Олег Бондарь - Кольцо из склепа

Можно, конечно, возразить. Мол, сколько раз Влад ездил в деревню и возвращался. И не только Влад, я тоже с ним ездил. И Вася участковый…

Нет, Вася – не аргумент. Вася свое уже отъездил.

Не виной ли тому колечко, которое мы едва ли не силой ему навязали? Логично ведь получается. Володи нет, а колечко, вот, оно…

Стоп!

Может, не мы нужны тому «некто», а – колечко?

– Влад, а ведь дело, кажется, в колечке…

Влад молчал. Я не видел его лица, но чувствовал, как участилось его дыхание. Я знал: он понял, о чем я говорю. Только, что он мог мне ответить? Если следовать моей логике, нужно высадить Ирку, и с нами все будет в порядке, никакая сила больше не посмеет нас остановить. Но в том то и закавыка, что никогда мы на такое не пойдем. Более того, сделаем все возможное, чтобы девчонки не догадались об истинной причине постигшего нас бедствия. Дабы избежать ненужных разговоров и не провоцировать спонтанное самопожертвование.

Как там в детской песенке о козлятах поется?

– Погибать так с музыкой, наливайте братцы… – замурлыкал я едва слышно.

Девчонки захихикали.

Нервное!

Мои слоновьи музыкальные способности спровоцировали всплеск эмоций, возможно – к лучшему. Хотя, какое тут, к лучшему. Хуже не бывает. И вряд ли пресловутый оптимист из известного анекдота убедит, что бывает…

Влад воспринял пропетые мною (нет, пропетые – громко сказано, я себе льщу), мое завывание – буквально. Я слышал, как зашуршала одежда, а потом что-то холодное ткнулось мне в руку.

Ах, да… Пресловутая фляжка…

Как вовремя и как кстати.

– Глоточек, – предупредил Влад. – Там на донышке осталось. Пусти по кругу.

Я взболтнул посудину, услышал плеск, приложился к горлышку. Раскаленная жидкость прокатилась по горлу, разорвалась внутри. На миг прояснилось в мозгах, стало тепло, уютно и даже спокойно.

Передал фляжку назад. Кто-то из девчонок закашлялся, кажется, Танька. Ирка начала ее успокаивать и хлопать по спине. А потом автомобиль дернулся, накренился и посунулся в овраг, из которого мы недавно выехали. Под громкий визг девчонок и не менее громкие проклятья Влада я, словно угорелый, вертел рулем, чтобы выровнять машину, но без толку.

Не перевернулись мы по чистой случайности. Соскользнув боком, автомобиль наткнулся на преграду и замер.

Похоже, застряли.

Можно вздохнуть с облегчением. Но успокаиваться было рано. Едва я открыл дверцу, в салон бурным потоком ворвалась вода.

– Что ни час, то новости… – возмутился Влад.

Впрочем, голос его звучал бодро, с задоринкой, почти весело. Служба в органах научила его приспосабливаться к экстремальным ситуациям и не терять голову.

 – Девочки, – голосом, не допускающим возражений, молвил он, – без визга и паники, надевайте теплые вещи и – линяем отсюда. Пока не поздно… – добавил после паузы.

Я еще раньше вырядился в теплый свитер и ветровку, больше теплых вещей у меня не было. Да и толку от них в такую погоду. За секунду промокнут.

Тянуть не было смысла, я набрался решимости, зачем-то вдохнул побольше воздуха и выпрыгнул из машины.

Вода поднималась выше колен и показалась мне ледяной. Будто сейчас не лето, а поздняя осень. Екнув, я как-то сумел сдержать крик, чтобы зря не пугать и так напуганных девчонок, оглянулся, но ничего не увидел.

Влад уже стоял в воде и помогал выбираться Ирке. Я открыл заднюю дверцу со своей стороны.

– Держись за меня, тут глубоко, – сказал Тане и почувствовал, как ее теплые ладошки сначала обняли меня, а затем вцепились в ворот куртки.

Я пошатнулся и едва удержался на ногах. Никогда бы не подумал, что она такая тяжелая. В первый и последний раз я свою женушку держал на руках во время свадьбы перед загсом. Помню, тогда мне тоже было нелегко. А с виду не скажешь: худенькая, изящная – кожа да кости. Владу труднее. Ирка, хоть и не толстая, на манекенщицу не тянет. О таких говорят – «баба в теле». Пышная красавица, с множеством округлостей: мягких и приятных на ощупь. Но Влад справится, за него волноваться нечего.

И, правда, я только начал осторожно, ощупывая ногой почву, выбираться из оврага, а его голос уже звал меня сверху.

– Димка, где ты пропал?

Дождь лупил со всей дури, ветер валил с ног, тяжелая ноша на спине тащила вниз. Ноги скользили по вязкому дну.

Прежде, чем я понял, что моя затея обречена на неудачу, я уже лежал в луже, придавленный неимоверно тяжелым телом жены. Танька, наверное, вообще, потеряла связь с реальностью. Вместо того, чтобы освободить меня и дать возможность подняться, она еще крепче вцепилась мне в шею. Я бы захлебнулся, выручил Влад.

– Ну, ты, брат, и даешь. Хоть бы голос подал. Если бы не услышал, где шлепнулся, вовек бы не отыскал.

Я беспомощно булькнул в ответ и закашлялся. Одежда моя промокла насквозь, прилипла к телу, и ощущал я себя премерзко. А когда с помощью Влада выбрался наверх, то даже пожалел, что не утонул. Пронизывающий ветер окатил ледяным дыханием, я сжался от холода, зубы мои задрожали. Я почти был уверен, что наступает мой последний час. Потому что добраться туда, где можно согреться и, где нет дождя просто не смогу.

Влад взял командование на себя. Понял, кроме него, никто не в состоянии возглавить нашу полностью деморализованную группу. Он оказался самым сильным из нас, не только физически, но и морально. Мы все раскисли и готовы были сложить лапки, полностью положившись на волю судьбы. Плыть по течению, в самом плохом значении слова. Ибо понимали, что вывести оно может только в пучину, а о спасении не может быть и речи.

Насколько беспомощен человек! По большому счету, что случилось? Слегка намочил дождик, обдуло ветерком, и – все, склеивай ласты.

Мысли, чтобы побороться за собственное существование, если и возникали, то где-то на задворках сознания и были настолько тихими, что надежно глушились бесполезной в данной ситуации жалостью к себе и каким-то садистским наслаждением от собственных страданий.

Оказывается, мазохизм заложен в человеке природой. Попав в затруднительное положение, мы способны предпочесть роль великомучеников попытке собственного спасения. И вовсе не от геройства, а, наоборот, от трусости. Гораздо проще смириться и тихо принять уготованное судьбой, возможно, и несправедливое решение, нежели прилагать усилие, чтобы доказать обратное.

Хотя, почему, несправедливое?

Человек – кузнец своего счастья – вбивали нам в головы идеологи канувшей в небытие системы. Если он считает, что бороться бессмысленно, значит, морально готов к худшему и худшее является закономерным финалом: ожидаемым и приемлемым. Соответственно, даже печальный финал можно считать осознанным выбором, и жаловаться можно лишь на самого себя…