Александр Варго - Людоед (сборник)

– Как он прокололся?

– Перед тем как его ввели, я разложила на столе фотографии мертвых, растерзанных женщин. Я начала рассказывать ему о каждой, пододвигая снимки. Говорила, где и когда женщина подсела к нему в машину. Я следила за его лицом: ни один мускул не дрогнул. Понимаешь? А потом он заплакал. И я растаяла. Начала собирать фотографии, думая о том, какая ж я сволочь, какая тварь. Моему папе было бы столько же лет сейчас, как ему, а я… В общем, кляну себя, на чем свет стоит… И вдруг вижу: пенсионер мой ручонку тянет. Берет оставшийся снимок. Самая молодая жертва. Имя не помню, восемнадцать лет девчонке. Изнасилована и выпотрошена. Думаю, жаль старичку стало людей, вот и решил глянуть. А старичок улыбнулся и посмотрел на меня поверх фото. Анюта, говорит, ты не могла бы оставить мне этот снимок? Она мне понравилась, – сказал он. – Когда была живой.

– Потерял контроль, – сказал Ильин. – Редко, но бывает.

– Да. Я сейчас его искала, – Аня указала на свой монитор. – Его признали невменяемым и определили на лечение.

– Думаешь, есть что-то похожее?

– Да нет. Кроме извращенной любви к насилию – ничего.

– Ну, что ж ты так… Всех под одну гребенку. Напрасно! Твари они редкостные, но индивидуальные вполне. Хотя и квалификации мы им придумываем так, для своего удобства. Чтоб каждого в свой кармашек. Ну, так и что с тем старичком? Вылечился?

– Ага, – кивнула Рыжова. – В июле еще. Похоронили на Митинском.

– Вот этот курс лечения всем бы им прописать. Ладно! – Ильин встал. – Я к Гринько, а ты созвонись с Мишкой. Может, он по безголовому что нарыл?

10

Изнутри дом смотрелся шикарней, чем снаружи. Миша Леонов окинул взглядом гостиную, в которую они попали, минуя просторную прихожую. Камин был главным украшением комнаты. На каминной полке стояло несколько фотографий с изображением хозяина в компании мужчин, скорее всего – «из этих».

– Капитан Леонов, – произнес Жан, наслаждаясь каждым словом, – ты располагайся. Я сейчас чаю принесу. Или, может быть, мартини?

– Я на службе, – отмахнулся Миша и прошел к камину.

Очаг оказался газовым, но был полной имитацией дровяного. Внутри лежали поленья, на вид не отличимые от настоящих дров. Миша перевел взгляд на каминную полку. Резная деревянная шкатулка ручной работы стояла по центру, на ней, будто охраняя содержимое, сидела бронзовая денежная лягушка. Монетку у нее во рту кто-то заменил на десятирублевую.

Фотографии стояли по обе стороны от шкатулки. Миша взял в руку самую большую. Публичное избиение старушкой дачника – гея отошло на второй план, едва он приметил на снимке одну существенную деталь.

– Предатель.

Леонов отшатнулся, снова вспомнив о предостережении толстяка не поворачиваться спиной к хозяину этого дома.

– Что? – спросил Миша.

– Это мой молодой человек, – пояснил Жан.

У Михаила язык бы не повернулся назвать мужчину со снимка молодым, но он понял, что имеет в виду Жан.

– А почему предатель?

Жан нахмурился и сразу стал похож на обиженного ребенка.

– Бросил меня. Попадись он мне! Все глаза ему выцарапаю.

– Скажи, а что это у него в волосах? – Миша протянул снимок Федотову.

Жан всмотрелся в изображение и улыбнулся.

– Это ободок. Я ему подарил. Это мое хобби. – Он показал на рамку, потом ткнул пальцем в шкатулку. – Я вырезаю по дереву. Вот видишь? – Он схватил Мишу за руку и приложил к рамке. – Чувствуешь?

Леонов неуверенно кивнул.

– Орнамент какой-то?

– Орнамент? – по-бабьи взвизгнул Жан. – Это же мой знак!

Михаил взял у Федотова рамку и посмотрел на гладкую выпуклость наверху, по центру. Точно такой же знак он видел и на деревянном ободке.

– Это буква Ж. Жан.

Точно. Так он и думал. Это могли быть инициалы, но только не убитого, а мастера.

– А Жоржу я даже вырезал двойную Ж. Понимаешь? Наложенные друг на друга. Означает: любовь навсегда.

Леонов понял, кто такой Жорж. В голове начали складываться пазлы.

– За что вас избила старушка Болюта?

– Тише-тише, космонавтик. – Жан задергал ручками, как игривая собачка лапками. – Для начала – кто такая Болюта? И что значит – избила?

– Болюта – это пенсионерка из Мамонова, которая…

– Ах, эта! Слушай, капитан Леонов. Эта бабка просто хулиганка какая-то. Арестуй ее, пожалуйста.

Пазлы встали на свои места, но картинка была все равно неясная, мутная, будто он смотрел на нее сквозь матовое стекло.

– Вот посмотри на это. – Жан задрал рукав, показывая Леонову костлявые локти. – Синяки до сих пор не сошли. Она напала на меня. Как коршун, старая выдра…

«Будь она молодая, – подумал Миша, – она б тебе руку сломала».

– Из-за чего у вас произошел конфликт?

– Она назвала меня, – Жан понизил голос и собирался наклониться к Михаилу, но тот резко отстранился. – Она сказала, что я голубой.

– И все?! Голубой?

– Ну не голубой, а…

– П*дарас? – спросил Миша, устав от кривляний собеседника.

Жан весь скукожился, будто вдруг захотел в туалет, и по-женски прикрыл пальцами рот. Ненадолго. Потом он закрыл уши. Всего на пару секунд. Наконец, совладав со своими конечностями, он упер руки в бока.

– Представляешь? Хулиганка! – тонким голоском воскликнул педик.

Мог ли этот тип убить старуху? Вряд ли. А обезглавить любовника мог? Даже если так – вряд ли оставил бы на трупе свой ободок.

Может, убил сгоряча и забыл об улике? А спустя месяц не стал бы он рассказывать полицейскому о своем хобби? Нет. Ни полицейскому, ни «космонавтику». Никому.

– Ну и чем ваша перепалка закончилась?

– Да ничем. Я ей сказал, кто она, и пошел домой.

– И кто же она? – Миша вглядывался в изображение бывшего «молодого человека». Теперь он был почти уверен, что это он.

– Проститутка, – выпалил Жан, и его лицо покрыл неровный румянец, будто у него случился приступ аллергии.

Стеснительный. Миша посмотрел на его ноги, обутые в восточные шлепанцы с загнутыми носами.

– А у тебя какой размер обуви?

– Сорок третий. Я так мучаюсь, так мучаюсь. Хочется обуть что-нибудь элегантное…

– Ладно, – перебил его Леонов. – Иван Федотов, он же Жан. Боюсь, тебе придется проехать со мной.

– Ой, космонавтик, – Жан протянул к Леонову руки, – ты меня арестуешь?

– Пока нет, – серьезно ответил Михаил. – Но думаю, что у нас для тебя есть весточка. От Жоржа.

«Жан» Федотов опустил руки. Улыбка все еще не сошла с губ.

– За что ж вы его? Кого это мурло еще ограбило?

Леонов молча направился к двери.

– Я жду тебя во дворе!

– Какая харизма, – просиял Жан, глядя вслед Леонову. – Космонавтик, ты меня заинтриговал!

Глава 4

1

Николай Погорельцев сидел за столом, обдумывая сегодняшний вечер. Желание кого-нибудь исправить за день не появилось ни разу. Может быть, потому что он все время провел с Анатоличем. Сварщик с двадцатилетним стажем, что называется – старой закалки, – мужик этот мыслил здраво и где-то даже разделял мнение Погорельцева о геях и шлюхах. Хотя не только нелюбовь к пидорам и проституткам сближала Николая с Анатоличем. Старик относился к Николаю если не по-отцовски, то, во всяком случае, с уважением. Как старший товарищ. Где подскажет, где поправит. И ни разу не обзовет Громозекой. А этой кличкой звали его все, даже Светка-кладовщица.

Погорельцев открыл тетрадь и вдохнул запах чернил. Его шариковая ручка потекла, поэтому приходилось часто промокать кончик стержня о поля. Николай глянул на изуродованные края страниц и глубоко вздохнул.

Помарки давно высохли, но он все равно чувствовал этот маслянистый запах. Он ему нравился. Хотя от красной пасты запах был гуще, ароматней.

Погорельский вернулся к обложке. Вся суть его миссии была там. Внутри, на полосатой бумаге, была вода – мысли, порой даже умные. На обложке же красной ручкой под черепом и перекрещенными костями были выведены слова: «Не влезай – убьет». Ниже он собирался отмечать исправившихся, но так руки и не дошли. Он взял ручку, поднес кончиком стержня к носу и вздохнул. Потом опустил к зеленой обложке и вывел четырехугольник, похожий на гроб. Взял ручку с синей пастой, понюхал и снова опустил, чтобы заштриховать фигуру.

Нет, настроение сегодня замечательное. Он открыл тетрадь и начал рисовать. Бабушка всегда говорила, что у него талант. Возможно, здесь она его не обманывала. Потому что собственные рисунки ему нравились. Хотя в отношении всего остального он был достаточно самокритичен. Особенно если дело касалось девушки его мечты. Ему всегда казалось, что он не достоин ее. Он не достоин кого бы то ни было, но ее больше всего.

Странная, заниженная самооценка для человека, вершащего праведные дела, дающего чертов шанс всяким мразям. В конце концов Николай решил все выяснить раз и навсегда. Но не сегодня. Потом. Когда у него будет больше свободного времени.

Он очень надеялся, что время это у него будет. В конце концов, когда-то же мир станет чище. В это Погорельцев верил даже больше, чем во второе пришествие.