Рэй Брэдбери - Помяните живых

И тут началась заупокойная служба.

Звуки органа, излившего последний несказанно торжественный аккорд, сменил задушевный бархатистый баритон: «Мы собрались здесь сегодня — все, кто знал и любил безвременно почившего, — чтобы почтить его память и отдать наш последний священный долг…»

— Чарли, чтоб тебя, да это же твой собственный голос! — От изумления Ричард стукнулся лбом о крышку гроба. Механические похороны — Бога ради! Органная месса и проповедь в записи — на здоровье! Но самому читать ее для себя?!

Вкрадчивый голос между тем продолжал: «Все мы, кто хорошо знал и любил покойного, оплакиваем безвременный уход в мир иной нашего дорогого…»

— Что такое? — не поверил ушам Ричард. И машинально повторил про себя: «…Оплакиваем безвременный уход в мир иной нашего дорогого… Ричарда Брейлинга».

Именно так изрек патефонный голос.

— Ричарда Брейлинга, — растерянно повторил человек в гробу. — Но ведь Ричард Брейлинг — это я!

Ошибка, простая оговорка при записи. Разумеется, братец имел в виду самого себя, Чарльза Брейлинга. Естественно! Само собой! Точно! Никаких сомнений просто быть не может!

«Покойный Ричард был замечательным человеком, — продолжал источать елей невидимый патефон. — Таких, как он, не найти в мире более…»

— Мое имя, снова!

Внезапно в гробу сделалось ужасно тесно.

Где же черти носят этого недоумка Роджерса?

Повторение имени отнюдь не простая случайность. Ричард Брейлинг. Ричарда Брейлинга. Мы с вами собрались здесь… Мы провожаем в последний путь… Мы безутешно скорбим… Таких расчудесных, как он, днем с огнем не сыскать… Мы собрались… Безвременно почил в бозе. Ричард Брейлинг. Ричард.

Зви-ирр! Щелк!

Цветы! Охапки голубых, красных, желтых гардений, георгинов, петуний и нарциссов, исторгнутые тайными пружинами, хлынули на крышку гроба.

Пьянящий аромат свежесрезанных цветов проник и внутрь. Цветы нежно похлопывали своими головками по стеклу перед изумленным взором Ричарда. Тайник в ногах казался просто неисчерпаемым — скоро был буквально похоронен под пестрым и пахучим курганом.

— Роджерс!

Церемония шла своим чередом.

«…Покойный Ричард Брейлинг отличался при жизни незаурядной эрудицией в различных областях человеческого…»

Где-то вдали снова вздохнул орган.

«…Наш незабвенный Ричард умел ценить жизнь, он смаковал ее, как некий божественный нектар…»

В борту ящика бесшумно распахнулась маленькая дверца, оттуда выползла блестящая металлическая лапка, и тонкая игла внезапно ужалила Ричарда в бок. Он болезненно вскрикнул. Прежде чем ошарашенный Брейлинг сумел нащупать и обезвредить источник боли, игла, впрыснув в тело полную дозу неведомой жидкости, юрко схоронилась в своем укрытии.

— Роджерс!!!

По телу быстро разливалась неодолимая слабость. Внезапно Ричард обнаружил, что не может повернуть голову и даже пошевелить пальцами. Ног своих он тоже больше не чувствовал.

«Ричард Брейлинг был страстным поклонником красоты. Он обожал музыку, цветы…» — сообщил голос.

Роджерс!

На сей раз звука собственного голоса Брейлинг уже не услышал — кричать теперь он мог только мысленно. Онемевший язык за парализованными губами был недвижим.

В борту отъехала еще одна панелька. Некое подобие хирургического зажима плотно охватило левое запястье, и в вену снова вонзилась игла — на этот раз уже безболезненно.

Прозрачный шланг, ведущий от иглы в недра тайника, налился багрянцем. Из Ричарда выцеживали кровь.

Где-то совсем рядом зачмокала маломощная помпа.

«…Незабвенный Ричард навсегда останется с нами — в наших глубоко и искренне скорбящих сердцах…»

Снова всхлипнул и забормотал орган.

Цветы печально кивали в такт пестрыми своими маковками. Из бортовых тайников медленно выросли шесть зажженных черных свечей, длинных и тонких, как тростинки, и пролили на цветы горючие восковые слезы.

Включился еще один насос, уже в другом борту. С трудом скосив зрачки, Ричард обнаружил, что через иглу в правом запястье тело его накачивают некоей жидкостью — по логике вещей, формалином.

Чмок, пауза, чмок, пауза, чмок, пауза…

Гроб двинулся с места.

Где-то внизу очнулся и зачихал моторчик. Потолок мастерской плавно развернулся перед глазами. Зашуршали по аппарелям роликовые опоры. Работы для носильщиков здесь не нашлось бы. Цветы дружно кивнули пестрыми головками, когда гроб выплыл на террасу под бездонную синь небес.

Чмок, пауза, чмок, пауза…

«Ричард оставит по себе лишь светлую и добрую память…»

Сладостные аккорды.

Чмок, пауза.

«Со святыми упокой…» — тихий хор.

«Брейлинг, истинный гурман и знаток…»

«О, сокровенное таинство сущего…»

Над головой ласково теребил зеленые кроны теплый ветерок. Гроб плавно и торжественно скользил по саду, мимо буйно разросшихся кустов. Церемония близилась к завершению.

«А сейчас наступает время предать прах покойного земле, да будет она ему пухом…»

Гроб по всему периметру с негромким лязгом ощетинился сверкающими лезвиями.

Лезвия стали дружно вгрызаться в дерн.

Брейлинг еще видел летящие комья земли. Гроб быстро оседал. Толчок, шелест ножей, провал, толчок, хруст, опять провал.

Чмок, пауза, чмок, пауза, чмок, пауза.

«Да соединится прах с прахом…»

Цветы кивали до ряби в глазах. Небо съеживалось черной земляной рамке. Оркестр грянул Шопена.

Последнее, что осознал Ричард Брейлинг цепенеющим сознанием, — как лезвия, исполнив свою миссию до конца, с толчком втянулись назад в Экономичное Погребальное Устройство.

«Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг…»

Пластинку заело.

Но волноваться об этом было уже некому.