Говард Лавкрафт - Случай Чарльза Декстера Варда

     Дух прошлого сквозил в каждом слове, каждом движении Варда, когда он говорил с доктором в полумраке старого деревянного дома. Он поклонился, указал Виллетту на кресло и внезапно заговорил странным шепотом, причину которого сразу же попытался объяснить. - Я изрядно простудился и едва не приобрел чахотку, - начал он, - от этих проклятых речных миазмов. Не взыщите, прошу Вас, за мою речь. Я предполагаю, Вы прибыли от батюшки посмотреть, что тревожит меня, и имею надежду, что Ваш рассказ не представит ему никаких резонов для беспокойства.

     Виллетт очень внимательно прислушивался к скрипящим звукам голоса Чарльза, но еще более внимательно всматривался в его лицо. Он чувствовал, что здесь не все ладно, вспомнив, что рассказывали ему родители Варда о внезапном страхе, поразившем в ту памятную ночь достойного йоркширца, их лакея. Виллетту хотелось бы, чтобы было посветлее, но он не попросил открыть хотя бы одну ставню. Вместо этого он просто спросил молодого Варда, почему тот не дождался его визита, о котором так отчаянно умолял меньше недели тому назад. - Я как раз желал подойти к этому, - ответил хозяин дома. - Вам должно быть известно, что я страдаю сильным нервным расстройством и часто делаю и говорю странные вещи, в которых не отдаю себе отчета. Не раз я заявлял Вам, что нахожусь накануне великих открытий и свершений и само величие их заставляет меня по временам терять голову.

     Мало найдется людей, которые не почувствуют страх перед тем, что мной обнаружено, но теперь уже недолго остается ждать. Я был глупцом, когда согласился на этих стражей и на сидение дома; сейчас мое место здесь. Обо мне злословят любопытствующие соседи, и, может статься, тщеславие - эта слабость, присущая всем людям, - побудило меня иметь о себе слишком высокое мнение. Нет ничего дурного в том, что я делаю, пока я делаю сие правильно.

     Если Вы будете терпеливы и подождете еще шесть месяцев, я покажу Вам такое, что в высшей степени вознаградит Вас за терпение. Вам также следует знать, что я нашел способ изучать науки, в которых преуспели древние, черпая из источника, более надежного, чем все книги, и предоставляю Вам судить о важности сведений, которые я сходу дать в области истории, философии и изящных искусств, указав на те врата, к которым я получил доступ. Мой предок овладел всеми этими знаниями, но эти безмозглые соглядатаи ворвались к нему и убили.

     Теперь я по мере своих слабых сил снова добился этих знаний. На этот раз ничего дурного не должно случиться, и менее всего я желаю неприятностей по причине собственных идиотских страхов. Умоляю Вас, сэр, забудьте все, что я написал Вам, и не опасайтесь ни этого дома, ни его обитателей.

     Доктор Аллен - весьма достойный джентльмен, и я должен принести ему извинения за все дурное, что написал о нем. Я бы желал не расставаться с ним, но у него были важные дела в другом месте. Он столь же ревностно относится к исследованиям этих важнейших материй, как и я. Думается мне, что я, боясь последствий наших с ним трудов, переносил этот страх на доктора Аллена как на своею главного помощника.

     Вард умолк, и доктор не знал, что сказать и что думать.

     Он чувствовал себя довольно глупо, слушая, как молодой человек отрекается от написанного им письма. Но бросалось в глаза, что речь Варда была странной, чуждой здравому смыслу и, бесспорно, бредовой. Письмо, трагическое в своей естественности, несомненно, было написано рукой того Чарльза Варда, которого доктор знал с детства. Виллетт пытался навести разговор на прошлые события, напомнив Варду некоторые происшествия. Это могло бы восстановить обычный тон и настроение их бесед, но он добился лишь ничтожных результатов. То же произошло позже с другими врачами-психиатрами.

     Из памяти Варда, казалось, были стерты целые пласты, почти все, что касалось его собственной жизни и современных событий, и в то же время всплыли все сведения о старине, которые он приобрел еще в детстве - подсознательное полностью затопило индивидуальное. Исчерпывающие знания молодого Варда во всем, что имело отношение к прошлому, были ненормальными и нездоровыми, и он всячески пытался скрыть их. Когда Виллетту упоминали какое ни будь событие, он часто получал от Чарльза такие объяснения, которые нельзя было ожидать от обычного современного человека, и доктор всегда хмурился, слыша бойкую речь Чарльза.

     Было совершенно невероятно, что молодой человек знал, как свалился парик с толстого шерифа когда тот сделал поклон во время исполнения пьесы в Театральной академии мистера Дугласа на Кинг-стрит в пятницу 11 февраля 1762 года, или как актеры сократили текст пьесы Стиля "Благоразумный любовник" и испортили ее до такой степени, что можно было радоваться тому, что находившийся под влиянием баптистов городской совет закрыл театр на следующий вечер. Старые письма вполне могли содержать упоминание о том, что "бостонская коляска Томаса Себина была дьявольски неудобной", но какой, даже самый выдающийся историк, занимающийся колониальным периодом, мог знать, что скрип новой вывески Эпенетуса Олни (он велел намалевать на ней аляповатую корону после того, как переименовал свою таверну в "Королевский кофейный зал") был в точности похож на первые звуки новой джазовой пьесы, которую можно было услышать по, радио по всему Потуксету?

     Однако Вард недолго распространялся на подобные темы, давая понять, что его не интересуют ни современность, ни старина. Было совершенно ясно, что он желает лишь удовлетворить любопытство своего посетителя, чтобы тот поскорее убрался и больше не приходил. Очевидно, с этой целью он предложил Виллетту, показать дом и сразу же провел его по всем комнатам, от подвала до чердака.

     Виллетт внимательно всматривался в предметы, находившиеся в доме, и заметил, что стоявших на виду книг было слишком мало, явно недостаточно для того, чтобы заполнить зияющие пробелы на книжных полках библиотеки Чарльза, и они слишком, уж обычны. Он понял также, что так называемая "лаборатория" устроена весьма небрежно, явно для отвода глаз. Без сомнения,. где-то в другом помещении находились настоящие библиотека и лаборатория, но где именно, было невозможно угадать. Потерпев полную неудачу, не узнав ничего определенного, Виллетт к вечеру возвратился в город и обо всем рассказал мистеру Варду. Они пришли к общему мнению, что юноша окончательно сошел с ума, но решили не спешить. Главное - нужно и дальше держать в полном неведении миссис Вард, какой бы помехой этому ни были странные письма ее сына.

     Теперь и мистер Вард решил отправиться к сыну, посетив его как будто случайно. Однажды вечером доктор Виллетт отвез его в Потуксет на своей машине, высадил близ деревянного коттеджа и терпеливо ждал возвращения.