Александра Лосева - ДОМ ПОЛНОЛУНИЯ

– Значит, меня просто нет? А кто же тогда смотрит на эти картинки? Кто же тогда их представляет?

– Дурак ты, все-таки. И к словам цепляешься.

Собеседник почему-то оказался перед окном. В пепельном ночном свете он был худ, высок и полупрозрачен. Лица его я разглядеть не смог. Потом он шагнул к стене, преодолев за один шаг полкомнаты, и исчез. А меня потянуло в сон. Я нашарил на стене выключатель, зажег свет, тусклую желтоватую лампочку, которая мигала и тихонько жужжала, неназойливо, как сумасшедший письмоводитель. Кажется, потом мне снились кошмары. Я не помню.

ЗДАНИЕ

Часть вторая

Окно, темно,

И тысяча лет

Одиночества вдоволь

В заколоченном Доме,

там, где нас нет.

Зимовье Зверей.

Сегодня ветер клубит пыль там, снаружи. Тумана нет, он подевался куда-то еще со вчерашнего дня, небо стало грязно-белого цвета, а ветер клубит пыль. Ему, наверное, надоело гонять газеты по коридорам, и он вылетел туда, за оконные стекла. Пыль поднимается в воздух огромными колоннами и кружится волчком на одном месте, потом вдруг застывает на секунду и разом падает вниз, словно отяжелев. Проходит время, и рыжеватый пыльный столб снова вырастает из ниоткуда, и все повторяется. Я такое вижу впервые. А может, это уже было, просто я не помню. Я так часто принимала здесь за действительность то, что оказывалось потом обрывками снов, мыслей и отражений. Это блики. Я все время на грани какого-то глобального знания, но меня не пускают к нему. А я так устала.

Из окна моей комнаты виден кусок двора, угол другого корпуса, стена и ворота. Если прижаться лицом к оконному стеклу, сплющив нос, можно разглядеть еще два небольших корпуса с узкими проемами-бойницами, груду кирпичей прямо под моим окном, разбросанные по двору листы то ли жести, то ли ржавого железа, крышку канализационного люка, выглядывающую из-под кучи щебня, искореженные пики арматуры, сплетенные в какие-то замысловатые клубки. Пыль. Мусор. И все.

Я никогда не была там, снаружи. В том прошлом, которое придумало мне Здание, я ни разу не выходила во двор. Я знаю только свою комнату, коридоры, двери, лестницы… И так было, наверное, всегда. Если бы выяснить, на каком хоть этаже я нахожусь, было бы, наверное, гораздо легче мечтать о выходе. Но мне не дано даже этого.

Вспомнить страшно, сколько сил я потратила на эти гулкие лестничные пролеты, пытаясь добраться хотя бы до второго этажа. Да ладно, пусть до третьего. Оттуда, в конце концов, было бы не так уж страшно спрыгнуть. Или упасть, если Здание так не любит инициативу. Я даже откопала в куче тряпья в одной из комнат довольно сносную веревку, не очень длинную, правда, ее хватило бы как раз на два этажа. В принципе, меня устроил бы даже четвертый – ведь не так уж страшно пролететь метров шесть от конца веревки до земли. Я была готова даже разбить окно, хотя знала, что этого делать категорически нельзя, просто недопустимо. Мне уже было все равно, лишь бы выйти.

Здание мастерски сужает желания. В мутном, неясном и почти несуществующем «раньше» я мечтала, нет, я верила, что выйду отсюда совсем, полностью, оставлю за спиной ворота и стену с колючей проволокой, растворюсь, потеряюсь в не известном мне «там», и, хотя ничто не поддерживало во мне этой уверенности, я чувствовала, что оно на самом деле есть, должно быть, обязано… «Там» – обязательно все будет хорошо.

Обязательно!

Здание мастерски сужает все. В совершенно определенном «теперь» я уже сомневаюсь, есть ли там что-нибудь, за стеной. Кто знает, быть может, там заканчивается мир. Оттуда, из-за стены, не приходит ничего хорошего, только туман, промозглая сырость и ночные страхи. «Теперь» – неумолимое пятно, заключенное в белую оконную раму, картинка на заказ – клочок пыльного двора и ворота, как насмешка. И даже про это я не знаю, есть ли оно на самом деле, или только кажется, а в действительности Здание сузило меня до комнат и коридоров. Поэтому я так отчаянно хочу выбраться хотя бы туда, во двор, побродить босиком по пыльной, будто каменной, земле, погладить ржавчину арматур, почувствовать спиной стену, дотронуться до ворот. Какие они на ощупь? Кто знает, может, если прижать к ним ладони, прислонить лоб, зажмуриться, вдохнуть и легонько-легонько подтолкнуть, кто знает, что будет тогда, может они, кто знает, может…

Ах, черт. Черт.

Вот так. Вот так я привожу себя в состояние лихорадочного нетерпения, какой-то деятельной истерии, и начинается бесконечная беготня вверх-вниз, и двери, двери, двери, все запертые, и лестницы, и холодные перила, извилистые коридоры, комнаты, сотни комнат, и снова лестницы, и все сначала, по кругу, по кругу, по кругу, опять и опять, чертово колесо, пока силы не уходят сквозь кончики пальцев куда-то вниз, в подвал, и только остается, что баюкать опустошенное сердце, обняв себя руками.

И разве я не пыталась найти выход?

Господи, я помню, конечно, я помню эти идиотские игры в кошки-мышки не известно, с кем, когда я моталась по коридорам, потихоньку сходила с ума и становилась похожа на Здание, а оно резвилось во всю. Мне нужен был четвертый этаж, я ловила четвертый этаж. Смешно? Очень. Зданию, во всяком случае, было невероятно весело. Конечно, это очень забавно, когда кто-то внутри тебя пытается в тебе и от тебя спрятаться. Славные игры!

Я помню, как это было – угол коридора остер, как лезвие ножа. Надо проникнуть за него взглядом и не порезаться. Ах, как забавно! Как будто играешь в прятки – очень хочется глупо хихикнуть. Но нельзя. Иначе оно услышит. Никогда ведь не знаешь наверняка, следит оно за тобой или нет. Осторожно, очень осторожно выглянуть в коридор – так, вон окно во двор, кажется, разбитое. Теперь тихо. Две секунды, три, вдох, приготовились – вперед! Одним рывком преодолеть четыре метра до окна и считать – быстро-быстро, как только могу – считать этажи подо мной: раз, два, три, четыре, пять, шесть… Ну, слава богу, это седьмой этаж, Здание его никуда не спрятало, не убрало.

Теперь мерным шагом с беззаботным видом (можно даже напевать что-нибудь, я так, просто здесь иду, без всякой цели) на лестницу, спуститься на два пролета вниз, к следующему этажу – и все сначала. Господи, все сначала, с замирающим сердцем смотреть, не украло ли Здание шестой этаж, а потом пятый, а спустившись на четвертый, оказываешься в подвале, среди плесени, каких-то труб, среди банок с консервами и груд поломанной мебели.

Тогда просыпается надежда: если это подвал, значит, следующий этаж должен быть первым. Я откуда-то знаю, что обычно там находятся входные двери. Я не уверена, но, по-моему, это логично.