Барбара Хэмбли - Путешествие в страну смерти

Говорят, мы не чувствуем боли, когда нас сжигает солнце, мы сгораем во сне, но кто знает! — Под вуалью лицо Антеи казалось спокойным, однако голос ее был прерывист, и она зябко куталась в плащ, хотя бессмертные, наверное, холода не ощущают. — Кто может рассказать об этом? Даже в кромешной темноте подвала солнце погружает нас в сон. Иногда мы знаем и слышим, что происходит вокруг, но проснуться не можем.

Они приблизились к двери ее отеля. В нижних этажах этого великолепного особняка проживали богатые наследники древнего дворянского рода, но мраморная лестница вела наверх — в тесные номера.

Антея приостановилась в тени колонн парадного крыльца.

— Год назад Исидро нанял вас… или заставил работать на него. Делать при свете дня то, что он не мог сделать сам. И вы честно все выполнили.

Пар от дыхания Эшера смешивался с туманом. Из уст Антеи не вырывалось ни облачка, даже когда она говорила.

— У меня не было выбора.

— Выбор есть всегда. — Взгляды их снова встретились. — Я могу лишь просить вас. Оставайтесь в моем номере, пока не сядет солнце. Пожалуйста.

Когда-то Лидия подсчитала, какое количество человек за сто лет убивает в среднем один вампир. Будь Эшер тем, кем он был раньше, он бы не колеблясь ответил: «Да», а чуть позже открыл бы крышки кожаного сундука, позволив солнечному свету обратить убийцу в пепел.

Однако она спасла ему жизнь. Стало быть, нужно ответить: «Нет».

Куранты собора Святого Стефана пробили два — и нежным перезвоном ответили им часы церквей и монастырей Альтштадта.

Кроме того, возможно, она заманивает его в ловушку.

Он даже не сможет позвать на помощь.

Но он бы не мог позвать на помощь и в той усыпальнице.

Наконец Эшер сказал себе, что должен найти Эрнчестера, а значит, ему необходим союзник-вампир. Однако сам-то он прекрасно понимал, что не все так просто.

— Хорошо, — сказал он. — Я согласен.

— Он махнул на все рукой лет пятьдесят-шестьдесят назад. — Антея сняла шляпу, и Эшер, превозмогая боль, все-таки заставил себя принять ее плащ. Платье леди Эрнчестер было из норвежского шелка, рукава сияли гагатом. — Музыка, наблюдение за людьми (не для охоты за ними, а просто из любопытства) — все это значило для него все меньше и меньше. Как в той недавно вышедшей сказочной книге, где человеку сначала приделывают железную ногу взамен отрубленной, потом руку — и так далее, пока он не перестает чувствовать себя человеком, потому что у него уже нет сердца. — Веки ее вздрогнули словно, от боли, и она огладила их затянутой в перчатку рукой. — Вы подумали, почему же он все эти пятьдесят-шестьдесят лет, уже потеряв вкус к жизни, продолжал убивать двух, а то и трех человек в неделю? Это трудно объяснить. Видимо, просто… но привычке жить…

— Я ничего не подумал, — Эшеру вспомнилась кровь Жана ван дер Плаца на стене амбара и боль в глазах мальчишки в тот момент, когда он, Джеймс Эшер, спускал курок.

Антея зажгла лампу на тяжелом столе. Что бы она сказала, увидев ту нелепую смерть рыжеволосой проститутки? Впрочем, Эшер тут же осознал, что эта женщина видела кое-что и пострашнее. И видела, и творила сама… В маленькой комнате, украшенной копиями натюрмортов и пахнущей коврами, не было даже газового рожка, не говоря уже об электричестве. Топазовый свет лампы сделал лицо вампирши почти человеческим — положил тон на ее щеки, придал блеск глазам, бросил на черные волосы светло-коричневые блики. И Эшер снова вспомнил свой сон: Антею, лежащую на полу старого дома Эрнчестеров, того самого дома, где он впервые встретился с этой женщиной, спасшей его тогда от гнева Мастера лондонских вампиров.

— Мне жаль, что я вызвал эту распрю, — сказал он. — Поссорил вас с Гриппеном…

Она покачала головой.

— Эта распря тянется десятилетиями. Или даже веками. Ему был нужен Чарльз, точнее — его дома и земли. Наследников у нас не было, и нам удалось сохранить большую часть владений. А Гриппен после Большого Пожара утратил многие свои укрытия. Кроме того, город потом сильно изменился… Я так оформила документы, чтобы Гриппен никоим образом не смог завладеть нашей собственностью. Но вечно это, конечно, продолжаться не могло. Вампиры не убивают вампиров, но… думаю, в конце концов он бы не устоял перед соблазном… Кто такой Кароли? — Она сняла перчатки, в свете лампы блеснули длинные ногти.

И пока Антея доставала из волос заколки, Эшер успел ей поведать о первых своих встречах с Кароли в Вене.

— Насколько я знаю, сейчас он перешел в дипломатический корпус. От молодых людей его сословия там требуется минимум квалификации. Мне точно известно, что он убил по меньшей мере двух наших агентов, но доказать ничего невозможно.

— Откуда он мог узнать о моем муже? — Она замерла с гребнем в руке. — Он может быть жесток, да, умен и опасен, но кто бы ему подсказал, как выйти на лондонского вампира? Только другой вампир. И почему именно на лондонского? Мастера ночных городов обычно ревниво охраняют свои владения и не терпят иных вампиров, кроме своего выводка. Эрнчестер об этом знал.

— Может быть, в этом-то и заключается план Кароли. — Эшер взял губку, смочил холодной водой и принялся затирать пятно крови на пальто.

— Позвольте мне, — сказала Антея, отбирая у него губку, и Эшер почувствовал себя очень усталым. Рана продолжала ныть, но уже не дергала, как прежде.

— Пока не ясно, что ему нужно от вашего мужа, — сказал он через некоторое время. — Возможно, дело как раз в том, что Эрнчестер не является птенцом местного Мастера. Может, от него требуется создать свой выводок — не знаю, с какой целью. Но в любом случае Кароли должен был вывезти вашего мужа из Лондона. Потому что в Лондоне — Гриппен.

— Да, — мягко сказала Антея, — Гриппен бы узнал. Она двинулась к дверям спальни, где в полумраке мерцал медными углами и застежками огромный напоминающий гроб чемодан, занимавший почти вое пространство между стеной и кроватью. Руки Антеи, зарывшиеся в черные кружева на груди, были подобны лилиям, оправленным в золото.

— Когда вампир создает птенца, — медленно проговорила Антея, — он… он забирает его разум, его сознание и его личность, вбирает это все в себя… потому что тело птенца временно умерло. Потом, когда плоть перерождается, вампир вновь вдыхает в него разум и душу, возвращает в измененное тело то, что взял. Но не целиком. Да и то, что он вдыхает, тоже изменилось. Слегка. — Мраморный профиль ее был недвижен, карие глаза устремлены в пустоту. — Нет, — сказала она. — Кароли не мог использовать Чарльза в Лондоне. Все стало бы известно Гриппену. Тем более Гриппен следил за вами. Возможно, выжидал, когда представится случай… Ненавижу его. — Антея качнула головой и повела плечами, словно эта мысль легла на нее тяжким грузом. — Я возненавидела его еще в ту ночь, когда Чарльз привел меня к нему в дом… Элиза де Монтадор, Мастер парижских вампиров, не столь стара, как Гриппен, и не обладает такой властью, но, думаю, и она почувствовала бы, что в Париже объявился чужак. Тогда уж Чарльзу и этому Кароли проще было бы отправиться в Руан или Орлеан. Все тамошние вампиры погибли во время последней войны с Германией. И туда можно добраться в течение ночи, не рискуя…