В школе, если мне не изменяет память. Придется ли мне снова учиться ездить на нем? Или это так же, как завязывать шнурки – раз научившись, ты делаешь это без проблем всю жизнь?
Седан резко развернулся, и что-то блеснуло за зеркалом заднего вида. Я вытянул шею, чтобы лучше разглядеть, что там. За зеркалом висел белый фарфоровый брелок с кроликом; неудивительно, что я не замечал его там раньше.
Для взрослого мужчины у Хонды был странный вкус.
Глава 19
Дом за цветущими кустами
Впервые этот многоквартирный дом я увидел почти на закате, и вечернее освещение, вероятно, придало ему романтический окрас. Но при ярком свете дня мое новое обиталище выглядело гораздо непрезентабельнее, чем мне запомнилось. Выцветшие розовые обои были заляпаны и кое-где оборваны, металлические рейлинги покрывала ржавчина, а деревянные перила потрескались и расщепились. Но, по крайней мере,
