Жан Рэй - Господин Вольмют и Франц Беншнейдер

— Это же лица! — завопил Беншнейдер.

Очевидно, в этот момент по улице проехал омнибус, так как я услышал перезвон колокольчиков и хлопанье бича. Служанка на кухне распевала во все горло.

— Я больше не хочу оставаться здесь! — закричал снова Беншнейдер, размахивая руками так, словно изображал ветряную мельницу.

После очередного взмаха его рук послышался стук упавшего на пол предмета и звон бьющегося стекла. Я повернулся к нему; при этом скала исчезла из моего поля зрения, и взгляд скользнул по далекому берегу застывшего озера. Какое-то огромное существо, видимое еще недостаточно отчетливо, перемещалось по поверхности воды, резко и неуклюже изгибая тело движениями ползущей рептилии. Правда, его никак не удавалось разглядеть как следует, но даже без этого я сразу ощутил его чудовищность и омерзительность.

— Там лица, — снова взвыл Беншнейдер, пряча лицо в ладонях. — Лица и руки!

Что-то зашумело над нашими головами, словно сверху на нас опускалось нечто огромное и крылатое…

И в этот миг я увидел своего Виргилия, лежавшего на столе, увидел валявшуюся рядом с книгой трубку; в кресле напротив съежился бледный и дрожащий Беншнейдер. На ковре под ногами хрустели осколки пресловутой бутылки, разлетевшейся вдребезги.

Господин Вольмют без особых усилий склонил Беншнейдера принять высказанную им в самом начале их совместного приключения гипотезу: они оказались жертвами странной галлюцинации — и не более того. Разумеется, старина Франц сожалел о пропавшем ликере, хотя и признавал, что крепко призадумался бы, прежде чем снова пригубить эту жидкость, даже если такая возможность представится ему в дальнейшем.

— Слишком уж жуткие рожи были у этих существ, — говорил он с содроганием.

Но ректор Лооб, которому профессор латыни рассказал об удивительном происшествии, высказал иное мнение.

— Уже несколько лет ученые говорят о смежных пространствах, об иных изменениях, — задумчиво сказал он. — Какая жалость, что мне не довелось оказаться на месте этого болвана Беншнейдера. Мы с вами, Вольмют, наверняка смогли бы провести наблюдения, подтверждающие эту новую научную теорию.

Господин Вольмют сохранил кусочки бутылочного стекла, пробку и часть ковра, на которую пролилась загадочная жидкость и которая все еще хранила ее странный терпкий аромат.

Именно тогда у профессора Вольмюта возникла безумная идея заняться химическими опытами с остатками бутылки и ее содержимого. Ректор Лооб охотно предоставил ему приборы из лаборатории лицея, и латинист с увлечением принялся за дело.

Надо сказать, что он отнюдь не был профаном в этих вопросах — прежде, чем заняться классической филологией, он изучал естественные науки в Боннском университете.

Первые же анализы осколков бутылочного стекла показали, что это стекло, внешне не отличавшееся от обычного, поляризовало свет совершенно неожиданным образом.

В то же время, пластмасса, из которой была сделана пробка, оказалась совершенно неизвестной науке. Она проявила исключительную устойчивость к кислотам, и только после обработки слегка разбавленной жидкостью Нордхаузена потеряла устойчивость, частично разложилась и дала кристаллический осадок после выпаривания. При исследовании образовавшегося вещества красивого зеленого цвета под микроскопом выяснилось, что эти небольшие кристаллики ромбовидной формы ведут себя более чем странно: казалось, что им присуща способность к самопроизвольному беспорядочному перемещению, которое ректор Лооб после консультаций с химиками предложил назвать «гигантским броуновским движением». Нам больше ничего не известно об опытах господина Вольмюта, если не считать того, что он обработал кусок ковра, залитый жидкостью из бутылки, раствором солей редких металлов.

После этого развитие событий резко ускорилось. Когда вечером в Сретение фрау Моншмайер пекла оладьи с салом на плите, она внезапно услышала сначала крики о помощи, доносившиеся со второго этажа, а затем ужасный вопль, в котором, казалось, не было ничего человеческого. Фрау Моншмайер была известна в городе как весьма решительная особа; ее авторитету среди соседей способствовала мощная, словно у гренадера, фигура. Она схватила подвернувшуюся под руку кочергу и взлетела вверх по лестнице, перескакивая сразу через несколько ступенек.

Комната профессора оказалась пустой. На полу валялись осколки химической посуды, над которыми клубилось легкое облачко пара или дыма.

Нигде не было видно господина Вольмюта, хотя из его трубки, лежащей на столе, к потолку поднималась тонкая струйка дыма.

Внезапно фрау Моншмайер охватило тревожное чувство; ей показалось, что рядом с ней находится нечто необычное и опасное. Она обернулась. Стены перед ней не оказалось; ее место занимало облако молочно-белого тумана, из которого выглядывало лицо. Но это было такое жуткое лицо, что… Только ад мог бы соединить в одно целое столько свирепости, ярости и ужаса.

Хозяйка размахнулась и нанесла точный удар кочергой. Чудовищное видение исчезло.

У ректора Лооба сохранилась кочерга, послужившая оружием для нашей мужественной фрау Моншмайер. Она была скручена самым невероятным образом, так что больше всего напоминала штопор.

Никто и никогда больше не видел господина Вольмюта.

В ходе последовавшего за описанными выше событиями расследования члены магистрата и их помощники, осматривавшие комнату профессора, испытали сильную тошноту, за которой последовала необъяснимая полная потеря сил. Тем не менее, все пострадавшие быстро пришли в себя за исключением доктора Бунда, у которого врачи обнаружили следы ожогов и который на длительное время потерял зрение.

По совету ректора Лооба коммунальная магистратура Хольцмюде решила сохранить эту невероятную историю в тайне, насколько это представлялось возможным. К сожалению, у Франца Беншнейдера появилась нехорошая привычка искать ссоры с торговцами-евреями. Он не единожды основательно избивал некоторых из них, как только напивался до соответствующего состояния. А когда Беншнейдер был пьян, он не умел держать язык за зубами — если бы он не пил, то вряд ли мы узнали когда-нибудь о случившемся.

Примечания

1

После полудня (лат.)

2

Счастлив обладающий (лат.)