Глен Хиршберг - Два Сэма: Истории о призраках

— Кстати, а что это значит?

— По правде сказать, не знаю, — ответил я, — никто из Комитета бдительности Вирджиния-Сити тех времен никогда так не говорил. Они просто пришпиливали эти цифры на бумажке, оставляя их на своих жертвах. Во всяком случае, китаец, по свидетельству очевидцев, не произнес ни слова и не издал ни звука. Но он поднял голову, как раз когда фургон тронулся и веревка натянулась. Два из четырех опубликованных свидетельств утверждают, что он улыбался... Кейт, что это, черт возьми?

Но я мог бы и сам сказать, что это был маленький мальчик. В пижаме. Он стоял босыми ногами на траве и одной рукой, отведенной в сторону колеи, указывал вдаль, во мрак. Его кожа белела в лучах фар ближнего света, будто в нее каким-то образом впитался снег. У него были коротко стриженные светлые волосы, торчавшие вертикально. На пижаме — вышиты зебры. Нажав на педаль, я притормозил машину.

— Боже мой, — проговорила Кейт, когда мы отъехали и остановились в пятнадцати футах от мальчика, — как ты думаешь, сколько ему?

— Я думаю, он замерз, — пробормотал я, уставившись на ноги парнишки.

Он доходил ростом почти до верха моего ветрового окна. Я опустил стекло и высунулся наружу, но ребенок не сделал и движения в сторону машины и не опустил руку. Может быть, подумал я, это чучело. Но он был живым. Я видел его губы, посиневшие от холода, которые вздрагивали, когда ветер прерий хлестал по ним, проносясь мимо.

— Эй! — окликнул я его.

Ребенок и не пошевелился. Тогда, слегка оробев, я улыбнулся. Я еще не попал на этот новейший Карнавал мистера Дарка, а он уже заставляет меня приветствовать вурдалаков. Нервный комок в горле прошел.

— Что ж, поехали дальше по дороге из желтого кирпича, — сказал я и повернул машину в ту сторону, куда указывал малыш.

Как я заметил, там обнаруживались и другие колеи. Возникало абсурдное чувство безопасности от того, что мы не были первыми в этом месте. Я неторопливо вел машину, позволяя прериям биться о днище, словно волнующееся море — о корпус шхуны.

— Так скольких же повесил судья Дарк? — поинтересовалась Кейт, хотя ее глаза тоже напряженно смотрели вперед, в пустоту.

— Четверых, о которых нам известно, в период между тысяча восемьсот восемьдесят пятым годом и моментом образования штата, когда он исчез со службы так же внезапно, как и появился. В каждом случае он позволял местным энтузиастам Комитета бдительности привлекать подозреваемых к скорому суду, выносил обвинение, затем держал их всю ночь в своем доме, где организовывал их исповедь и последний ужин или, возможно, нечто абсолютно противоположное, и после этого наутро производил казнь. А казнил он явно со знанием дела, поскольку, как свидетельствует «Летопись равнин», «ни один из его осужденных не произнес ни слова, прежде чем отошел к праотцам».

— Смотри, — сказала Кейт, но я уже все увидел.

Подав автомобиль вперед, я втиснулся в промежуток между двумя пикапами и выключил зажигание. На импровизированной стоянке было шесть других машин. Водителей и пассажиров я не увидел. Я посмотрел на Кейт. Мы слышали, как снег падает на крышу «вольво». За неровным кольцом автомобилей трава прерий колыхалась под нараставшим ветром.

— Так напомни мне, — вполголоса проговорила Кейт, — как же этот кровожадный судья, кем бы он ни был, стал частью мифа о Карнавале?

— Не напомню, — сказал я, — потому что не знаю. И никто не знает.

— А почему — «Карнавал»? Почему не «Павильон ужасов»?

— Ты меня опять подловила.

Внезапно Кейт заулыбалась, и щеки ее вспыхнули румянцем, и я почувствовал себя так хорошо, таким счастливым, что даже не был уверен, смогу ли в этот момент пошевелиться.

— Спасибо, что вернулся за мной, — сказала она.

— И тебе — за то, что поехала со мной, любовь моя.

Кейт послала мне поцелуй. Она резко опустила дверную ручку, все еще улыбаясь, и изящным движением, словно осторожно входя в воду, выбралась в ночь. Я открыл дверь со своей стороны и присоединился к ней. Мы стояли у капота автомобиля и ошеломленно смотрели вокруг. Не слышалось ни единого звука, кроме шума ветра в траве. Не было даже ребенка в пижаме, чтобы указать нам верный путь. Я сунул руки в карманы, потому что холод щипал кожу на запястьях.

— Туда, — сказал я.

— Я вижу, — отозвалась Кейт.

Это было просто свечение, несколько ярче света луны на снегу вокруг. При солнечном свете и то довольно трудно определить расстояние на равнине. Но сейчас, ночью, в условиях ограниченной видимости, я решил, что свечение находится от нас не далее чем в полумиле, если идти по прямой, сойдя с шоссе в траву. Я двинулся вперед.

Мне показалось, что, когда мы покинули кольцо автомашин, внезапно стало темнее. Тем не менее я чувствовал, как ночь Восточной Монтаны касается наших голов своими гигантскими крыльями. Я чувствовал ее тяжесть там, наверху, и ее длинные когти. Я не поднимал головы и продолжал идти. Кейт шла рядом, и ее рукав ритмически задевал мой рукав. Мы прошли примерно триста ярдов, когда оба подняли глаза и увидели дом.

Он вырисовывался размытым силуэтом среди теней прерий, черный в свете луны, необъяснимый, как доисторический каменный валун на исходе XX века. Свечение, которое мы увидели, шло из одиноко стоящего прожектора, затерявшегося среди густой травы и направленного на белую ограду, окружавшую постройку. Когда мы подошли ближе, я увидел, что здание было не черным, а темно-красным, в один этаж, прямоугольное и длинное. Во дворе, обозначенном забором, туда и сюда мелькали фигуры.

— Если этим и ограничится, — сказал я, глядя на развернувшуюся передо мной панораму, — думаю, меня бы это вполне устроило.

— Выглядит точно на картине, — сказала Кейт.

Холод, наполнивший мой рот, казалось, шел изнутри, а не снаружи. Какое-то мгновение я не мог понять, что здесь не так. Я посмотрел на строение. Взглянул на проплывающие фигуры, начиная едва распознавать далекие лица на расстоянии. Посмотрел на ограду и все понял.

Потому что это была не просто ограда. Мне она напомнила фотографию на странице 212 из учебника по истории штата, которую я обвел ручкой. Ту самую, изображавшую бизоньи кости, которые оставляли отбеливаться под солнцем в те годы, когда федеральное правительство платило самым отчаянным подонкам из Монтаны за отстрел каждого бизона, которого они могли найти. Потом кости переправляли вниз по реке, в поселки. Я попытался что-то произнести, мне пришлось облизнуть губы, я сделал еще одну попытку.

— Кхм, а что, недавно были какие-нибудь сообщения о массовом падеже скота в округе?

Кейт повернулась, и ее брови поползли на лоб.