Мак Моррис - Черно-зеленый лес, или Шофер оранжевого грузовика

— Все это бесполезно.

— Надо все же пытаться, Мейбл, — сказал он.

Из кастрюли с горячей водой она вынула бутылочку с молоком и вытряхнула несколько капель на тыльную сторону своего запястья, проверяя температуру.

— Ну, давай, — прошептала она, — давай, малыш. Просыпайся, надо немножко покушать.

Рядом на столе стояла лампа, и свет создавал вокруг женщины мягкий желтый ореол.

— Пожалуйста, — сказала она. — Ну хоть капельку еще.

Муж наблюдал за ней поверх своего журнала. Он видел, жена полужива от усталости, а ее бледное овальное лицо, обычно серьезное и спокойное, сейчас искажало отчаяние. Но даже несмотря на это, очерк ее головы, когда она смотрела на ребенка, был удивительно хорош.

— Ну, вот, видишь, — пробормотала она. — Все без толку. Не хочет она есть.

Она поднесла бутылочку к свету, прищурившись посмотрела на градуировку.

— Снова одна унция — вот и все, что она съела. Нет, даже этого нет, всего лишь три четверти. Да разве этого хватит, чтобы выжить, Альберт, конечно же нет. Я страшно беспокоюсь.

— Я знаю, — сказал он.

— Если бы только они разобрались, в чем тут дело.

— Мейбл, ничего страшного в этом нет. Это просто вопрос времени.

— А я знаю, что-то здесь не так.

— Доктор Робинсон уверяет, что все в порядке.

— Послушай, — проговорила она, вставая. — Тебе не удастся убедить меня, что это нормально, когда полуторамесячный ребенок весит меньше, на целых два фунта меньше, чем после рождения. Ты только посмотри на эти ноги! Сплошные кожа да кости!

Крошечное дитя вяло лежало на ее руке без малейшего движения.

— Доктор Робинсон сказал, чтоб ты перестала изводить себя, Мейбл. И тот, другой доктор сказал то же самое.

— Вот те раз! Чудеса да и только! Я должна успокоиться!

— Не надо, Мейбл.

— И что же, по его мнению, я должна делать? Воспринимать все это как некую шутку?

— Он не говорил так.

— Ненавижу этих докторов! Всех их ненавижу! — закричала женщина и, отпрянув в сторону, быстро пошла из комнаты по направлению к лестнице, унося с собой ребенка.

Альберт Тэйлор остался сидеть как сидел; он не стал останавливать ее.

Немного спустя он услышал, как жена ходит в спальне прямо у него над головой, ее шаги нервно частили по линолеуму пола — топ, топ, топ… Скоро шаги стихнут, и тогда он тоже поднимется и пройдет к ней, а когда войдет в спальню, то как обычно, найдет ее сидящей возле колыбели — она будет неотрывно глядеть на младенца и тихонько плакать, не желая покидать его.

— Альберт, она голодает, — скажет жена.

— А я говорю, что это не так.

— Она голодает. Я точно знаю. И еще, Альберт…

— Да?

— Я уверена, что и ты это знаешь, просто не хочешь признаться. Разве не так?

Который уже вечер повторялось одно и то же.

На прошлой неделе они снова отвезли ребенка в больницу, доктор внимательно осмотрел девочку и сказал, что им не о чем волноваться.

— Доктор, нам потребовалось девять лет, чтобы родить этого ребенка, — сказала Мейбл. — Я знаю, что не переживу, если с ней что-нибудь случится.

Это было шесть дней назад, и с тех пор ребенок похудел еще на пять унций.

Но все эти треволнения сами по себе никому не помогут, говорил себе Альберт. В подобных вещах лучше всего положиться на докторов. Он снова взял в руки лежавший на коленях журнал и бросил ленивый взгляд на оглавление: что там они предлагают на этой неделе?

ПЧЕЛЫ В МАЕ МЕДОВАЯ КУЛИНАРИЯ

ПЧЕЛИНЫЙ ФЕРМЕР И ПЧЕЛИНАЯ ФАРМАКОЛОГИЯ

ИЗ ОПЫТА БОРЬБЫ С НОЗЕМАТОЗОМ

ПОСЛЕДНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ МАТОЧНОГО МОЛОЧКА

НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ НА ПАСЕКЕ

ЦЕЛЕБНАЯ СИЛА ПРОПОЛИСА

ОТРЫГИВАНИЕ

ЕЖЕГОДНАЯ ВСТРЕЧА БРИТАНСКИХ ПЧЕЛОВОДОВ

ВЕСТИ АССОЦИАЦИИ

Всю свою жизнь Альберт Тэйлор увлекался пчелами и всем, что с ними связано. Еще мальчишкой он часто ловил их голыми руками и прибегал домой, чтобы показать матери; иногда он даже сажал их себе на лицо и позволял насекомым ползать по щекам и шее. И поразительная вещь — они никогда не кусали его. Напротив, создавалось впечатление, что пчелам нравится находиться при нем. Они никогда не пытались улететь, и для того, чтобы избавиться от них, ему приходилось бережно соскребывать их пальцами. Но даже и тогда они частенько возвращались и снова усаживались ему на локти, ладони или колена — куда угодно, где была оголена кожа.

Его отец, работавший каменщиком, как-то сказал, что мальчик, должно быть, испускает какую-то заклятую вонь, что через поры его кожи выходит какой-то ядовитый запах, и что ничего хорошего из всей этой гипнотизирующей игры с насекомыми не выйдет. Мать же уверяла, что это дар Божий и доходила даже до сравнения со Святым Франциском и его «сестрицами птичками».

С возрастом увлечение Альберта Тэйлора пчелами переросло в страсть, наваждение, и уже в двенадцать лет он построил свой первый улей. На следующее лето он отловил свой первый рой. Двумя годами позже, в четырнадцать, у него было уже пять ульев, стоявших рядком вдоль изгороди на заднем дворике отцовского дома, и уже тогда — наряду с обычной процедурой получения меда— он занимался весьма тонким и сложным делом, связанным с выведением собственных пчеломаток, пересадкой личинок в искусственные ячейки и прочими вещами того же рода.

Он никогда не применял дым, когда находилась работа внутри улья, не одевал перчаток и не покрывал голову специальной сеткой. Было ясно, что между мальчиком и пчелами существовала какая-то странная симпатия, и скоро по всему поселку, о нем стали говорить с определенным уважением, и люди приходили в дом Тэйлоров, чтобы купить именно мед Альберта.

В восемнадцать лет он взял в аренду один акр довольно ухабистого пастбища в долине, примерно в миле от их поселка; участок подбирался к вишневому саду, там-то он и наладил собственное дело. Сейчас, одиннадцать лет спустя, он оставался на том же самом месте, разве что теперь у него было уже шесть акров земли, двести сорок хорошо оборудованных ульев и небольшой дом, который он построил в основном своими собственными руками. Женился он в двадцать, и брак этот, даже несмотря на то, что им пришлось девять лет ждать появления первого ребенка, тоже оказался удачным. И в самом деле, все у Альберта шло в полном порядке, пока не родилась эта странная маленькая девчушка и не стала попросту сводить их с ума своим отказом как следует питаться и ежедневными потерями в весе.

Он оторвал взгляд от журнала и задумался о дочери.

Так, в этот вечер, например, когда она перед началом кормления открыла глаза, он заглянул в них и увидел нечто такое, что до смерти напугало его — это был затуманенный, какой-то пустой взгляд, словно глаза ребенка никак не были связаны с мозгом и просто лежали в глазницах подобно двум маленьким серым кусочкам мрамора.