Переходный возраст - Старобинец Анна Альфредовна
– …Первым делом нужно пойти в ЗАГС, – сказала тогда Клавдия Михайловна.
– Хорошо, – подчинился Яша.
За последующие пятнадцать лет ее отношение к зятю не претерпело особых изменений – он по-прежнему ей не нравился. Материнская забота и здравый смысл также остались при ней, поэтому на семейном совете, экстренно созванном Ирой в связи с «Яшиными неприятностями», Клавдия Михайловна заявила:
– …Первым делом нужно пойти в ЗАГС. И оформить свидетельство о смерти, чтобы можно было вступить в права наследования квартиры.
– Что, вместе с ним идти? – заинтересовалась Ира.
– Можно и с ним… – с сомнением в голосе начала Клавдия Михайловна. Но поразмыслив немного, добавила: – Впрочем, лучше тебе одной сходить. Случай все-таки не очень… как бы… типичный. А им бы только прицепиться. Да и вообще, какой от него прок? Он ведь у тебя интеллигентный, даже очередь не может занять: стесняется спросить: «Кто последний?» – Теща быстро взглянула на Яшу, который сидел в кресле и притворялся, что смотрит игру «Слабое звено». – То есть я хотела сказать «стеснялся»…
Яша нервно кашлянул.
– Ну да ладно, о мертвых плохо не говорят. – Она снова покосилась на зятя. – Пусть земля ему будет… хотя… тоже не понятно… – Клавдия Михайловна смущенно умолкла. Но, как всегда, ненадолго: – Кстати, о земле. Ты уж прости меня, Яша, за бестактность, но надо бы нам и о похоронах подумать. А то все как-то не по-людски.
– Да как же его похоронишь?! – с досадой воскликнула Ира. – Он же вроде… не то чтобы прямо покойник.
– Вы что, заживо меня зарыть хотите? – встрял Яша.
Реплику зятя Клавдия Михайловна проигнорировала. Презрительно скривила пухлый рот. Потом затараторила фальцетом, передразнивая дочь:
– Ой, действительно, как же его, он же не то чтобы, он же вроде бы… А кто же он, по-твоему? – спросила уже нормальным голосом.
– Не знаю.
– Что «не знаю»? – разозлилась Клавдия Михайловна.
– Это спорный вопрос.
– У-гу, спорный вопрос…
– Да что ты все за мной повторяешь, мама? – в свою очередь разозлилась Ира.
– «Кто тянет ко дну всю команду?» – поинтересовалась телеведущая.
– Да потому что у меня слов нет, потому и повторяю, – огрызнулась теща. – И куда же ты его денешь?
– Ну… пока пусть здесь поживет. А потом, может быть, все само собой… ну то есть потом посмотрим.
– Вот спасибо, – снова вмешался Яша. – Век не забуду.
– «Кто боится элементарных вопросов? Кому придется уйти ни с чем?»
– Что ты ерничаешь? – одернула его жена. – Ну что ты ерничаешь? Это, между прочим, не шуточки! Действительно серьезная проблема! Действительно не понятно, что с тобой делать! Ты вот сам что предлагаешь?
На кухне зазвонил телефон.
– Ну что стоишь, как истукан? Подойди, – скомандовала жена.
Яша вышел.
– «По статистике, самое слабое звено в этом раунде – Михаил, – заполнил образовавшуюся тишину приятный мужской голос. – Он ответил только на один вопрос. Самое сильное звено – Аркадий. Он дал наибольшее количество правильных ответов и положил деньги в банк. Однако посмотрим…»
– Нечего ему здесь делать, – прошептала Клавдия Михайловна, кивнув в сторону кухни. – Это совсем не по-людски – покойника в доме оставлять.
– «Ольга, почему вы считаете, что уйти должен именно Михаил?»
– Ну, не знаю, мама…
– «Ну, мне кажется, Михаил как бы слишком устал. Я как бы не чувствую в нем как бы потенциала. Некоторыми ответами на некоторые вопросы он как бы позорит честное имя и не чувствует дух команды…»
Яша вернулся в комнату с серым от волнения лицом.
– Кто звонил? – поинтересовалась жена.
– «Вы – самое слабое звено. Прощайте!»
– Да выключи ты эту стерву! – возмутилась теща.
– С работы, – тихо ответил Яша.
– «…но все-таки Ольга меня очень обидела, потому что я не знаю, зачем же вот переходить на личности и так грубо говорить, что я опозорил имя и что…»
Ира убавила звук.
– Теперь нам в любом случае нечего думать о похоронах по крайней мере месяц, – сказал Яша не без злорадства.
– Это почему это? – прищурилась теща.
– Потому что меня…
*
…уволили.
В тот злополучный день, когда Яша спешил к врачу, свою статью он сдал, не перечитывая. И поэтому не заметил одной досадной оплошности, допущенной второпях. Не заметил ее и редактор отдела, который, возможно, тоже куда-то опаздывал, или думал о чем-то своем, или, скорее всего, просто доверял Яше и его текст прочитал невнимательно. Не заметил и выпускающий редактор, потому что он всецело доверял редактору отдела. Справедливости ради стоит добавить, что Яшину оплошность заметил полосный корректор, однако резонно счел, что это его не касается, потому что его дело – орфография и знаки препинания. А все знаки препинания Яша расставил правильно. Одним словом, статья благополучно вышла в своем первозданном виде. И фамилия инвестора (Спичкин была его фамилия – но так ли уж это важно?), который недавно взялся финансировать журнал и который, собственно, заказал эту самую статью, случайно перекочевала из списка олигархов, исправно платящих налоги, в список злостных налогонеплательщиков.
Опровержение, опубликованное днем позже, выглядело жалко и неубедительно.
Спичкин расстроился. Он назвал финансового директора идиотом, главного редактора – двуличной тварью, а Яшу – жидовской мордой и уехал на Тибет, чтобы отвлечься. Но на Тибете почему-то расстроился еще больше, затосковал, через день вернулся обратно и прекратил финансирование. «Увлекательный журнал» закрылся.
Впрочем – не до конца. Финансовый директор снова бодро принялся искать. На экстренной редколлегии было решено покамест продолжать выпуск «УЖ» в сильно урезанной электронной версии.
А после редколлегии Сидень позвонил Яше Хейну домой и раздраженно поинтересовался, почему того нет на рабочем месте. Яша вкратце изложил ситуацию, извинился и пообещал принести в отдел кадров свое свидетельство о смерти в самое ближайшее время. Сидень заметно растерялся. Он помолчал, посопел в трубку, начал уже было прощаться, но передумал и решил все же сказать то, ради чего звонил. Как следует прокашлявшись, он сообщил Яше, что из-за «истории со Спичкиным» тот, во-первых, уволен по собственному желанию, а во-вторых, прежде чем уйти, должен отработать в редакции еще один месяц, в соответствии с контрактными обязательствами.
Яша молчал. Сидень подождал, посопел еще немного, тяжело вздохнул и наконец выдавил из себя, полувопросительно:
– Но… в свете ваших обстоятельств… ваших печальных обстоятельств… вы, вероятно, не сможете…
– Нет-нет, все в порядке. Я отработаю. Конечно.
Яша был человек ответственный и выполнение контрактных обязательств считал своим святым долгом.
– Что ж, – заметно оживился Сидень, – если вы действительно?..
– Да, я действительно…
– Хорошо. Тогда до скорой встречи… э-э-э… и… примите мои соболезнования.
*
Взгляд – умный и строгий. И еще немного усталый – из-за темных кругов под глазами. Давно не стриженные вьющиеся волосы в некотором беспорядке, но прическа совсем не портит лицо, напротив – придает ему некоторый шарм, своего рода загадочность, что ли. А может быть, дело в том, что черно-белые фотографии всегда немного загадочны. Хорошая фотография. Большая, глянцевая. А вот венок дешевенький. Какие-то мерзкие пластмассовые ромашки и колокольчики…
Яша стоял в вестибюле редакции и рассматривал собственную фотографию в траурной рамочке – с грустью и гордостью. Так старик-отец, наверное, любуется карточкой сына, недавно ушедшего на фронт.
В Яшиной душе еще со вчерашнего дня воцарилось удивительное спокойствие. Да, вечером, после того как теща уехала восвояси, после этого ужасного обсуждения предстоящих похорон, у него случился очередной приступ паники: а вдруг это все же не сон? Но приступ был короче, чем предыдущие, и на этот раз Яша даже не стал щипать себя за нос, кусать за пальцы и биться головой об стену, чтобы проснуться. Вместо этого накапал себе валерьянки, походил туда-сюда по квартире, посидел перед телевизором и уснул.
