Василий Щепетнёв - Чёрная земля (Вий, 20-й век)

Сегодня взяли пробу с двух точек. Девятьсот восьмой и девятьсот четырнадцатый год. Разница заметна даже на глаз, органолептически. И цвет керна иной, и консистенция, и запах.

Обсудили мою тему. «Пространственно-временное распределение птомаинов в почвах ЦЧО». Необходимо будет брать пробы не только в местах захоронений, но и в непосредственной близости от них, вплоть до участков нормальной земли. Готовить диссертацию надо спешно, чтобы защиты шли практически параллельно. На деле это означает, что всю черновую работу — расчеты, графики, статистику, оформление — сделаю я, а Камилл осуществит общее руководство, выберет необходимое для своей докторской диссертации, а что останется — будет моей кандидатской. Потому надо работать, считать и писать продуктивно, за двоих.

После обеда — он у нас в пять часов, — произошло событие номер два. Мы сидели в тени березы, полусонные от еды (тушенка «Великая Стена» и пюре «Кнорр»), лежали, если точнее, и тут Сергей сказал как бы нехотя:

— Есть смысл не только протыкать могилы…

— Пунктировать, — вставил Андрюша.

— Не только брать пробы, но и раскопать поосновательнее.

— Зачем? — наивно удивился я.

— А посмотреть, что внутри.

— Чего же интересного может быть внутри?

— Мало ли чего… Посмотреть.

— Золото, — опять вставил нетерпеливый Андрюша.

Я даже поперхнулся чаем, который неспешно пил, третий стакан, пусть вымывает заразу из организма.

— Не скифские же курганы!

— Жаль, но и здесь найти кое-что можно.

Я посмотрел на Камилла, но тот молчал.

— Откуда у тутошних покойников золото? — наконец, прокашлялся я.

— До революции, да и потом лет десять зубы протезировали преимущественно золотом. Фарфор и другие материалы были значительно дороже и доступны не всем, а золото…

— Что, дешевое?

— Дешевле работы. Золота, девяносто девятой пробы, на мост уходило рублей на пять, на десять — царских рублей. Столько стоила простая врачебная консультация. Модный врач меньше сотни не брал, но то действительно для богатых.

— Но тут же крестьяне…

— Не только крестьяне, а хоть и крестьяне. Бедняку, конечно, было накладно, но бедняки составляли меньшинство.

— Но… Разрывать могилы… Мародерство.

— А мы чем сейчас занимаемся?

— Ну, это другое дело…

— У тебя, Петруха, свой интерес, я понимаю. А денежки не помешают. Грамм золота сейчас баксов десять стоит. Сто граммов — тысяча баксов. Я ведь плачу за учебу, как раз хватит окончить университет. Вальке вон новый принтер купить нужно…

— И плату поменять, процессор… — мечтательно прижмурился Валька.

— Да каждому деньги не помешают, — невозмутимо продолжил Сергей. Вот тебе и поэт.

— Но откуда такая цифра — сто граммов?

— Сколько будет, столько будет. Лучше бы побольше, конечно. Как работать будем, как повезет.

— Мы тут справлялись, — не терпелось Андрюше. — Кое — какие документики почитали. Не хочешь ознакомиться?

Он протянул мне несколько листков. Ксерокопия. «Положение о порядке проведения перезахоронений и рекультивации кладбищенских участков». Я, не зная, что сказать, принялся изучать документик. Та еще бумага. Целевое перезахоронение производится по заявлению и за счет родственников усопших. Всех же остальных следует хоронить в общей могиле. Любые ценности, в первую очередь, драгоценные металлы, обнаруженные среди останков подлежат сбору и передаче в собственность соответствующим государственным учреждениям (смотри приложение №2, стр. 14).

— Интересно? А должностные инструкции по захоронению в местах содержания осужденных от тридцать первого года почитать хочешь? Там написано еще: «В дополнение к инструкции 22/17 от 1921 года…», только ту инструкцию мы не нашли. А приказы фронтовым похоронным командам во время войны? — Сергей явно был задет. — Так что насчет мародерства — это к нашему родному государству.

— Причем здесь государство…

— Именно, — Валька согласно закивал. — Деньги в земле лежат, неужто достать лень?

— Не лень, но…

— Не так это просто, ребята, — сказал, наконец, свое слово Камилл. — Если наугад соваться, сколько кубов перебросаешь зря.

— Ничего, руки есть, — Валька показал их. Две, левая и правая. Сильные руки.

— Руки руками, но и голова иногда может пригодиться. Вам известен реактив Фельдмана? — Камилл словно семинар вел, уверенно и неторопливо.

Ребята посмотрели на меня.

— Нет, — признался я.

— Золото, как вам, я уверен, известно, металл благородный и в химические связи обычно не вступает. Тем не менее, с определенными структурами оно образует коллоидные соединения. Именно эти соединения и позволяет распознать реактив Фельдмана, причем в концентрации один на миллион и ниже.

— Индикатор, — сообразил я.

— Да, безусловно. Замечательный, очень чувствительный и практически безошибочный индикатор.

— Мы берем пробу и по ней определяем, есть ли в данном месте золото, или нет?

— Совершенно верно. Методика довольна проста… — и он начал растолковывать, что брать и куда капать. Честно говоря, меня это не слишком интересовало. Я был просто поражен — Камилл заранее готовился вскрывать могилы, искать золото. Вот тебе и наука.

— Но где взять реактив? — я решил оставаться наивным до конца.

— Есть реактив, есть. В достаточном количестве.

Наверное, я выглядел дурак дураком, потому что он поспешил добавить:

— Золотишко доставать — это своего рода традиция при таких работах, привилегия. Могилы ведь бесхозные, ничьи…

Можно было возражать, но я не стал. Хватит, всему есть мера. Моему простодушию тоже.

— Ты, Петро, этим реактивом и займись, — Сергей говорил, как о решенном. Все обо всем договорились заранее. Кроме меня, разумеется.

— Да, здесь особенно важны точность, аккуратность и ответственность, — Камилл ненавязчиво дал понять, кто здесь главный. Сергей только кивну, соглашаясь. — Работу построим так — Мы забираем пробы, а Петр проводит экспресс-анализ. Конечно, размещение, упаковка и регистрация образцов — тоже за ним. И при положительной реакции мы вплотную займемся этим… участком.

— С лопатами и вилами, — добавил Сергей

— Почему вилами? — Андрюша, все это время помалкивал, только слушал, но вилы его смутили.

— Цитата. Владимир Высоцкий.

— А-а… — протянул Андрей. — Мы славно поработаем…

— В точку. Так что — давай, начали!

И мы начали. До захода солнца сделано было проб вдвое против вчерашнего, я только успевал расфасовывать почву по скляночкам. Отработку методики постановки реакции Фельдмана оставили на завтра, чтобы сразу выйти на производственный уровень, на поток, конвейер. В сумерках, кое-как ополоснувшись в речке, мы наскоро пожевали. Двукратное питание превратилось в непрерывное, постоянно мы перекусывали и перехватывали — сухарь, крекер, головку лука с салом (Андрюша, умница, взял), так что начало закрадываться опасение, не проедимся ли мы до срока. Затем, едва живые, поползли в палатку. Мне стоило многого задержаться у костра и открыть дневник. Писать не хотелось, тянуло отложить на потом, на завтра, или через неделю. Уговорил себя тем, что ограничусь парой строчек, и хватит. А теперь втянулся и спать совершенно не хочу. Еще раз проверил журнал проб, как раз в это время Камилл удачно вышел по нужде и рвение мое произвело на него впечатление. Но он ничего не сказал, и очень хорошо. Энтузиазм мой дал слабину. Надеюсь, временную, все вернется.