Алекс Белл - Девятый круг

— Я знаю о Ники и Люке, — сказал я, чтобы убедить его, что говорю правду, и перебросил ему сумку. — Тут ты найдешь все. Мне известно, что деньги я получил в наследство от моей последней остававшейся в живых родственницы. Я знаю про свою жену и про сына. Была автокатастрофа. Здесь никого нет, потому что никого не осталось. Все, кого я любил, мертвы.

Я сел на диван, а Стефоми в это время просматривал бумаги из моей сумки.

— Все это очень печально, — сказал он, завершив просмотр. — А как ты нашел эти бумаги?

Я рассказал про ключ от банковской ячейки. Кроме свидетельств о рождении, браке и смерти, там находился конверт, заполненный письмами от агентств и издательств с отказами опубликовать книгу, которую я обнаружил в письменном столе, а также другие мои книги. Оказывается, я действительно был писателем или, по крайней мере, потенциальным писателем.

— Жаль, что тебе довелось вот так узнать про все это, — повторил Стефоми со вздохом.

— Мне грустно, что никто не появится здесь, — сказал я. — Но теперь, по крайней мере, я не буду никого понапрасну ждать. Теперь я знаю наверняка. И я могу… я могу выбросить весь этот корм для рыбок. И могу начать строить новую жизнь. Может, когда-нибудь я снова женюсь. Но невозможно печалиться о людях, которых совершенно не знаешь. Мне нужно, чтобы ты сделал их реальными для меня, Стефоми.

Он сразу помрачнел:

— Я не уверен, что сумею.

— Ну пожалуйста! Сообщи мне хоть что-нибудь. Я не могу сказать последнее прости людям, которых не знаю.

— Я ведь странник, Габриель. А женат ты был всего несколько лет. По правде говоря, я никогда не общался с твоей семьей подолгу. Все, что я о ней знаю, основано на твоих же рассказах.

— Но что-то ты можешь вспомнить, — продолжал я умолять его. — Опиши хотя бы одну-две их характерные черты, и мне будет этого достаточно.

— Хорошо… Ники была преподавателем религиоведения. Вы встретились на лекции по этому предмету. Кстати, ту лекцию читал я. Она была темной блондинкой, такие же волосы были и у твоего сына Люка. Однажды ты сказал мне, что она любит гулять под дождем и что ее любимый напиток — яблочный мартини. Что еще?.. Разумеется, она была христианкой. По-моему, ты говорил, что она умеет играть на фортепиано… Прости, Габриель, но я не могу вспомнить чего-нибудь еще, ведь я встречался с ней всего несколько раз. Люка я видел еще меньше, но помню, как ты возмущался, когда в прошлом году в рождественском представлении ему предложили роль козленка. Ты же считал, что он должен выступать в звездной роли Иосифа. А еще, насколько я помню, он отказывался есть спагетти, если только они не были от Постмен Пэт. Ну как, этого достаточно, Габриель?

— Думаю, что да. Спасибо тебе.

— Это проблема, связанная с постоянными странствиями, — ты никогда не бываешь осведомлен о жизни своих друзей настолько, насколько тебе хотелось бы.

— Как произошла авария? — спросил я.

— Этого я не могу тебе сказать, — ответил Стефоми. — Ты был не в состоянии разговаривать со мной на эту тему.

— Но ты же должен хоть что-то знать об этом! — настаивал я. — Это было дорожно-транспортное происшествие?

— Да, несомненно, это была авария на дороге, — резким тоном подтвердил Стефоми.

— За рулем был я?

Стефоми замялся.

— О боже! Я вел машину, да?

— Послушай, все было не так, как ты думаешь. Твоей вины в этом нет. Какой-то тип въехал прямо в тебя. Они гнали с большой скоростью. В этой ситуации никто ничего не мог сделать. Дороги были обледенелыми.

— Однако, похоже, ты знаешь про тот случай немало, если учесть, что я на эту тему с тобой не разговаривал, — продолжал я наседать на него. — Так не выдумываешь ли ты все это, чтобы успокоить меня, а?

— Нет! Я говорю тебе правду.

— Но откуда ты это знаешь, если я тебе ничего не рассказывал?

Стефоми вздохнул:

— Я был у тебя несколько недель спустя, когда приехала полиция, и я все узнал от них.

— А почему приезжала полиция? По-моему, ты говорил, что это была автокатастрофа?

— Да, Габриель, так оно и было, — подтвердил Стефоми. — Но полиция должна расследовать подобные случаи.

— А что я сделал с тем водителем? — спросил я.

— Что ты имеешь в виду?

— Я убил его? Я заставил его поплатиться за это?

— Нет, — спокойно ответил Стефоми. — Ты вряд ли сидел бы сейчас здесь, если бы сделал это, ведь так? Хотя я признаю, что какое-то время меня тревожило, что случившееся может надоумить тебя на нечто подобное. Боль будет всегда, Габриель. Избавиться от нее невозможно, если только не стать монахом или отшельником.

— Ты был на их похоронах?

— Конечно. Остальные члены твоей семьи тоже пришли, чтобы поддержать тебя, но ты… э-э-э… был, понимаешь ли, не совсем здоров, так что мне даже пришлось заменить тебя у гроба во время траурной церемонии.

При этих его словах мне, конечно же, стало стыдно, но в то же время я понял, что мне необыкновенно повезло в жизни иметь рядом такого человека, как Задкиил Стефоми, и почувствовал к нему благодарность, какую никогда не смог бы выразить словами.

— Спасибо тебе, — прочувствованно произнес я, надеясь, что он услышит в моих словах, как велико для меня значение его дружбы. — Я очень сожалею о том, как поступал в отношении тебя прежде, Стефоми, когда ты не хотел говорить мне о том, что произошло…

— Пожалуйста, Габриель, не надо извиняться, — прервал меня Стефоми. — Я уверен, на моем месте ты вел бы себя точно так же.

Теперь, когда мне известна правда, я чувствую себя опустошенным. Выжженным внутри. Но в то же время я чувствую себя лучше, чем чувствовал с тех самых пор, когда все это началось. Это очень мучительно — примиряться с подобной правдой. Но теперь наконец я знаю, а знать — это уже облегчение, это как взрывать скалу, зная, что ты не будешь стоять на ней. Тем более с таким верным другом, как Стефоми. Ники и Люк ушли из жизни. И я ничего не могу сделать, чтобы их вернуть. Теперь, когда я знаю про них, я могу двигаться дальше. И мне больше не нужно бояться самого себя. Во мне нет ничего зловещего. Я писатель, занимающийся наукой… вот и все. Теперь я знаю, кто я такой, как и почему оказался в своем нынешнем положении, и могу свободно продолжать свою жизнь.

11 октября

О боже! Я смотрю на то, что написал вчера. Если бы все было так просто! Когда накануне вечером я ложился спать, то чувствовал себя умиротворенным. Мысли о моей жене и сыне навевали печаль, но я решил проститься с ними и начать все снова. А сейчас мрачные предчувствия словно обволокли меня зловещим покровом, который я не в силах с себя сбросить.