Пауль Локамп - Охотник на ведьм

Черт, да не было никакой собаки в доме, не было! Дьявол! Что-то мохнатое, противно воняющее мокрой псиной, навалилось на меня, сжимая горло, пока перед глазами не замелькали красные пятна. Еще немного — и все, пишите письма на тот свет! Сквозь кровавую пелену вижу, как надо мной нависает оскаленная морда какого-то зверя. Господи! Одной рукой пытаюсь удержать эту лапу, а второй — упираюсь ему в грудь, стараясь не задохнуться от смрада, бьющего из раскрытой пасти. Так мы и замираем, на несколько мгновений, как зеркальное отображение Добра и Зла. Кажется, еще мгновение — и мускулы лопнут от напряжения. Стискиваю зубы и с каким-то утробным рыком пытаюсь поднять свое тело на мостик, чтобы перевернуть через себя эту тушу, прижимающую к полу. А, черт! Бросаю тело к нему, словно пытаясь обнять, затем откидываюсь назад и перебрасываю ногу ему на горло. Есть контакт! Но силен, собака, как же он силен! В этой жутко неудобной для него позиции зверь пытается встать, вытягивая меня на себя. А вот это хрен, из этого захвата еще ни один не уходил! Прижав бедром, кисть его руки, все же срываю лапу со своего горла и как можно резче беру ее на излом, заваливая тушу набок. Уже не хватает воздуха, от напряжения темнеет в глазах, но все же я успеваю выхватить стилет и не глядя, с хекающим звуком, вонзаю его в темноту, рядом с моим коленом.

Это не стон, это рычание! Рычание смертельно раненого зверя! Мне повезло, мне жутко повезло! Не глядя, умудрился всадить клинок в глаз этого существа. Его тело выгибают конвульсии и в агонии, и он отбрасывает меня к дивану. Не долетев до него, цепляюсь за журнальный столик и падаю на спину, разнося вдребезги стеклянную столешницу. Теперь к глухим стонам зверя добавляется еще и звон разбитого стекла. Вот это драка, это уже по-нашему, не сравнить с возней в партере!

Вдруг слышу, как хлопает дверь, и через мгновение что-то жутко тяжелое, словно бревно, обернутое войлоком, бьет меня в бок, лишая последнего желания дышать и двигаться. Удар швыряет, словно тряпичную куклу, к балкону, где ударяюсь в стену и застываю, стоя на коленях. На пороге комнаты стоит Ведьма в распахнутом халатике и невидящим взглядом смотрит на меня.

— Тебе не жить, — она даже не говорит, она шипит, поднимая руки для следующего ментального удара. Получи его целиком, историю можно было бы заканчивать прямо сейчас, смыв мои останки со стен. Даже не пытаясь атаковать, из последних сил бросаю свое тело на балкон и, перевалившись через ограждение, падаю головой вниз, еле успев развернуться навстречу земле, схватившись за какой-то фрагмент железного орнамента. Еще удар! По спине растекается боль, словно позади меня взорвали гранату — швыряет вперед, и я падаю грудью на забор. Бежать! Храбрость здесь не поможет! Еле успеваю перебраться через ограду, как замечаю стремительную тень, прыгающую следом за мной, на землю. В голове словно что-то взрывается, выбрасывая на поверхность клочок воспоминаний — факелы, бегущая толпа, какие-то крики на незнакомом мне языке и жуткая вонь узких улочек незнакомого городка… Я поворачиваю к реке и бегу, припадая на одну, ушибленную при падении ногу. Бегу из последних сил, чувствуя спиной, как меня настигает мрак. Черный, сильный и властный. Еще мгновение — сломленный этой силой, поверну навстречу, чтобы склонить перед ним голову в ожидании последнего, смертельного удара. Но Бог все-таки есть! Делаю несколько шагов — и кубарем лечу с обрыва в черные воды Нерис.

Вынырнув через несколько метров, вижу, как на обрыве стоит Ведьма. Она спокойно скрестила на груди руки и провожает меня взглядом; даже темный туман, почти невидимый в темноте, растекается по берегу медленно, словно натолкнувшись на стену. Только молнии поблескивают, освещая ее худенькую фигурку.

— Ну же! — хриплю я.

Да, слаб, избит, уже не в силах бороться, но подойди она сейчас на расстояние броска — бросился бы вперед, не задумываясь, осознав, что мое время пришло. Именно в этот момент пришло понимание, что, умереть — это не просто уснуть и не проснуться. Умирать надо так, чтобы последним отблеском памяти был хрип врага, издыхающего рядом.

Течение уносило все дальше, уже пропал в темноте пригородный поселок, а меня несло, и я даже не пытался приблизиться к берегу. Нет, не сейчас… Хоть одежда намокла и тянула вниз, но утонуть не боялся. Впереди, километрах в четырех, светили ночные огни города. Там, напротив района Шилайняй, и вылезу на берег, а потом уже не важно… Сейчас главное — доплыть… Вода черная, мутная… Доплывем.

Телефон сдох, хлебнув речной водички. Выбравшись на берег, я целый час лежал на прибрежном песке, балансируя где-то на грани реальности и неясных видений, больше напоминающих бред. Перед глазами мелькали люди: мужчины, держащие в руках горящие факелы, женщины в кружевных фламандских чепцах, раскрывшие в немом крике рты с редкими почерневшими зубами. Чума на ваши дома, прочь с дороги, мразь!

Я очнулся от холода — лежал на песчаном берегу и смотрел на небо. Ярко светили звезды, какой-то самолет, мигая бортовым маячком, заходил на посадку в аэропорт Кармелавы. Холодно… Попытался сесть и не смог сдержать стон — тело пронзила резкая боль и сознание вновь померкло, словно перегоревшая лампочка. Открываю глаза и вижу, что скоро начнет светать. Надо идти! Осторожно поворачиваюсь на бок и подтягиваю одну ногу. Ползти? Куда? Еще не понимая, где именно нахожусь, пытаюсь встать на ноги. Пусть и с третьего раза, но все же мне удается это сделать. Уже хорошо… А то, что тошнит, так это даже лучше. Падаю на колени, и меня выворачивает желчью. Господи, дай добраться домой!

Неделю спустя я начал понемногу выбираться на воздух. Сначала сидел в плетеном кресле, которое стоит на балконе, и жадно вдыхал весенние запахи. Потом начал спускаться во двор. Сидеть сиднем — не самый лучший вариант, я же не Илья Муромец, который черт-те сколько мог на печи лежать. Да, мутило, есть такое дело, но по сравнению с первыми днями, когда и до ванной доходил с трудом, уже прогресс. А что ветром качает — дело поправимое. Если бы не моя пожилая соседка, госпожа Вилия, то совсем бы плохо пришлось. Добрая душа, она и с Баксом гуляла, и в аптеку ходила. Кстати, она меня, под утро и нашла, лежащим у дверей квартиры. Пенсионеры вообще спят чутко, а в ту ночь она еще и не ложилась. Засиделась перед компьютером — разговаривала по скайпу с дочкой и внучкой, которые живут в Америке, вот и услышала, как в коридоре что-то грохнулось на пол. По ее поздним рассказам, первым желанием было вызвать скорую помощь, но, оказывается, я отказался. Да, по ее уверениям, что-то говорил, хотя, моя речь была похожа на бред — ругался на каком-то гортанном незнакомом языке, куда-то рвался. Что скорую не вызвала, это хорошо — тем более, что сама врач, пусть и на пенсии. Синяков и ссадин на мне было немного, за исключением порезов на спине, откуда она (святая женщина!) умудрилась выбрать несколько кусков стекла, которые я «прихватил» в виде трофея.