Георг фон Штайнер - Супруги Харрисон поздравляют Вас

— Ты же вчера купил целый блок, — услышал, проходя мимо шкафа.

Что? Иди ты к чёрту, идиотка!

Остановился, раздвинул дверцы. Пусто, совершенно пустой шкаф. Даже скелета нет.

Подошёл к гардеробу, раздвинул двери. Вот они, его джинсы, на прищепках плечика. Вот рубаха, туфли. Здесь же его брюки и ещё пара рубах. Пара её юбок, несколько блузок, плащ.

«Да мы бедны, как церковные мыши, милая!»

Телефон, который он достал из кармана джинсов, неожиданно включился, вопреки всем законам жанра. Отлично, значит, он, во всяком случае, не пленник в этом чёртовом доме, как уже начал было думать. Часы. Да, половина десятого утра. Ну что ж, теперь отлить и — подальше отсюда.

Он перебросил одежду через плечо и вышел в арку. Открыл ближайшую дверь: комнатушка — маленькая и совершенно пустая. Тёмная, разумеется. Потому что — да, никаких окон. Следующая дверь закрыта на замок. Через замочную скважину не видно ничего, кроме мрака за дверью. А ещё из неё тянет странным запахом. Точнее — вонью. Тошнотворной вонью старого затхлого помещения, в котором то ли хранится тухлятина, то ли сотворено искусственное болото. Может, здесь у нее и спрятан тот самый скелет, который обычно хранится в шкафу?

«Нет, надо валить отсюда. И чем быстрей, тем лучше. Не нравятся мне ни этот дом, ни его хозяйка».

Следующая дверь — ванная, следующая — туалет.

Он быстро пописал и перешёл в ванную; закрыл дверь на защёлку, включил воду посильнее. Прежде всего снял с пальца кольцо и, вглядываясь, кое — как различая микроскопические буквы, прочел: «Навеки мой».

«Ага, твой, как же!..»

Сунул кольцо в карман джинсов, забрался в овальную ванну. Поплескался под душем, смывая с причиндалов густую липкость, кое — где уже схватившуюся корочкой. Умылся кое — как; пальцем («а чёрт его знает, где тут моя щётка») почистил зубы. Сразу стало легче и веселее.

Только — только взялся за телефон, как в дверь постучали.

— Милый, у тебя всё в порядке? — спросила она.

— У меня всё в порядке, детка, — ответил он.

— Ты уверен?

Точно, больная. Если она попробует воспрепятствовать его уходу, придётся, наверное, ударить её по голове чем — нибудь не очень тяжелым.

— Ты не снимал кольцо? — в её голосе напряжение. Опять потрескивает электричество, но это уже не похоть, а… Не страх, нет. Не ужас. Не злость. Ему не удается сформулировать тональность её голоса, а лица он не видит.

— Нет, милая, успокойся.

«Что за бред, что за бред!»

— Ты снял его! — она снова стучит в дверь — уже, кажется, кулаком. — Открой!

— Э-э… — он ведь даже не знает, как её зовут. — Я под душем, детка. Сейчас выйду, через минуту.

Но она не унимается, долбит в дверь, всё сильнее и сильнее, так, что того и гляди пробьёт её насквозь.

Идиотизм!

Но как она узнала, что он снял это чёртово кольцо? Впрочем, да, эти психи — они бывают так чувствительны. Ладно, лучше не раздражать её лишний раз.

Он достал из кармана кольцо, надел его обратно на палец.

Удары тут же стихли, и, неуверенно бухнув в дверь ещё пару раз, она, кажется, присмирела.

— Ты успокоилась? — спросил он.

— Да, милый, извини, — неуверенно ответила она. — Не знаю, что это со мной было.

«А я знаю. Ты больна. Ты психопатка».

— Ты скоро выйдешь, любимый?

— Да, да… — он лихорадочно листал телефонную книжку, добираясь до телефона Хьюго. — Через пару минут выйду, милая. Иди в постельку, киса.

— Хорошо, я буду ждать тебя, мой комарик.

«Мой комарик»? Это что — то! Так его ещё никто не называл.

— Прилетай ко мне поскорее, я хочу тебя! — проворковала она, и он даже через дверь почувствовал призыв её плоти, ощутил как зашевелился в трусах свежевымытый Дик — маленький, как резким толчком прилила к лицу кровь.

Чертовщина какая — то! С ним ещё никогда не было ничего подобного. Ни одна девчонка сроду не заводила его так, просто сказав «Я хочу тебя».

Он пустил воду посильнее, отвернулся от двери, прикрывая телефон рукой, когда пошли гудки вызова.

— Алло! — ответил минут через пять голос Хьюго.

Чувак явно спал, или только — только проснулся, потому что голос похрипывает и поскрипывает спросонья.

— Хью, привет, чертила! — произнес Дик, радуясь, что слышит знакомый голос, в то же время немного огорчаясь, что вся эта дрянь ему не снится.

— Здорово, — пробормотал приятель. — Тебе чего не спится?

— А ты все ещё дрыхнешь, а?! Бросил друга на произвол судьбы, отдал за здорово живёшь какой — то психопатке, и дрыхнешь!

— Не понял, — отозвался Хью, по голосу его чувствовалось, что он действительно не понимает. — Ты о чём, приятель?

— Слушай, где мы с тобой так надрались вчера, а? Я ничего не помню. Бар помню, девок пытались снять — помню… А дальше — ни в зуб ногой.

— Ты о чём? — повторил Хьюго. — Какой бар? Какие девки?

— А — а — а, — неуверенно улыбнулся он, чувствуя, что улыбка вышла жалкой и потерянной, — так ты с ней заодно, паршивец!

— С кем?

— Слушай, Хью, кончай, а! Я уже проснулся, протрезвел и…

— Рад за тебя, дружище, — перебил Хьюго. — Ты извини, но я не могу сейчас…

— Подожди! — крикнул он забывшись, и тут же опомнился — перешёл почти на шёпот, испуганно оглянувшись на дверь. — Подожди, не отключайся, Хью! Скажи мне, хотя бы, как её зовут, эту дуру.

— Какую?

— Которой ты меня подсунул.

— Я не догоняю, Дик. Извини, но мне правда не…

— Подожди, Хью, подожди! Скажи, вчера мы были с тобой в «Джастине»?

— Чего? — промычал Хьюго. — Парень, ты, кажется, забыл, что я сейчас не в Йорке?

— А?.. А где же ты?

— В Аргентине, балбес! И я ужасно хочу спать. У меня ночь.

Хьюго отключился. Дик ещё пару минут держал мобильник возле уха, слушая тишину.

«Точно, точно. Вспоминаю. Ещё неделю назад был разговор… Аргентина, да… Хью должен был уехать… Когда? Кажется, дней пять назад… Сегодня у нас что?»

Он посмотрел на число: шестое июня.

«Так, шестое… Шестое… А вчера было?.. Ну так пятое же, идиот!.. Хью уехал… какого?.. Не помню. Тогда с кем же я был вчера в „Джастине“?! Что за..!»

— Тук — тук, — услышал он её голос за дверью. — Где же мой комарик?

Он быстро натянул джинсы, набросил рубаху. Застёгивая пуговицы, отозвался:

— Комарик затачивает своё жальце, чтобы поглубже вонзить его в свою… в свою… («как же её назвать, чёрт…»).

— Комарик не сточит своё жальце насовсем? Очень уж долго. Мама голодна.

Кто голодна?.. Мама?!

Шизофреничка!

— Иди в кроватку, милая, — сказал он, заправляя рубаху в джинсы, надевая часы, засовывая ноги в туфли. — Твой комарик прилетит следом.