Испорченная реальность (ЛП) - Урбанчик Джон

Когда Дайю уходила, надев золотистую маску, она обещала быстро вернуться. Удар сердца кажется часом, минута — месяцем, мы приближаемся к следующему сдвигу, когда бы он ни был. Я боюсь этого, думаю об Антонио Феррари и его словах насчет того, что моя жизнь стерта и может быть совершенно утрачена, когда ластик снова скользнет по странице.

Я пытаюсь не думать о том, что Дайю ушла и, даже сильнее, что она еще не вернулась.

Когда дверь открывается, я едва удерживаюсь от того, чтобы вскочить на ноги, но это другой призрак. Я его раньше не видел. Он высокий, мускулистый, с приклеенной серой усмешкой. Кажется, ему хочется сожрать меня, а не болтать. Он открывает рот, полный заостренных зубов, и это впечатление усиливается.

— Тебя зовут.

— Кто?

Призрак фыркает. Поигрывает кулаками. Он не желает отвечать. Это единственное предупреждение, и лучше бы мне подчиниться. Я встаю, сам, и иду за ним в главную пещеру.

Боже, нет!

Сперва они не узнают меня. Вокруг них волнуется серое море, между нами — тени и костер. Я не вижу ни следа Дайю.

Руки связаны у них за спиной, они обе на коленях, а позади стоит невысокий и коренастый лидер призраков. Его руки — у них на головах.

Я никогда не видел Анну Гордон такой испуганной. Она кажется мне девчонкой из фильма ужасов — глаза такие огромные, что лицо вот-вот треснет, мечутся по сторонам. Из носа течет кровь. Лоб и щека в грязи.

Ворона держится лучше, словно этого и ожидала. Одаривает меня быстрым взглядом.

— Ты изменился, Кевин, — говорит она.

Я делаю шаг вперед — пытаюсь, но огромный мужик-провожатый кладет руку мне на плечо.

— Так много скорби, — говорит она, обращаясь ко мне или ко всем сразу. — Но меня удивляют стыд, вина, страх и злорадство. Это место — сточная канава, Кевин, и ты заражен.

— Я...

Она качает головой:

— Не оправдывайся. Ты не поддался, и все же тебя затронула порча. Теперь ты способен на вещи, о которых знакомый мне Кевин Николс не мог бы и помыслить.

— Это были длинные два дня, — говорю я.

— Не сомневаюсь.

— Кевин?! — зовет Анна — то ли всхлипывает, то ли кричит, то ли задыхается от потрясения. Но я не могу двинуться. — Чего они хотят?..

Она замолкает, а потом признается:

— Мне никогда ничего такого не снилось.

— Мне тоже, — говорю я.

— Как я сказал, — обращается ко мне главный призрак, а вернее играет на публику, Я заметил, что барабаны смолкли. — Я обо всем позабочусь. Один из нас нарушил реальность.

— Я не один из вас, — отвечаю я. Со всех сторон доносятся шепот и хихиканье, и я понимаю, что никто из нас не выйдет отсюда живым. Я обречен, Анна и Ворона обречены, Дайю спасется лишь потому, что бросила меня в последний момент.

— Реальность должна быть защищена, — говорит глава призраков. — Или восстановлена.

В их вере нет смысла. Откуда ему взяться в таком хаосе? Спорить бесполезно. Он достает нож, мерзкое стальное лезвие, которым, наверное, никогда не разделывали стейки — зазубренное и кривое, со сколами. На конце рукоятки болтается красная ленточка.

— Ты не можешь...

С таким же успехом я мог бы кричать на Бога в соборе Святой Марии. Лидер призраков рывком запрокидывает голову Анны и проводит ножом по ее горлу. Рана глубокая, быстрая и смертельная.

Анна не кричит. Не визжит. Просто на меня смотрит. Лидер призраков держит ее за волосы. Глаза Анны, метавшиеся по сторонам, находят меня. Она видит, как я пытаюсь освободиться от хватки провожатого, и умирает.

Наверное, он специально меня отпустил. Я бросаюсь вперед, задевая костер. Не к Анне. Ей уже не помочь. Ее глаза стекленеют и закатываются, а из горла фонтанирует кровь.

Я бью его изо всех сил. Не знал, что у меня они еще остались. Просто упираюсь в кулак большим пальцем и бью двумя костяшками. Выучил этот прием самостоятельно, за просмотром корейских боевиков. Бью ему в челюсть. Он отшатывается, отпуская Анну и Ворону.

Я продолжаю двигаться по инерции. Толкаю лидера призраков на стену позади. Его нож лязгает по камням. Анна падает с глухим стуком. Ворона прыжком поднимается на ноги.

Призрак перебрасывает меня через бедро, швыряет на землю с такой силой, что из легких выбивает воздух. Я пытаюсь вдохнуть. Он хватает меня за шею — душит одной рукой. Кровь пятнает его идеально серые губы.

Барабаны стучат. Призраки шепчут песню. Я не понимаю, о чем она, но интонация говорит об аде, всполохах огня, о сере и демонических отродьях, пляшущих вокруг костра.

Он отрывает меня от земли. Я хватаю его за запястье, но оказываюсь не так силен, как думал, по крайней мере не сильнее лидера призраков.

Внезапно он замирает. На его лице проступает потрясение. Он смотрит вниз и кашляет кровью. Его хватка слабеет. Я опускаю глаза и вижу нацеленный на меня кончик лезвия, выступающий из его живота.

Это не его нож. Дайю.

На ней золотая маска. Она тянет за рукоять двумя руками и всеми пятьюдесятью килограммами.

Начинает бунтовать еще один призрак, но полдюжины хватают его и удерживают над костром. Нет, бросают в огонь. Он испускает хриплый, приглушенный, но настоящий крик.

— Беги! — говорит Дайю.

Мне не нужно повторять.

Мгновение я смотрю на Анну, хмурюсь, скорблю. Я не эксперт, но сомневаюсь, что она жива. Ни вздоха, ни движения, поток крови из раны на шее уже иссяк. Дайю хватает меня за руку, тянет. Она слишком хрупкая, чтобы тащить меня за собой, но я понимаю, что она права. Знаю, что нужно бежать.

Я напоминаю себе, что это не моя реальность. Когда я туда вернусь, Анна Гордон будет жива. Придет на работу, может, будет в тайне по мне сохнуть, может, я буду ей сниться — в перерывах между снами с Брэдом Питтом и Томом Крузом, может, эта ночь явится ей в  самых страшных кошмарах. Но она будет жить, черт побери, нетронутая, дышать, понятия не имея о призраках или тенях, как бы эти твари себя ни называли.

Я не вижу Вороны. Не знаю, плохо это или хорошо.

Я тень. Один из них. Призраки, стекающиеся в пещеру не сразу поймут, что им нужен я. Здесь темно, свет мерцает на лицах, костер еле тлеет из-за тени, поджаривающейся на углях.

Я все еще наг. Холодный ночной воздух напоминает об этом. Но мне все равно.

Они будут охотиться на меня. Бежать по следу, как псы. До самого края мира. Теперь все превращается в гонку и у меня два врага — следующий сдвиг и легион призраков.

Дайю бежит впереди. Летит как стрела. Я едва за ней поспеваю. Неужели я все еще не пришел в себя? Еще ослаблен их ядом?

У нас за спиной призраки начинают кричать — это хриплые, жуткие, совершенно нечеловеческие крики, но я сразу понимаю их смысл. Они сконцентрировались. Перегруппировались. Идут за нами, и ничто их не остановит.

В темноте, в лесу, я понятия не имею, куда бегу. Мрак почти кромешный, я едва вижу ветви, хлещущие меня по лицу, но слышу рев водопада. Мы к нему приближаемся — к подошве: там шум воды не такой, как наверху.

Другие призраки подхватывают крик, воют, как стая волков. Их вопли повсюду: вокруг, спереди и сзади, справа и слева, доносятся с вершины горы над нами или с деревьев. Барабаны бьют тяжко отрывисто, быстрее, чем мои подошвы или сердце. Это песня войны. Песня охоты.

Я их добыча.

Мы бежим целую вечность, хотя по-прежнему ночью. Я спотыкаюсь о корни, продираюсь сквозь заросли, ближе и ближе к водопаду, но никак не могу его найти. Трудно не оглядываться на каждый звук. Я призрак, мертвец, и волноваться не о чем. Если нет, мне нельзя останавливаться.

Это мой шанс.

Я больше не думаю о том, что это притворство, уловка, что-то подобное. Дайю оставила нож в животе главы призраков потому, что не смогла его вытащить, но у нее есть еще один и маленькая серая торба на спине. Она это планировала. Ждала. Знала, куда они отправились, чтобы найти Анну. И почему.

Я не в форме. Трудно дышать. Я еще не пришел в себя после драки, голени горят от усталости, в боку колет так, что, кажется, я свалюсь. Но я бегу. Это она, финальная гонка, победа необязательно сохранит мне жизнь, но сдаться — значит обречь себя на смерть. Или на что-то хуже. Я представляю, как выбираюсь из контейнера у берегов Бразилии, тощий от голода, изможденный от жажды. Сколько месяцев займет это путешествие?