Альбина Нурисламова - Наследница

— Прекратите, как вам не стыдно? — с отвращением выговорила Вера. — В такой момент… Сейчас о похоронах, наверное, надо бы подумать!

— А чего тебе думать? Надумала уже, угробила Марочку! Сама похороню, тебя близко не пущу! Нечего тебе знать, где он будет лежать! Чтоб духу твоего не было! — вопила Римма Ринатовна. — Подбирается к нам! Хоронить вздумала! А потом нате вам — на квартиру позарится! Видали, какая нахалка? — она попыталась вовлечь в свой спектакль Иру.

— А чего смотреть-то? — грубо ответила та. — Что я, хабалок не видела? Постыдились бы помои лить в такой день. Сына потеряли, а только и думаете, что о деньгах. А Верка — она хорошая. И нечего тут блажить.

Ира встала и направилась к выходу.

— Ты держись, Вер. Если что, звони. Телефон знаешь, — она ободряюще сжала Верину руку и, не удостоив обалдевшую Римму Ринатовну взглядом, вышла из квартиры.

— Спасибо, Ирочка.

Вера взяла сумку с вещами, прошла в комнату, сняла со стены их с Маратом большую фотографию в красивой рамке. Они сфотографировались два года назад, когда ездили на море. Снимок был сделан на закате, фотограф снял Марата с Верой на открытой террасе, а за их плечами в море купалось золотое заходящее солнце. Красивые, счастливые, загорелые, они радостно улыбались в объектив. Вера, которая обычно плохо получалась, здесь вышла очень удачно, и потому эту фотографию, единственную из всех, рискнула повесить на стену, на всеобщее обозрение.

По-прежнему не говоря ни слова, она вернулась в прихожую, открыла входную дверь и оглянулась на Римму Ринатовну.

— Прощайте. Живите, как знаете.

Оглушенная горем, растерянная, уничтоженная, Вера в последний раз выходила из дома на Северной. Не стало Светы, а теперь и Марата…

Марата, с которым она собиралась начать все с начала. Которого любила, от которого хотела детей. Все надежды рухнули вместе с ним со страшной высоты. О чем он думал в последний миг? Как вообще мог упасть?

Где-то глубине души ворочалось нечто смутное, мучительное. Слишком страшное, чтобы позволить себе задуматься, догадаться. Вера чувствовала, что пространство вокруг нее словно бы сужается, не оставляя простора для маневра. Ее неудержимо подталкивало к чему-то, продвигало в заданном направлении. Обходные дороги, запасные пути отпадали раньше, чем она успевала ими воспользоваться. Кажется, кто-то недавно говорил ей что-то подобное? Но вспомнить, где и от кого она это слышала, не получалось. Снова навалилась непонятная усталость. Опять дико хотелось спать. Ей с трудом удавалось держать глаза открытыми, чтобы не влететь под машину. Кое-как добравшись до автовокзала, она, как заводная кукла, купила билет, уселась в автобус и заснула, едва коснувшись сиденья.

Всю дорогу до Больших Ковшей Вера крепко спала.

Глава 16

Когда она ступила на дорогу, ведущую в Корчи, мимо пропылила полицейская легковушка. Опять что-то случилось, полиция просто так не ездит, промелькнуло в затуманенном мозгу. Вера почти не удивилась, ожидая чего-то в этом роде. Она догадывалась, с кем могло случиться несчастье, но чувствовала странное безразличие. Опустошение, и только. Похоже, она потеряла способность эмоционально реагировать на несчастья: слишком много их случилось за последние дни. Выработался иммунитет. Девушка по инерции переставляла ноги, бездумно глядя перед собой. Шла медленно, часто останавливалась передохнуть, так что обычная дорога заняла почти полтора часа.

Полицейская машина, а рядом с ней и «скорая», стояли возле дома Ирины Матвеевны. Местные жители, похожие на взъерошенных испуганных воробьев, жались поблизости серой сиротливой стайкой. Вера подошла ближе. Старики и старухи сплотили ряды и единым движением, не сговариваясь, отодвинулись от нее. Отхлынули. Она ничего не заметила.

— Что случилось? Что-то с Ириной Матвеевной? — спросила она.

Ей никто не ответил, да и не требовалось: двое мужчин в белых халатах вынесли из дома бывшей учительницы носилки, накрытые простыней. Вскоре их страшная ноша оказались внутри машины и «скорая» укатила.

— Все, граждане, можете расходиться.

Полицейские загрузились в машину и тоже собрались уезжать.

— Выпейте валерьянки, что ли, — сочувственно посоветовал тот, что помоложе, глядя на судорожно рыдающую Марусю. Больше в маленькой кучке стариков никто не плакал. Мужчинам, как известно, не положено, тетка Татьяна скорбно морщила лоб и вздыхала, а старуха Емельянова о чем-то размышляла, держалась отстраненно и смотрела в сторону.

Полиция уехала, Вера осталась наедине с соседями. Стояла напротив них и никак не могла уйти к себе. Волны озлобления и страха, исходящие от стариков, были настолько ощутимы, что их можно было потрогать руками.

— Как она умерла? — прервала немую сцену Вера.

При звуке ее голоса старики стали расходиться, словно по сигналу. Поворачивались и спешили в свои дома, под защиту стен. Стремились спрятаться, забыться привычными делами.

Через пару минут на пыльной улице остались только Вера да старуха Емельянова, которая все так же задумчиво глядела куда-то вбок.

— Мария Сергеевна! — позвала Вера. — Можете ответить, как это произошло?

— Ночью случился инфаркт. Умерла в своей постели.

Веру немного отпустило. Если бы старуха сказала, что Ирина Матвеевна упала в погреб и сломала шею, или угорела в бане, нервы у нее точно не выдержали бы.

— Выходит, умерла во сне? — В ее голосе явственно прозвучало облегчение. Емельянова уловила это и едва заметно усмехнулась.

— Это вряд ли.

— То есть? — не поняла Вера.

— Ирина утром долго не выходила, но с ней такое бывало. Могла ночью засидеться за книжкой, а утром поспать подольше. Осталась городская привычка. Но к десяти часам она бы встала! А тут Танька проходила мимо ее окон: занавески темные не подняты, куры в сарае квохчут, во двор не выпущены. Она забеспокоилась, мы и пошли. Входим, — голос железной старухи треснул и задрожал, — а она в спальне, на кровати. Ночнушка в цветочек, одеяло на себя натянула, забилась в угол и сидит. Мертвая.

— Видимо, ее разбудили…

— Увидала что-то или услыхала, — согласилась Емельянова, — и напугалась так, что сердце не выдержало.

— Она хотела помочь мне. И не успела.

Мария Сергеевна смотрела на нее немигающим взглядом, в котором смешались боль, гнев, страх. «Винит меня», — подумала Вера. И эта мысль словно пробила дыру в ледяном панцире.

Ее затрясло. Слезы, которые застряли где-то в груди, стали выплескиваться судорожными рыданиями, и она заговорила ломким, срывающимся голосом, не заботясь, как выглядит и что про нее подумают: