Василий Жабник - Месье Бонишон и мистер Норберт

— Нынче утром, пока я чистил зубы, мне отчего-то пришла на память ваша давняя шутка про фуа-гра из нашего общего знакомого, — сообщил мистер Норберт за обедом. Месье Бонишон побледнел и едва не подавился. — Она навела меня на мысль, что мы с вами перепробовали уже практически всё, что может проглотить любознательный едок без риска заплатить за необычайный вкус собственной жизнью, но кое-что тем не менее упустили. Нам служили пищей самые разные существа, что плавают, летают, ползают и ходят — за одним-единственным исключением, ибо мы едали акульи плавники и соловьиные язычки, живое змеиное сердце и тушёные обезьяньи мозги, но вот плоти венца эволюции мы в гастрономическом смысле ещё не познали.

— Правильно ли я понимаю, что вы предлагаете нам отведать человечины? — с осторожной надеждой уточнил месье Бонишон.

— Угу, — ответил мистер Норберт, отправляя в рот очередную ложку буйабеса. — Ибо после всего, что мы отведывали, единственные достойные нашего внимания блюда могут получиться только из неё.

— А почему бы и нет, — месье Бонишон постарался скрыть свои подлинные чувства. — Однако куда же нам следует поехать за этим деликатесом? — Надежда в голосе месье Бонишона сменилась озабоченностью. — В гости к пигмеям я не хочу, ибо боязнь подцепить какую-нибудь тропическую дрянь вроде лоа-лоа наверняка отобьёт мне весь аппетит...

— Кухне африканских дикарей мы непременно воздадим должное, но как-нибудь в другой раз. — Мистер Норберт промокнул губы салфеткой и пристально посмотрел на месье Бонишона. — Вы знаете что-нибудь о лестригонах?

— Вот же странный вопрос! — отметил месье Бонишон. — Любой читатель Гомера ответит вам, что лестригонами звались великаны, которые сожрали нескольких спутников Одиссея и чуть не погубили его самого.

— Я так и думал, — кивнул мистер Норберт. — Что же, в любом старом эпосе найдётся крупица исторической правды, и некоторые сведения великого слепца о лестригонах вполне верны... Это племя действительно когда-то жило в городе Ламос, что находился в краю коротких ночей, то бишь где-то на севере, однако же рост самого высокого лестригона — их царя Антифата — лишь слегка превышал два метра.

— Всего-то? Впрочем, из него вышел бы недурной баскетболист, — скептически хмыкнул месье Бонишон. — Но если они не были такими уж гигантами, как же тогда они кидали огромные камни в одиссеевы корабли?

— С помощью метательных машин, разумеется, — пояснил мистер Норберт, — поставленных специально для того, чтобы топить опрометчиво приблизившиеся к берегу суда. Лестригоны издревле жили разбоем, причём интересовались не только грузом, но и телами погибших мореплавателей — и рабы, вылавливающие трупы, постоянно дрались друг с другом из-за своей жуткой добычи, ведь если улов оказывался скудным или его вовсе не было, в пищу шёл сам ловец.

— Значит, людоедами лестригоны всё-таки были? — обрадовался месье Бонишон.

— Да, причём не по своей воле, — вздохнул мистер Норберт, — а насколько я могу судить, из-за какого-то наследственного заболевания, вызывающего патологическую тягу к человеческой плоти. Вероятно, современная наука могла бы излечить лестригонов от антропофагии, однако врачам они показываться не спешат, вполне резонно опасаясь угодить не в больницу, а в тюрьму... Я забыл вам сказать, — добавил он, с удовольствием глядя на удивлённое лицо месье Бонишона, — что лестригоны существуют и по сей день, проживая среди нас и питаясь нами же. Причём ныне их число достаточно велико для того, чтобы ежегодно во Франции пропадали без вести сотни людей.

— И вам, конечно, удалось свести с этим племенем знакомство, — месье Бонишон недоверчиво прищурился, заподозрив наконец, что мистер Норберт его дурачит.

— Более того, — ухмыльнулся тот, сделавшись особенно похожим на хищную рыбину, — я выведал адрес подпольного заведения, где местные лестригоны предаются антропофагии, почти уже договорился с его владельцем и вот предлагаю вам нанести туда визит.

— Когда? — хрипло поинтересовался месье Бонишон, всё ещё не веря своим ушам.

— Вероятно, завтрашним же вечером, — спокойно ответил мистер Норберт. — Если только утром вы дадите мне денег, чтобы я смог оплатить и наш временный пропуск в мир людоедов, и, самое главное, нашу безопасность там.

Сумма, названная им, была столь велика, что сомнения месье Бонишона вспыхнули с новой силой. Мистер Норберт прочёл это по его лицу и нахмурился:

— Скажите, дружище, давал ли я вам за все годы нашей дружбы хоть один повод усомниться в моей честности?

— Никогда! — тотчас признал месье Бонишон.

Тем не менее весь следующий день он провёл как на иголках.

— Сбежал в свою чёртову Америку!.. — взволнованно бормотал он, поглядывая то на часы, то в окно. — Этот пройдоха наверняка уже давно планировал воротиться на родину, да только не хотел оказаться там без средств к существованию, и вот выдумал-таки, как напоследок обвести меня вокруг пальца!..

Почти ровно в полночь раздался телефонный звонок.

— Запоминайте, — усталый голос мистера Норберта трижды продиктовал адрес. — Добираться советую на такси, ибо ваша машина чересчур приметна...

Чувствуя себя персонажем шпионского фильма, месье Бонишон подчинился — и через двадцать минут чёрный автомобиль с белой коробочкой на крыше уже вёз его из пригорода в северный район Парижа, куда месье Бонишон при любых других обстоятельствах едва ли отважился бы сунуться даже при свете дня.

Мистер Норберт ждал под фонарём, в компании двух крайне подозрительных субъектов, не посчитавших нужным ни представиться, ни хотя бы поздороваться. Лицо каждого скрывала тень капюшона, отчего месье Бонишон ощутил не только беспокойство, но и досаду, ибо ему не терпелось увидеть, как же всё-таки на самом деле выглядят лестригоны — если, конечно, это были именно они.

— Дальше вы пойдёте с завязанными глазами, — уведомил его мистер Норберт, протягивая своё шёлковое кашне, — ибо мне не разрешили выдавать вам точное расположение места, куда мы направляемся.

Месье Бонишон почувствовал сильнейшее желание отказаться от предложенной авантюры и как можно скорее вернуться домой, но вновь не стал спорить и торопливо лишил себя зрения. Тотчас сильные руки ухватили месье Бонишона за бока, покрутили на месте, лишая пространственной ориентации, и повлекли в неизвестном направлении.

Месье Бонишон ощутил себя ведомым на бойню бычком. Чтобы унять нервную дрожь, он принялся было напевать под нос популярную шансонетку из папашиного репертуара, но от волнения не сумел вспомнить слова и беспомощно замолчал.