Дом пламенных клятв - Оливия Вильденштейн
– Росси, кажется, Фэллон нужно поуговаривать. Мы уже избавились от ногтей Энтони, но пальцы-то у него еще на месте, верно?
Сердце подпрыгивает одновременно с телом.
– Нет! Я иду. – Пальцы сжимаются в кулаки, когда я обхожу стул Энтони.
Друг поворачивает голову, следя за мной диким взглядом.
Добравшись до короля-фейри, я с отвращением смотрю на накрахмаленную ткань его штанов, натянутую на вздутых мышцах бедер.
– Мои колени или его пальцы. Что выберешь, мойя?
Боги, как же я ненавижу, когда он называет меня женой, и он это прекрасно понимает, именно поэтому так упорно использует это слово.
Я присаживаюсь к нему на колено, перенося вес на ноги, чтобы наши тела соприкасались как можно меньше. Данте обхватывает мою талию и притягивает ближе к себе.
– Зачем сажать меня себе на колени, когда есть прекрасный, а главное, пустой стул? – Из-за стиснутых зубов мой вопрос звучит не громче бормотания.
Данте приближает губы к моему уху, и хотя у него уже не зловонное дыхание, меня все же передергивает.
– Затем, что могу. – Он так сильно прижимает ладонь к моему животу, что я почти чувствую отпечаток его пальцев на позвоночнике, который я отчаянно пытаюсь сохранить прямым.
– Что ты можешь? Унизить меня?
– Я велел тебе сесть мне на колени, а не опуститься между ними.
– Только потому, что ты боишься моих зубов. – Надеюсь, он осознает, что если попытается сунуть свою штуку мне в лицо, я его отгрызу. Конечно, он отрастет заново, но не достоинство Данте.
Его поза твердеет, но, к счастью, ничего больше. Впрочем, ведь я только что пообещала укоротить его причиндалы, поэтому вполне могу надеяться, что он затаится на весь вечер.
Данте хватает меня за волосы и откидывает голову назад с таким пылом, что у меня хрустят шейные позвонки.
– Ты совсем не в том положении, чтобы угрожать, Фэл.
– Это была не угроза, а лишь напоминание об остроте моих зубов.
– Подать блюда, Маэцца? – спрашивает Юстус, бросая на меня многозначительный взгляд, как бы говорящий: «Прикуси язык, нипота».
– Нет пока. – Данте отвечает совсем тихо, тем не менее дедушка, вероятно, слышит, поскольку не отдает шестерым солдатам позади себя приказ отправиться на кухню.
Неужели Юстус в самом деле считает, что привел меня на ужин? Уж я-то точно нет. Если только я правильно истолковала присутствие соли…
– Сперва мне нужно задать Энтони несколько вопросов. – Ладонь Данте скользит вверх по моим ребрам.
Да, Юстус упоминал о соблазнении придурка, но соблазнение подразумевает, что бразды правления в моих руках. Однако мои руки пусты.
– Фэллон, возьми соль.
Краем глаза я оглядываю пошлую резьбу на изголовье кровати в поисках кинжала, который мне предстоит использовать. Как же мне не терпится подержать его в руках!
– Лучше повинуйся мне, иначе я вырву не только правду изо рта твоего морячка.
Моя рука подскакивает к шкатулке, и я беру щепотку крупных кристаллов.
– Теперь скорми ему.
Меня трясет от ярости. Трясет так сильно, что крупные песчинки срываются с пальцев и оседают на столешнице, точно снег.
Король проводит указательным пальцем по нижнему краю льняной ленты на моем лифе. Как жаль, что он сделан из простой ткани, а не из железа…
Когда он кладет ладонь мне на грудь, я разворачиваюсь.
– Хватит!
Данте вновь приближает губы к моему уху, его ладонь мнет шелк, натягивая его на мои ребра.
– Ты сидишь за моим столом, одетая как шлюха, и ждешь, что с тобой будут обращаться как с королевой?
– Позвольте вам напомнить, что не я выбрала это платье, а ваш генерал. Если у вас с этим проблемы, обсудите их с ним. Или, что еще лучше, если у вас где-нибудь завалялись дополнительные доспехи, я с превеликим удовольствием дополню ими свою ночную рубашку.
– У меня нет с этим никаких проблем. – Его рука ползет по моим ребрам, точно жук, и тяжело опускается на бедро. Почувствовав, как подол платья начинает подниматься к голеням, я хватаю ткань, чтобы оставить на месте. – Подумай о пальцах своего морячка.
От угрозы у меня вскипает кровь.
– Дай ему соль, живо, или я задеру это платье так высоко, что…
Одной рукой продолжая прижимать платье, другой я вновь тянусь к шкатулке. Поднеся соль ко рту Энтони, заглядываю в его блестящие глаза. Я переживаю, что ему больно, пока не ловлю его взгляд, опускающийся на руку Данте. У него дергается горло, и я понимаю, что ему больно за меня.
– Высунь язык, полукровка. – Данте больше не тянет меня за платье, тем не менее его хватка не ослабевает.
«Прости», – произношу я одними губами, высыпая соль на язык друга.
Несколько мгновений спустя Данте спрашивает:
– Ты все еще пылаешь страстью к Фэллон Росси?
– Ты накормил его солью, чтобы узнать о чувствах? – возмущенно спрашиваю я.
– Отвечай, полукровка! – Голубые глаза Данте не отрываются от потного лица Энтони.
Тот тяжело вздыхает.
– Я всегда буду любить Фэллон.
– Что ты думаешь о Лоркане Рибио?
– Недолюбливаю.
– И все же неоднократно ему помогал. Почему?
Губы Энтони так плотно сжаты, что образуют белую линию на сером лице.
– Потому что мне не нравится правление фейри.
– И как же выглядит идеальный мир в твоем представлении?
– Я не…
– Ну-ну. Не уклоняйся от ответа.
– Моим идеальным миром не правят ни фейри, ни вороны.
– Кто же им правит? Ведь не себя же ты представляешь на троне. Или все же себя?
– Я считаю, что миром должна править группа образованных людей.
– Ты будешь среди них?
– Да.
– Кого бы еще ты выбрал? Сестер Амари? Своего двоюродного братца, которые еще остался? Как там его? Мэдден?
– Маттиа.
Данте медленно кивает.
– Ты бы выбрал Фэллон?
Энтони роняет взгляд на шкатулку с солью и отвечает едва слышным шепотом, который я, однако, не упускаю:
– Нет.
Хотя рассуждения о новом правлении бессмысленны, его ответ меня невольно задевает.
– Почему нет? Ты не считаешь ее умной?
У Энтони дрожит челюсть.
– Полукровка, я задал вопрос!
Он по-прежнему не отвечает.
Данте кивает Юстусу, который вытаскивает меч из ножен и делает шаг к Энтони.
Тот рычит:
– Мой выбор никак не связан с ее интеллектом.
– С чем же он связан?
– С ее преданностью.
– Рибио, полагаю.
Энтони щурится, смотря на стеклянную поверхность стола.
– Да.
– Знаю, ты желаешь моей смерти, но что насчет Короля воронов?
У меня сжимаюся легкие, перекрывая дыхание, а в барабанные перепонки врывается
