Виктор Точинов - Пасть

Ноги затекли, он их почти не чувствовал, но не менял положение, ежесекундно готовый к выстрелу. Он не испытывал ненависти к тем, кого сейчас будет убивать. Ни малейшей. Даже после вчерашней истории с коровой. Нельзя ненавидеть того, в кого стреляешь — рука дрогнет, обязательно промахнешься.

Опять же, что волки, что собаки — Божьи твари, тоже есть хотят. Что поделать, если природа у них хищная, И если они выбрали не ту корову. Не надо их ненавидеть. Их надо просто убить — выполнить неприятную и нелегкую работу.

Старик ждал.

Глава VII

Поминки были совсем простые: на столе стояла банка «эликсира жизни» на основе медицинского спирта, за столом сидели Эскулап с Капитаном. Эскулап разлил по второй и провозгласил незамысловатый тост:

— Ну, чтоб земля ему была пухом! Точнее, чтоб кремационная печь была… была… блин, чем бы она ему была бы, а? Короче, гори спокойно, дорогой товарищ… Они выпили, не чокаясь лабораторными мензурками (удобная, кстати, тара с делениями — пьешь и видишь, как приближаешься к своей норме). Капитан глотнул осторожно — чистого алкоголя в зелье процентов семьдесят, а то и больше, остальное — сахар и всевозможные добавки, приданные приглушить и замаскировать убойную крепость.

Эскулап, который не признавал слабых напитков, — а к таковым он относил все не дотягивающее до шестидесяти градусов — и чья глотка давно загрубела от подобных собственноручно приготовляемых коктейлей, — Эскулап пил медленно, с видимым удовольствием и не торопился тянуться к закуске. Он погладил банку, предосторожности ради украшенную узкой красной наклейкой «ОСТОРОЖНО: ЯД!», и сказал то, что на поминках говорить вроде и не полагалось:

— Хороший был парень Витя. Но — слабак! И дурак, если по большому счету…

— Потому что застрелился? — осторожно спросил Капитан и налил еще по одной.

Похоже, сейчас Эскулапа потянет на умные разговоры. Интересно будет послушать. Последнее время народ в Лаборатории зажат и молчалив; те, кто знает, — потому что знают, кто не знает — поддавшись общей атмосфере тревожного и подозрительного ожидания. Записи прослушки совершенно неинтересные, короткие деловые фразы, ничего лишнего, ничего личного, никакой возможной зацепочки…

Но Эскулапу на все плевать, он прет по жизни, как носорог по джунглям, ни на кого и ни на что не оглядываясь, уверенный в себе, в своих силах, в своей необходимости и незаменимости.

— Да нет, при чем тут это… Где, когда и как уйти из жизни — сугубо личное дело каждого. Одним нравится цепляться до конца, до прогнивших насквозь внутренностей, до вставных челюстей, до капельницы в вене и подкладной утки в кровати… Другие предпочитают добровольно избавиться от таких прелестей. Но мы жалеем или осуждаем почему-то только вторых…

— Тогда почему слабак и дурак?

— Потому что делал — не понимая, что делает. А когда понял — испугался и застрелился. Но вся беда в том, что на самом-то деле он опять ничего понял. Просто поменял плюсы на минусы, объявил для себя научным преступлением то, что считал вчера научным подвигом… Объявил — осудил — привел в исполнение. Тяп-ляп и готово — как Тройка в тридцать седьмом. Дело шитое, обвинения облыжные, обжалованию не подлежит. Интеллигент, б… не может жить с камнем на совести…

Эскулап фыркнул возмущенно, хлопнул еще мензурку, засмолил беломорину — себя он к интеллигенции не относил ни в коем разе.

— А камня-то и не было? — Вопрос Капитана определенно отдавал провокацией, но он надеялся, что несколько уже разомлевший Эскулап клюнет. Так и вышло.

— Какой камень, Дима, какой камень? (Капитан поморщился, только Эскулап постоянно нарушал инструкцию: не употреблять настоящих имен даже в частных разговорах.) Какой, к черту, камень? Разве что на могилке поставит благодарная Контора… Типичная болезнь сопливых интеллигентов — радеть за все человечество. Не спрашивая, не интересуясь необходимостью этого радения — исключительно по собственному разумению: Согласно собственному истолкованию общечеловеческих ценностей… Абстрактный гуманизм — страшная штука. Страшная именно своей абстрактностью. Общечеловечностью. Гуманисты с пеной у рта вопят об отмене смертной казни — вообще, всем сразу. А если их дочь изнасилуют и убьют в подъезде, кричат с той же убежденностью: распните! казните! убейте его! он уже не человек! — и при этом остаются гуманистами. Просто этот убийца — не человек, а животное. Витя сделал маленькое допущение: роющиеся по помойкам кандидаты в объекты потеряли право называться людьми. И их допустимо с чистой совестью пустить на опыты — во благо всего, разумеется, человечества… Ты как к экологам относишься? — неожиданно сменил тему Эскулап.

— К экологам? Ну-у-у… — К экологам Капитан себя никак не относил. Но и против них, собственно, ничего не имел.

— Другая форма той же болезни: радеть за все человечество. Придурки…

— Ну почему же… — вступился за сторонников зеленого мира Капитан, чувствуя, как привычная четкость мысли растворяется в мозголомном зелье. — Они не только человечество… они и лес, и животных всяких. Всю, как ее там… всю биосферу защищают,

— Что ты знаешь за биосферу, мальчик? Стоит ли употреблять термины, совсем неизвестные? — Эскулап пожал плечами и осмотрел свою мензурку, презрительно скривив губы.

Тяжело поднялся, подошел к стеклянному шкафу, вернулся с мерным стаканом емкостью не меньше литра. И дальнейший разговор продолжал, прихлебывая эликсир веселья из новой тары — впрочем, на связности его речи выпитое никак не отражалось. Капитан и не пытался за ним угнаться, все реже наполняя свою мензурку.

— Биосфера, херр гауптман, это, говоря совсем упрощенно, — совокупность всех живых видов, копошащихся на нашем шарике. Йес? Так вот, из миллионов и миллионов известных науке видов активное копошение продолжают меньше трех процентов. Остальные — вымершие. Окаменелости. Отпечатки в каменноугольных слоях. И дело совсем не в том, что одни виды постепенно сменяют друг друга, как волосы на голове здорового человека, поддерживая какое-то оптимальное количество. Черта с два! Сто миллионов лет назад многообразие и животных, и растений было гораздо больше — на порядок больше. Шарик ускоренно лысеет — и со лба, и с затылка. И человек к этому абсолютно непричастен, процесс начался задолго до его появления… Ну-ка, простенький вопрос на засыпку по биологии: какие виды появились за последние сорок тысяч лет, а? Список исчезнувших занимает несколько томов…

Капитан не захотел засыпаться на детском вопросе:

— Ну, собаки разных там пород… Лошади, коровы, куры… постоянно ведь какие-то новые виды выводят… Растения, опять же…