Анна Клименко - Морф

***

…Его светлость Лерий Аугустус развлекал себя тем, что, стоя посреди внутреннего двора Шварцштейна, пускал стрелы в кружащих в небе ворон. Тут же бегал мальчишка, подбирал сбитых птиц и, выдергивая стрелы, складывал их черные и взъерошенные тела горкой. Стрелял барон из рук вон плохо, Хаэлли даже поморщился, вспоминая, что любой мальчишка из Великого леса владеет луком куда лучше. Но груда черных тушек медленно и уверенно росла, барон и не думал прерывать свое занятие, и Хаэлли подумал, что с таким упорством Лерий Аугустус способен достичь очень, очень многого. Как говорится, не мытьем, так катаньем.

Спиной почувствовав взгляд, барон резко обернулся, опустил лук и без тени улыбки заявил:

— Вести опередили тебя, Хаэлли. Тебе не кажется, что ты… перестарался? Немного так, на самую малость?

Эльф пожал плечами. А что, простите, он сделал не так? Его светлость желал бы видеть барона Брикка живым и здоровым? Или сожалеет о безвременной гибели личного лекаря этого человека?

Барон, прищурившись, внимательно слушал Хаэлли. Смотрел и слушал, и было совершенно неясно, что творится в голове этого авашири.

— То есть, ты считаешь, что все сделал правильно? — сухо уточнил он.

— Я не сделал ничего лишнего.

— Ты вернул себе то, что он у тебя забрал? — голос барона прозвучал неуверенно, как будто он был сильно озадачен чем-то.

— Не совсем, ваша светлость. Брикк сообщил мне, что избавился от моего имущества так быстро, как только смог… Но у меня есть просьба к вам, ваша светлость. Не могли бы вы дать мне четыре колбы тонкого стекла?

Эльфу показалось, что в розовом свете восходящего солнца Лерий Аугустус слегка побледнел.

— Трофеи хранить, что ли? — теперь голос его светлости уже дрожал по-настоящему. Страх, когда он сковывает льдом кровь, не скроешь.

— Вы не понимаете, — Хаэлли вздохнул, — я прибыл сюда, чтобы достичь собственных целей. Колбы мне нужны для того, чтобы сделать замену одной очень важной вещи, которую по незнанию уничтожил Брикк…

— Все, все, все, — Лерий Аугустус махнул рукой и отвернулся, — подробностей мне не надо, право же. Иди, скажи Ассии, что тебе нужны эти охровы колбы, и делай с ними, что хочешь.

— Благодарю, ваша светлость, — эльф помедлил, — кто такая Ассия?

— Это горничная, которая перестилает тебе постель, — барон приподнял брови будто бы в удивлении, — пора бы уже знать, эльфийское чудовище, с кем ты здесь живешь.

— Я запомню это имя, — пообещал Хаэлли и побрел на поиски столь необходимых стеклянных колб.

Потратив пол часа на поиски упомянутой Ассии, которая оказалась той самой девчонкой на кухне, и получив, наконец, просимое, Хаэлли добрался до своей комнаты. Запершись на щеколду, он первым делом избавился от сапог, потом скинул на пол заскорузлую от крови куртку. Штаны последовали в общую кучу, тем более, что на гладко выстланной постели его ждала чистая одежда. Он не отказался бы и от горячей ванны, но никто бы не притащил бадью с водой прямо сюда, в спальню, а спускаться вниз не хотелось. Поэтому Хаэлли просто умылся, от души поплескавшись в тазу, и занялся, не взирая на усталость, изготовлением новых видящих. В конце концов, отоспаться он успеет, а вот если пропадут столь тщательно подготовленные ингредиенты, будет гораздо хуже. Придется опять суетиться, искать новые, а это снова займет время, и может статься так, что морро будет где-то рядом, а он его упустит.

***

Дни пролетали над Шварцштейном как тени птиц, летящих в теплые края, а жизнь в просторном, но все же кольце стен текла размеренно и однообразно, как будто Создатель расписал ее вплоть до минут. Лерий Аугустус частенько отлучался в близлежащий городок, Талью, и отсутствовал подолгу. Распоряжения от барона получали с голубями, и пару раз Лерий даже воспользовался услугами своего эльфа, таким образом тихо устранив со своей дороги неугодных. Эльфа такой порядок дел вполне устраивал, тем более, что никто не запрещал ему бродить по окрестностям с видящими, запертыми в сумке, а документы, нарисованные одним очень талантливым каллиграфом, сделали Хаэлли законным жителем Веранту. И все шло спокойно и размеренно, и жизнь в Шварцштейне уже не казалась отвратительной, а люди, его населявшие, далеко не всегда вызывали у Хаэлли желание покрошить их в капусту. Но вечерами, когда троелуние царствовало в темных небесах, давала о себе знать черная, грызущая тоска по Великому лесу, куда он не мог пока что вернуться, и выползали из потайных нор темные, мутные размышления о том, кто мог желать смерти охотника. Не хранители же Крипты, в самом деле?

звенящими тишиной ночами Хаэлли выходил на стену Шварцштейна, подолгу вглядывался в горизонт в бесполезной попытке увидеть кромку Великого леса, но до самого неба простирались земли авашири. И порой Хаэлли уже начинало казаться, что сам он становится их частью. Эльф, потерявшийся во мраке. Эльф, лишенный счастья быть вместе со своим народом. А на следующее утро он мог получить очередное распоряжение его светлости, и отправиться его выполнять. Пожалуй, единственным светлым пятнышком на совести Лерия Аугустуса по-прежнему оставалось то, что он никогда не приказывал Хаэлли убивать женщин или детей.

А потом барон обзавелся парой магических перстей, которые позволяли переговариваться на расстоянии. Один такой перстень отошел в пользование Хаэлли, и это оказалось весьма удобно: теперь он мог бродить, где заблагорассудится, не бывая в Шварцштейне неделями, но постоянно знать, что нужно его светлости. Перстень оказался слишком велик для тонких пальцев эльфа, и потому приходилось носить его на шнурке под рубахой, но Хаэлли это даже порадовало, он не любил отягощать свои пальцы чем бы то ни было, кроме оружия.

«Отправляйся к условленному месту, жди там».

«Жди».

«Еще жди. Неладное творится в Талье, ты можешь понадобиться».

И, наконец — «Встреть магичку и доставь ее в замок. Любыми средствами, Хаэлли, но она должна оказаться в Шварцштейне. Ее имя — Ирбис Валле, и будь с ней учтив, она мне нужна».

Хаэлли тихо ждал, вслушиваясь в сонный шелест плакучих ив. Луны отражались в озере, на пологий берег наползал молочный туман, и впервые за много дней притихла тоска по родным местам. Потом начала тускло светиться магическая защита, выставленная над потайным ходом, и он досадовал на то, что волшебство серебристой ночи вот так обрывается по воле какой-то там магички. Хаэлли подошел к выходу из тоннеля, мысленно рисуя портрет авашири: наверняка это будет дородная матрона в богатом платье, расшитом руническими письменами. Людские маги обожают украшать свою одежду так, чтобы все видели — мол, идет по улице не просто человечишко, а могущественный чародей. Еще через мгновение защита тихо щелкнула, выпуская на свет трех лун… нет, не матрону. Щуплую девчонку с явными следами побоев на бледной мордашке.