Александр Сивинских - Открытие Индии (сборник)

– Так ты не сердишься? Пойми, это делается во имя твоего блага. – (Вот, я же говорил!) – Я рассчитываю сохранить твою само…

Я надул пакет из-под вафельных трубочек, купленных в лавочке «Дьюти фри» и с маху опустил на ладонь. Хлопнуло здорово – раньше у меня так никогда не получалось. Отец осёкся, нахмурился.

– Да ладно, папа, – сказал я громко (на нас обернулись две сухощавые тётки с перестроенными под «ягодку опять» лицами и шевелюрами; увы, на омоложение шей денежек им не хватило), – я всё это слышал не раз. Теперь послушай меня ты. Сколько себя помню, ты день за днём стонал: ох два с половиной столетия криогенного кошмара, выпавшие на мою долю – не пожелаешь и врагу! Ах, бессердечные родители, ввергнувшие меня в этот жуткий мир, где люди – не люди, а всего лишь ёмкости для разведения механических амёб! О, пусть бы лучше я умер младенцем, но в своё время! А что сейчас?

Я яростно смял обрывки пакетика и бросил комок всё той же полосатой жёлто-чёрной крысе, выскочившей на шум и маявшейся, требовательно попискивая, поодаль. Она срубала их с поразительной жадностью, словно голодала, по меньшей мере, неделю.

– Что – сейчас?

– А то! Ты с муравьиным упорством торопишься повторить их ошибку. Вышвыриваешь меня из моей жизни в какую-то мерзкую дыру, где даже зубы лечат при помощи дрели и цемента!

– Ага, слышу мамины слова. – Он с осуждением покачал головой. – А что зубы? Ну, подумаешь, зубы…

Подумаешь? У самого бы так хоть раз в жизни ныл коренной, как у меня сейчас.

– Зато, Мэт, – поднял он палец, – в твоих сосудах никогда не станут ползать…

– …«Эти отвратительные нанопаразиты». Громадное спасибо, милый папочка! Особенно за то, что без нанопаразитов проживу как раз вдвое меньше сверстников. Впрочем, думаю, на твоей разлюбезной Пажити мне и шестьдесят лет покажутся бесконечными. И прекрати, наконец, называть меня Мэтом! Я русский, русский, ясно?! Да, и… не ходи за мной, ладно?

– Не пойду, – сказал он тихо. – Прощай, сынок. Я буду…

Последние его слова отсекли сомкнувшие створки двери мобиля. Я закусил губу, сдерживая слёзы. Аппарат приподнялся и, держась над пунктиром магнитных бляшек, заскользил к снежно-белому орбитальному челноку.

Отец родился, когда автомобили имели четыре колеса, самолёты были реактивными, все мужчины поднимали гири, растили лохматые бороды и выбривали лысины. А женщины натирали щёки свёклой и носили красные мини-юбки из натурального шёлка или голубые льняные шорты с прорехами на ягодицах. Он запомнил только это, потому что в четыре года и семь месяцев его поместили в криогенную ванну – он был неизлечимо болен. За двести пятьдесят лет болезнь научились лечить, а акции «Норильского Никеля», которые должны были обеспечить его пробуждение и врачевание, повысились в цене раз этак в тысячу. Не в абсолютных величинах (кто сейчас помнит цену тогдашних рублей?) – в относительных. Точкой отсчёта, как и прежде, служит цена карата природных алмазов, которые, при смехотворных ценах на искусственно выращенные бриллианты, до сих пор стоят поистине баснословных денег.

В общем, его разморозили, исцелили, вырастили, дали базовое образование и оставили жить-поживать на ренту с акций. Потому что «впускать в себя механических амёб» отец, став совершеннолетним, отказывался категорически. А приём на любую, даже простейшую работу предусматривает обязательную наноагрессию – введение в организм комплекса нанороботов.

Потом «Никель» в одночасье рухнул под напором «Нанометалл-Россия», и отцу пришлось завербоваться в десантники: за время безделья он нехило развился физически, а базовое образование и боязнь нанотехники – слишком плохое подспорье для того, кто добивается перспективного места где угодно. За исключением армии. Там используют собственные разработки, и гражданские нанороботы призывнику попросту вредны.

В «голубых беретах» он прослужил лет восемь. Там ему без лишних разговоров вогнали титаническую дозу метаболических и медицинских нанороботов под видом противостолбнячной сыворотки и научили ненавидеть не полезные земные технологии, а вредную внеземную жизнь. Он истреблял на Гидролаке костистых шакалов и сопровождал транспорты в Зейском кольце астероидов, знаменитом обилием пиратов. Участвовал в Новосеульской резне клонов 23 года (на стороне карательного отряда Лиги Наций) и выполнял задание по осеменению на Филомене – после мужского мора 25-го. Там он проявил столь высокое рвение, что предписанного полугодового восстановления сил в военном санатории ему не хватило, и он вышел в отставку по инвалидности. Пенсия полагалась изрядная – и это, не считая приличных ежемесячных отчислений с Филомены, где наблюдался взрывной демографический рост.

Женился отец на сослуживице, такой же, как он, отставной десантнице краснознамённого Псковского десантно-штурмового батальона, которую встретил во время гуляний в честь Святого и Приснопамятного Дня Победы. Мама была родом с Пажити – скучной сельскохозяйственной планеты, где нанотехнологии запрещены законом, а многожёнство и рукоприкладство по отношению к слабому полу считаются нормой. Она бежала оттуда пятнадцатилетней невестой, улизнувшей прямо из-под венца – на вербовочном боте десантников. И ни разу о том впоследствии не пожалела.

Дёрнул же маму чёрт рассказать об этой окаянной дыре отцу! Он мигом вспомнил все свои юношеские заскоки, а когда родились мы с Томкой, твёрдо решил, что его дети, во-первых, останутся «натуралами», во-вторых, будут жить на Пажити – и только там! Среди колосящихся нив, хрустальных рек и изумрудных пастбищ. Счастливицу сестру мама забрала, когда уходила от отца к своему теперешнему коновалу от психологии, а я остался. Отец, преодолевая отвращение, двинул в рост по части наземной администрации космослужб. Выслуга, медали, дисциплина в крови – конечно же, его приняли с восторгом. Там он живо заработал право и средства отправить сыночка на жительство в одну из самых отдалённых точек освоенной вселенной.

И вот сегодня мечта последних его, без малого двух десятилетий жизни, сбылась. Я улетал на Пажить. Если туда в ближайшие годы не завернёт ещё один вербовочный бот десантников – то навечно…

Первым, кого я встретил, поднявшись в челнок, был голографический стюард, посоветовавший занять предписанную компенсационную стартовую ячейку прежде, чем начнётся стартовый отсчёт. Номер ячейки семь. Вторым – мелкий вертлявый паренёк моего возраста, одетый в расшитую петухами просторную косоворотку до колен, синие полосатые штаны и мягкие шнурованные сапожки с кисточками на голенищах.

– Корень! – дружелюбно представился он, протягивая узкую жилистую кисть. – Корень – это вторая производная от фамилии Корнеев и первая от… – Парнишка натренированным движением задрал рубаху, одновременно приспуская штаны… – От этого. Как говорится, ростом невелик, весь в корень ушёл!